Соавторы

–  Что это такое?
– повторил свой вопрос Глеб Борисович.

Глафира заметила, что он снова побледнел, и испугалась, что ему станет плохо с сердцем. Сердце у Глебушки слабое, ему сильные переживания противопоказаны, доктор предупреждал, а уж такие, как сейчас…

–  Это кто-то так пошутил, Глеб Борисович, - как ни в чем не бывало пояснил Василий.
– Или напугать вас хотели. Признайтесь, вы тайный крестный отец мафиозной группировки? Или у вас есть крупные долги?

–  Чего ты мелешь?
– взвилась Глафира.
– Какая мафия? Какие долги? Глебушка, вызывай милицию, это нельзя так оставлять. Я знаю, кто это сделал, и ты знаешь, что же, им все с рук спускать? Сперва отравить хотели, теперь пугают до смерти, знают, что у тебя сердце слабое, думают, ты перепугаешься и…

Договорить она не смогла, уж очень страшные слова пришлось бы произносить.

–  Никакой милиции, - слабеющим голосом произнес Богданов.
– Глаша, где лекарство? Неси скорее.

Он обессиленно опустился в кресло, на котором еще недавно сидел Василий, и принялся массировать рукой область сердца. Глафира скинула туфли и босиком метнулась в кухню, принесла лекарство. Очнувшаяся Катерина уже открыла окно, в кабинете было свежо и холодно, и хлопотала над Богдановым, расстегивала верхние пуговицы сорочки, подсовывала ему под голову кожаную диванную подушку.

–  Глебушка, "Скорую" вызвать?

–  Не надо, мне уже лучше, сейчас пройдет… - пробормотал Глеб Борисович.

–  Тогда я милицию вызову. Пусть разберутся и всех их посадят, - заявила Глафира.

–  Не смей.

Он сказал это совсем тихо, но так, что Глафира не посмела ослушаться. Однако на помощь ей неожиданно пришел Васенька.

–  А по-моему, маэстро, вы не правы. Милицию вызвать надо, даже если это дурацкая шутка. Сначала вам стекла в машине выбили, сегодня муляж бомбы подбросили, а завтра чем вас напугают? Баба Глаша абсолютно права, вам с вашим сердцем такие розыгрыши совершенно ни к чему.

–  Вот, Глебушка, слушай, что Вася говорит, - тут же подхватила Глафира, радуясь, что любимчик ее Васечка так удачно про стекла-то вспомнил, она бы сама не догадалась; про скисший суп помнила, а стекла как-то из виду выпустила, а ведь похоже, что правда, одних рук это дело.
– Ладно меня, старую, не слушаешь, но он-то молодой, так хоть его послушай.

Она, честно признаться, надеялась, что к ним присоединится и Катерина, тогда втроем они бы Глеба уговорили, уломали бы. Хотя нет, пожалуй, это не помогло бы, Глебушкино упрямство ей хорошо известно еще с детства, коль вбил что-то себе в голову - пиши пропало. У кого-то из классиков она когда-то прочитала замечательные слова: "Мужик что бык: втемяшится в башку какая блажь - колом ее оттудова не вытешешь…" Что-то в таком роде. У Некрасова, что ли… Точь-в-точь про Глебушку написано, словно его портрет. Нет, не добьется от него Глафира никакой милиции.

–  Я сказал: никакой милиции, - еще тверже повторил Богданов, будто подслушав ее мысли.
– Инцидент исчерпан. Глаша, выброси эту гадость на помойку, и больше чтобы я не слышал ни слова ни про бомбу, ни про милицию.

–  А я все-таки позвоню, - Вася, оказывается, был упрям не меньше Глебушки.

–  Не сметь! В моем доме никто, кроме меня, распоряжаться никогда не будет. Ты понял, сосунок?

–  Понял, - спокойно ответил Вася, пожимая плечами.
– Как хотите, воля ваша. Только имейте в виду, Глеб Борисович, такие шутки просто так не шутят. И мне эти приключения не нужны. Сегодня просто муляж, а завтра будет настоящая бомба. Хорошо, если вы в это время будете дома один, ваши проблемы - вам и помирать.

А если здесь еще и баба Глаша будет? И мы с Катрин?

Нам-то за что страдать, а?

–  Вася, попридержи язык, - строго сказала Катерина, неодобрительно глядя на него.
– Ты вообще думаешь, что говоришь?

Глафира Митрофановна так и не поняла, почему Катерина не присоединилась к требованиям вызвать милицию. Но факт есть факт: она не только не присоединилась, но вообще мало говорила, впрочем, как всегда, когда дело не касалось непосредственно книги, которую они пишут. Глафира с Васей упорствовали еще минут пятнадцать, пока не поняли всю безнадежность своих попыток. Глеб Борисович неуклонно стоял на своем: о происшествии немедленно забыть, сумку вместе со всем содержимым вынести из дома и выбросить в контейнер для мусора и больше к этой теме не возвращаться.

Василий в конце концов сдался под давлением авторитета хозяина дома. Глафира Митрофановна отступилась потому, что знала, в чем дело. Но вот почему промолчала Катерина, так и осталось для нее загадкой.

***

Андрей Чеботаев позвонил из Новосибирска рано утром, впрочем, за Уралом в это время было не так уж рано.

–  Настасья Пална, тут очень хорошо помнят семью Щеткиных, так что легенды и сплетни обеспечены. Семейка та еще!

–  Родственников нашел?

–  Ни одного. Зато соседей, сослуживцев, одноклассников и однокурсников навалом. И все горят желанием поделиться воспоминаниями.

–  Это все хорошо, а что с роддомом?
– нетерпеливо спросила Настя.
– Ты выяснил насчет сестры-близнеца?

–  В архивы меня пустят только в понедельник, но люди, с которыми я успел поговорить, в один голос утверждают, что никакой сестры не было, Леночка была единственным ребенком. Правда, у нас в роддомах всякое случается, могли при родах второго ребенка забрать, а матери сказать, что умер, прецеденты были.

Были, это точно. Настя сама с таким сталкивалась.

–  Хорошо, Андрюша, давай там побыстрее, ладно?

У нас тут все стоит, информации не хватает.

–  Что-нибудь одно, или побыстрее, или информации побольше, - отшутился Чеботаев.

–  И то и другое, как в шампуне "Хэд энд Шоулдерс", два в одном, - отпарировала она.
– Целую страстно, до связи. Если что - я сегодня в конторе, звони туда.

Наспех позавтракав, она поцеловала мужа, натянула куртку и, застегивая "молнию" с болтающейся на язычке металлической буквой В - символом известной фирмы "Богнер", - снова вспомнила одежду, найденную в квартире Елены Щеткиной. Два комплекта вещей. Два разных человека. Или две личины одного? Почему? Психоз и раздвоение личности? Или двойная жизнь, двойное дно?

–  Ты чего?
– вывел ее из задумчивости голос Алексея.

–  А что?
– не поняла Настя.

–  Стоишь одетая, руки в карманы, глаза внутрь. Уходишь или передумала?

–  Ухожу, Леш. Задумалась. Все, пошла.

–  Погоди, - остановил ее Чистяков.
– Вот возьми, ты забыла.

Он протянул ей свой вчерашний подарок - деревянного морщинистого старичка-странника.

–  Поставь на столе на работе и смотри на него. Будешь уходить - положи в сумку. В общем, чтобы он все время был с тобой.

–  Зачем?

–  Так надо, - строго сказал Леша, и она покорно кивнула и сунула старичка в карман.

Надо так надо. Лешка умный, ему виднее.

Перед отъездом в Новосибирск Чеботаев забрал у Егора Витальевича Сафронова всю печатную и бумажную продукцию, которую после свадьбы перевезла из своей квартиры его жена. Две картонные коробки, набитые книгами, газетами и журналами, стояли теперь у Насти в кабинете и ждали своего часа. Как раз ими она и собиралась сегодня заняться.

На работе она первым делом сделала себе кофе, поставила на стол рядом с телефонным аппаратом Лешкин подарок, который сегодня показался ей еще более отвратительным, чем вчера, и села, задумчиво глядя на коробки. В каком порядке действовать? Вынимать по очереди книгу или журнал, просматривать… и что? Что она собирается в них искать? Откровения, записанные карандашом на полях? Ерунда. Подчеркнутые или помеченные маркером отрывки, свидетельствующие о… о чем? Только о том, что в момент прочтения информация была интересна Елене. Впрочем, из этого тоже можно сделать какие-то выводы.