Со всей дури!
Шрифт:
– Это не обсуждается, мой генерал!
Я ужаснулась, увидев Надежду Мартыновну. Она постарела, осунулась, глаза красные, руки трясутся.
– Ванечка! – кинулась она к сыну. – Ванечка, что ж это такое делается?
Меня она не замечала.
– Мамочка, успокойся! Никуда Лидка не денется, погуляет и вернется. Она же хорошая девочка…
– Не вернется она! Как ее шалава-мать не вернулась…
– Мама, а где Анечка?
– Где ей быть? Спит уже. Не понимает, бедная, что совсем сиротой осталась.
– Мама, она что… позвонила,
– Позвонила, потаскуха! Бабуля, говорит, прости, ко мне пришла любовь, я ее так долго ждала… И я уезжаю в Казань.
– В Казань? Он что, из Казани?
– Да откуда я знаю… Но она так сказала. С работы, говорит, увольняюсь и уезжаю с ним в Казань. Люблю-умираю. Когда устроюсь в Казани, Анютку заберу. Заберет она, как же… Еще хуже своей матери, сучка, оказалась. Та хоть ее на отца, молодого парня с нестарой матерью, бросила. А тут на совсем старую бабку! У меня уж сил нет с ней справляться! С Анькой-то… Она ж вертлявая, как не знаю кто, а возраст самый дурной… Нет у меня на нее силенок уже… – Надежда Мартыновна горько разрыдалась.
– Надежда Мартыновна, дорогая, не плачьте так. Я уверена, Лида скоро вернется. А Анечку мы с Ваней пока к себе возьмем. Все будет хо…
Я не успела даже договорить слово. Надежда Мартыновна вскочила и буквально с кулаками бросилась на меня. Ваня успел ее перехватить, но она вне себя кричала:
– Убирайся отсюда! Это ты, ты во всем виновата! (Я как в воду глядела!) Ты нарочно все задумала – сама бесплодная, хочешь одним махом все заграбастать – и сына моего…
– Мама! Прекрати!
– Нет уж, я все скажу! Ты, Ваня, умеешь сучек выбирать! Она специально Лидку нашу, дуру стоеросовую, прихорошила, знала, тварь такая, что девчонка с ума спятит, а она, гадина, отца ее и доченьку к рукам приберет! Не бывать такому! Не видать тебе ни сына моего, ни девчонки, как своих ушей! Пошла отсюда вон! Гадина! Гадина! – Она топала ногами и визжала.
Но тут Ваня вдруг стукнул кулаком по столу.
– Молчать! – тихо скомандовал он.
– Вот! Вот до чего дошло! Сын на мать кулаком стучит!
– Лада, накапай ей валерьянки! На кухне в левом шкафчике найдешь!
Я метнулась на кухню. Ничего себе, попала под раздачу.
– Значит, так, мама! Если ты еще раз позволишь себе оскорблять мою жену, мою законную жену, прошу запомнить, ты меня больше не увидишь. Я буду по-прежнему тебя содержать, но…
– Ваня, Ванечка, как ты можешь?
– Могу, мама! Ты меня знаешь, я могу!
Она тихо всхлипывала.
Я поднесла ей валерьянку.
Но при виде меня она опять взвилась. Выхватила у меня из рук рюмку и швырнула на пол.
– Не буду! Ничего из твоих рук не возьму. Ваня, она меня отравить хочет! Ваня, спаси, Бога ради!
– Мама, приди в себя!
– Вызови «скорую»! – шепнула я ему.
– Зачем?
– Они сделают укол, успокоительное!
– Ваня. – Она вдруг бухнулась на колени перед ним. – Ванечка, Бога ради, не отправляй меня в психушку, Ванечка, Христом Богом прошу! Они ж там меня убьют! У этой гадины там небось все схвачено, они меня там насмерть заколют…
– Надежда Мартыновна! – ледяным голосом проговорила я. –
Успокойтесь! Я сейчас уйду.– Ты никуда не уйдешь! – произнес мой муж. – Мама сейчас успокоится…
– Ваня, поверь, я знаю, что говорю. Так вот, я сейчас уйду, вы успокоитесь, и я обещаю вам никогда впредь не переступать порога вашей квартиры.
– Лада! – загремел генерал.
– Ваня, ты останешься с мамой. Она придет в себя, вы разберетесь с вашими семейными проблемами. А завтра… Завтра будет видно!
– Да! Да! Пусть она уходит! Видеть ее не могу, – уже сбавила тон Надежда Мартыновна.
А я вышла в прихожую и надела пальто. Генерал выскочил за мной.
– Ты почему уходишь? Она старый человек, можно понять…
– Я все прекрасно понимаю. Пойми и ты – я сейчас для твоей мамы воплощаю все мировое зло. Зачем ее раздражать? Пусть очухается.
– Ты… Ты меня бросаешь?
– Не дождетесь, товарищ генерал! Просто впредь я действительно никогда не переступлю порог ее дома. У меня тоже есть гордость. И прошу тебя в дальнейшем иметь это в виду! И если тебя до утра не убедят в том, что я во всем виновата, милости прошу ко мне. Я буду у мамы.
– Лада! – как-то беспомощно воскликнул он.
А я выскочила на площадку и побежала вниз, не дожидаясь лифта. Вот так эффектно завершилось мое свадебное путешествие.
– Ладошка? – ахнула мама, открыв на мой звонок. – Что случилось? На тебе лица нет! Что-то с Иваном? Умер?
– Мама! Типун тебе на язык!
– Слава Богу! Поссорились?
– Да нет!
И я рассказала маме все, что сегодня произошло.
– Фу ты… Ну ничего, эта женщина угомонится, девушка вернется. Все еще будет прекрасно. В конце концов, свекровь не обязательно любить и быть ею любимой тоже. Свекровь – дурная кровь, классика жанра. И дело вовсе не в этой истории, поверь мне. Просто это материнская ревность, и даже не столько к тебе, а скорее к тому неведомому миру, в который попал ее сын. Непонятному, а значит, враждебному. Эта ваша свадьба… Ну как ей это понять? В этом дело… и с этим ей невозможно примириться.
– Да, наверное, ты права, мамочка. Но все равно это было ужасно! Такая концентрированная ненависть…
– Да Бог с ней, с этой несчастной женщиной. Ее можно только пожалеть. Ну а в остальном как?
– А в остальном, мама, он чудо! И знаешь, ты права. Я сейчас вспомнила, что он мне сказал – я с тобой попал в другое измерение.
– Да? И прекрасно! Он сознает это. Все у вас будет хорошо, моя девочка! Поверь своей маме.
– Мамуля, он такой чуткий… И тонкий. И удивительно восприимчивый к искусству!
– Ты успела это заметить?
– Успела, мамочка!
И я рассказала маме и про Плисецкую, и про Пастернака, и еще про китайский халат.
– С ума сойти! Понятно, он сейчас влюблен безумно, все чувства обострены…
– А еще он говорит, что классного летчика-испытателя без хорошей интуиции быть не может.
– Плохо только, что он такой ревнивый. Это очень тяжело. Но все-таки как быть с этой малышкой? Твоей Надежде Мартыновне и в самом деле трудно с ней. А девочка ходит в сад?