Собачья работа

– Ox! – от неожиданности выдохнул Леха, замер на секунду и без подготовки вторгся в податливую плоть. – Ох ты! – и погнал резкими толчками, вздергивая легкое тело на себя, покрикивая от избытка чувств.

Дверь душевой скрипнула – в мир Лехиной похоти вновь вторглось надсадное сопение любопытствующего горбуна.

– Убью! – прорычал Леха, несколькими мощными толчками завершая процесс. – Убью-юууу!!! Пшел вон!

Опустив предмет реализованного вожделения на пол, Леха немного постоял под душем, приходя в себя. Сопение исчезло вместе со слюнявой рожей горбуна, «сударыня» безучастно стояла рядом, стирая свои трусики и не глядя на голого мужика, словно он являлся привычной составной частью ее безрадостного существования.

– Ну, все, – недовольно буркнул Леха, выпроваживая даму из душевой. – Помылась, постиралась, мужика получила – свободна. Никита – на место ее!

Шлепанье босых ног удалилось в конец коридора. Выключив душ, Леха, не вытираясь, облачился в штаны, закурил и присел на корточки у двери душевой, размышляя о сущности бытия…

В подвале кожвендиспансера располагался импровизированный сборный пункт, где содержались отловленные накануне дамочки, предназначенные для перепродажи в иноземное агентство сомнительной направленности, которое специализировалось на поставках живых игрушек для состоятельных клиентов. Данное предприятие принадлежало небезызвестному Кошелю и являлось одной из весьма доходных частей его многопрофильного преступного промысла. Все лица мужеска пола, находящиеся в данный момент в подвале, являлись соучастниками деяния, предусмотренного ст. 126 (ч.З) УК РФ «Похищение человека», и вполне могли рассчитывать на значительные сроки в том случае, если бы их деятельность стала объектом пристального внимания правоохранительных органов. Но они не рассчитывали. Авторитет Вора являлся надежной защитой от различных неприятностей, связанных с законами, предприятие было организовано вдумчиво и планово, с учетом всех особенностей и специфики нашего криминального времени. Кроме того, все четверо о таких понятиях, как «зона» или «СИЗО», имели самое отдаленное представление: блондин Леха, его помощник Шура, пожилой Алексаныч, а также горбун Никита никогда не привлекались к уголовной ответственности. Алексаныч являлся заведующим кожвендиспансера, Леха и Шура числились в оном диспансере санитарами, а горбун Никита взят был из разорившегося интерната для умственно отсталых, отмыт, накормлен и приставлен к делу.

Горбун жил в «сборном пункте» неотлучно: ютился в той самой комнатухе, где сейчас играли в карты особи с более развитым интеллектом, ревностно следил за пленницами и никого не пускал в подвал – кроме Алексаныча, начальника охраны Лехи и троих его помощников, в обязанность которых входило в течение суток дежурить с Никитой на предмет внезапного осложнения обстановки и помогать Лехе с Алексанычем во время «рейдов».

Механизм транспортировки претенденток за рубеж никого из вышеперечисленных не волновал: раз в две недели приезжал специально оборудованный фургон, закамуфлированный под рефрижератор, забирал все, что удалось отловить за это время, и увозил черт знает куда. А отловить удавалось не так уж и много: пять-шесть единиц при самом благоприятном стечении обстоятельств. Дело в том, что существовали жесткие критерии отбора претенденток, нарушение которых сурово каралось работодателями. Нет, никого не били по голове, не покушались на мужское достоинство (а многие продвинутые товарищи считают, что в воровской среде непокорных наказывают исключительно таким вот образом), даже не ругали, как это принято на наших российских предприятиях. Если «товар» не соответствовал кондициям, работодатель просто ничего не платил: получалось, что две недели они вкалывали за красивые глазки. Просто и доходчиво. Однако такие промашки случались крайне редко: работодатель знал, кого нанимать на службу. Леха и его трое помощников в недалеком прошлом являлись врачами Белогорской психиатрической больницы, которую ловкие отцы города под эгидой тотального кризиса благополучно упразднили до рядового отделения областной больницы имени Павлова. Умение разбираться в людях было составной частью их прежней работы, которая приносила нищенский доход: на нынешнем поприще они использовали это умение в полном объеме, поскольку получали за профессионализм весьма приличные деньги.

Требования, предъявляемые к «товару», были просты и незатейливы. Безусловная внешняя привлекательность. Определенный опыт в сексуальной сфере и наличие соответствующего психотипа, позволяющего «товару» быстро адаптироваться в нетипичных условиях, – не было смысла отлавливать недотрог, которые, очнувшись после ударной дозы хлороформа, мгновенно вскрыли бы себе вены от безысходной тоски по маме с папой. Независимость и даже некоторая «ненужность»: крайне желательно, чтобы пропавшую дамочку с первой же минуты отсутствия не бросились искать все правоохранительные органы, влиятельные родственники и могущественные покровители. Вот, собственно, и все.

Вышепоименованные требования диктовали стиль работы: прежде чем осуществить экстракцию объекта из общественного уклада, этот объект следовало тщательно изучить и подготовить почву для безболезненного перевода в новое качество. А еще объект необходимо было всячески запугивать и «мариновать» в невыносимых условиях – дабы любое последующее улучшение режима воспринималось как счастливое избавление от ненавистного плена и служило стимулом для хорошего поведения. Последнее требование персонал «сборного пункта» игнорировал как маразматическую крайность: несмотря на всю преступность своей деятельности, бывшие психиатры садистами не были, напротив, в повседневной жизни слыли покладистыми и добрыми мужиками, добропорядочными отцами семейств. Плетка, наручники и пара резиновых палок невостребованно висели в комнатушке Никиты – для поддержания относительного порядка в камерах подвала вполне хватало ежесуточной дозы аминазина, по два кубика которого Алексаныч педантично вводил всем без исключения пленницам ровно в 22.00. Инъекции производились вечером вовсе не из-за склонности прекрасных дам буйствовать в ночное время. Дело в том, что слабоумный горбун Никита после указанного срока оставался в подвале один на один с женщинами до самого утра, остальные члены «психбригады» отправлялись на охоту…

Покурив, Леха присоединился к вспотевшим картежникам, которые не замедлили перекинуться оживленными репликами по поводу отсутствия начальника охраны. Беспорядочные половые связи с временными обитательницами подвала были еще одним нарушением режима: работодатель такие штуки не приветствовал, поскольку прозорливо предполагал, что мужик без патологии, украдкой вкусив совместно с дамой большущую порцию плотского восторга, не сможет в последующем истязать эту даму и оказывать на нее психологическое давление. Он становится как бы соучастником непотребного акта ослушания, сочувствующим, сострадающим… Одним словом, выпадает из режима функционирования. А душ – это вообще из ряда вон. Объект должен как можно дольше купаться в собственном поту, ощущать запах своего немытого тела, полную зависимость и ничтожество – дабы потом любые послабления показались райской благодатью…

– А если они всем гамузом попросятся в душ? – в очередной раз обчистив до нитки незадачливых игроков, поинтересовался Алексаныч, поглядывая на часы – приближалось время введения вечерней дозы. – Ты их всех сразу будешь обслуживать?

– Я просто отступлю от принципа, – скромно признался Леха. – Пусть себе моются – жалко, что ли? На всех меня не хватит. Шура вон вообще систематически игнорирует мой принцип – за так в душ выпускает.

– Ясно с вами, сатрапы херовы, – благодушно буркнул Алексаныч, складируя листок с проигранными записями в карман и вставая. Существующее положение дел его вполне устраивало, поскольку парнями можно было легко управлять, шантажируя перспективой «сдачи» Вору. – Собирайтесь давайте. Сейчас уколю попки, и поедем работать…

…Часами By никогда не пользовался. В жизни корейца не было минут и иных временных единиц, принятых в международной системе измерений. Еще в молодости, когда нужно было рано утром идти на работу, он, перед тем как погрузиться в царство Морфея, ставил себе задачу: проснуться вовремя. Что значит это самое «вовремя» – если бы его кто спросил, – By ни за что бы не ответил, однако действительно просыпался вовремя и ни разу никуда не опоздал.

Проснувшись перед рассветом, By стряхнул оцепенение дремоты, зябко поежился и, кряхтя – опять начали ныть колени, скоро будет смена погоды, – выбрался из колодца. Смотал сеть, бросил на тележку и побрел по заранее намеченному маршруту, осторожно ступая с носка на пятку – в темноте недолго угодить во что-нибудь нехорошее, а то и просто мерзопакостное, таких штуковин по просторам пустошей разбросано видимо-невидимо.

Со стороны фармацевтического комбината раздался негромкий хлопок. By остановился, обернулся, ощущая, как со дна пустого желудка поднимается предчувствие чего-то скверного. Световое пятно, которое испускал периметр комбината, исчезло.

– Проклятая белая тварь, – ругнулся By, ускоряя шаг. – Ты меня без обеда решила оставить?

Выбравшись на грунтовку, By ускорил шаг – нужно было успеть к развалинам противочумной станции, к которым, по его предположениям, с наступлением рассвета должна была откочевать довольно крупная стая лохматых завтраков. Хлопок и последующая темнота на комбинате By не понравились: такие штуковины ни с того ни с сего не случаются. Следовало ожидать, что очень скоро в той стороне начнется хаотичная миграция неловких белых мужиков и беспорядочная стрельба. Осторожные псы промзоны прекрасно знают, что выстрелы несут в себе смертельную опасность: многие поколения волчьих потомков, волею случая покинувших цивилизованное общество, это самое общество пыталось неоднократно истребить огнестрельным способом. Если стрельба не будет локализована в определенном месте, а начнет перемещаться по промзоне, псы организованно снимутся и на некоторое время откочуют подальше – попробуй тогда поймай их!

Предположения By сбылись минут десять спустя: со стороны комбината раздались хорошо различимые автоматные очереди. Кореец остановился и с тоской оглянулся.

– Проклятая белая тварь! – сквозь зубы прошипел он. – Чтоб твои волосы проросли внутрь! Чтоб твои ноги срослись в коленях! Ах ты, желтая черепаха…

Стрельба стихла. Вскоре оттуда донесся слабо слышимый звук многих моторов. Для By все было ясно: белая вредная тварь что-то взорвала на комбинате, что-то сперла и удрала. По ней стреляли, не попали, теперь пустились в погоню. Кореец прислушался – судя по удаляющемуся в сторону трассы звуку моторов, кавалькада к противочумке не поедет. By облегченно вздохнул и затрусил дальше. Стреляли недолго, далеко: если эти, которые гонятся, выедут на трассу и в промзону не вернутся, опасаться нечего – псы останутся на месте. Хотя такое дурное начало ничего хорошего не предвещает. Вредная белая баба долго шастала по пустошам. Она хорошо изучила местность и расположение объектов, может спрятаться так, что никто не найдет. Тогда эти, которые догоняют, будут ее искать. Вполне возможно, что к рассвету промзона будет кишмя кишеть вооруженными людьми, которые имеют обыкновение стрелять во все, что движется. Плохо, очень плохо. Чтоб у этих проклятых белых дармоедов все срослось – не только коленки!

Спустя полчаса, когда до заветной противочумки осталось не более двух километров ходьбы, сзади послышалось едва различимое гудение мотора. By вздрогнул, напрягся и, свернув с дороги, под прямым углом побежал к черневшим неподалеку кустам, волоча за собой подпрыгивавшую на ухабах тележку. Вредная белая баба обманула преследователей. Что она там сделала, черт его знает, но встречаться с ней не стоит – жизнь такого ничтожества, как он, By, для белых ничего не стоит. Для таких белых.

Вскоре мимо прошелестела машина – двигатель работал чуть слышно, сразу чувствуется, что побывал в руках опытных мастеров. Вне всякого сомнения, это была давешняя белая баба – By мгновенно распознал знакомый звук мотора. Машина проехала мимо кустов, в которых спрятался кореец, шум начал удаляться – By уже встал было и собрался выбираться на дорогу… В этот момент послышался взвизг буксующих шин, двигатель взревел громче, чем положено, затем раздался глухой удар и характерный звук – как будто кто-то с размаху опустил кувалду в тазик с битым стеклом.