Собака и Волк
Шрифт:
— Конечно! — Кэдок на радостях обнял Грациллония. — Благодарю вас!
Грациллоний слегка улыбнулся:
— Хорошо бы твоя благодарность не испарилась после первой же экспедиции.
— Нет, этого не произойдет. А когда я стану встречаться с этими отсталыми лесными племенами, то принесу им Слово.
— Что?
— Благую весть. Расскажу им о Христе. Н-не то чтобы я считал себя апостолом или чем-то в этом роде. Я недостоин, но если Богу будет угодно, то открою путь тем, кто достоин.
— Гм… — Грациллоний нахмурился, пожал плечами и
— О нет, этого я не допущу. — Кэдок так и сиял. — Ведь мне нужно заботиться о Юлии и о наших детях. Ваших внуках, сэр. — Он заметил, как лицо Грациллония вдруг застыло, и воскликнул: — Прошу прощения. Я н-не хотел причинить вам боль. То, что случилось, — трагедия.
— Не совсем так, — коротко возразил Грациллоний. — Садись. Расскажу тебе подробнее, чего я от тебя ожидаю.
Летний полдень был теплым и ясным. Над полями с созревающей пшеницей плыли лесные ароматы. В высоком небе заливался жаворонок. Другие птицы тоже пели свои песни, но уже поближе к земле. От Аквилона, через восточные ворота, весело переговариваясь, шел народ. Они возвращались из церкви, где состоялись служба и исповедь. Грациллоний, присоединившись к ним, вошел в город. Это был радостный день. Апулей пригласил его на праздничный банкет по случаю свадьбы Юлии и Кэдока. Дочь позаботилась о нем напоследок: выстирала и отбелила трубочной глиной его тунику, починила плащ и привела в порядок лучшие его сандалии: постаралась, чтобы отец выглядел наилучшим образом.
Горожане почтительно его приветствовали и уступали дорогу, однако иногда ненароком толкали его. Проходя мимо церкви, почувствовал, что кто-то его подтолкнул, но не обратил на это внимания, пока его не взяли за руку. Обернувшись, увидел, что это Руна. Она была в темно-зеленом платье, выгодно подчеркивавшем белую кожу и волосы цвета вороньего крыла.
— О, привет, — сказал он.
— Привет, — она улыбнулась. — Вам должно быть стыдно. Вы не присутствовали на венчании.
— Но ведь я не христианин.
— Да ведь и я не христианка. Вы могли бы посмотреть, пока не началось таинство.
Он втайне удивился тому, что она оставалась возле церкви, когда служба уже закончилась. Чувствуя некоторую неловкость, объяснил:
— Я подумал, что лучше не напоминать дочери лишний раз в этот счастливый для нее день, что я не христианин. Она только расстроится.
— И все же на пир вы идете.
— Это уже другое дело. Вы тоже идете?
Она кивнула. Солнечный луч заиграл на черепаховом гребне, скреплявшем затейливую прическу. Он невольно обратил внимание на лебединую шею, пожалуй, лучшую черту в ее облике.
— Сенатор любезно пригласил меня. Ему нравится работа, которую я для него делаю.
Он не знал, как продолжить разговор.
— По правде сказать, работа эта утомляет, — продолжила она, выводя его из затруднительного положения. — Когда она закончится… может, замолвите за меня словечко. Я знаю, что
смогу вызвать у него интерес. И все же он может и не осмелиться поддержать мое предложение. Городская казна и так несет сейчас большие расходы.Грациллоний проявил сочувствие. Он не представлял себе более унылой работы, чем переписывание книг.
— А что вы предлагаете?
— Историю Иса, от начала основания города до самого ее конца. Об этом необходимо помнить. И о великолепии города, и о великих его свершениях.
Перед его мысленным взором вдруг с необычайной ясностью предстала девушка, певшая под луной:
Я помню Ис, хоть там и не была я.— Разве я не права? — прорвалась в его молчание Руна.
Он вышел из оцепенения.
— Да. Такая работа будет вам интересна.
— Мы можем надеяться на одобрение епископа. Возможно, он и сам захочет принять участие. Падение гордого города содержит в себе мощный моральный урок. — Она почувствовала его неудовольствие и поспешила добавить: — Но больше всего мне хочется, чтобы то, что мы любили, жило в памяти людей. Хочу спасти наших любимых от забвения.
— Замысел грандиозный.
— На это уйдут годы. Сначала я должна поговорить с каждым оставшимся в живых жителем Иса. С теми, кто помнит. Пока они живы. Прежде всего хочу говорить с вами, Грациллоний. Хотя и молю Бога о том, чтобы вы как можно дольше нас защищали.
Он поморщился:
— Говорить об этом… тяжело.
— Но ведь у вас долг перед Исом, перед королевами, детьми, друзьями, перед их памятью. Я буду действовать очень осторожно и постепенно.
Он вздохнул, посмотрел перед собой и сказал:
— Сначала нужно получить согласие Апулея.
— В этом вы должны мне помочь. Ведь мы с вами уже работали, вы и я. Можем и опять работать вместе. Скажите же, что согласны.
Грациллоний кивнул:
— Ладно. Но прежде дождемся удобного момента.
— Разумеется. К тому времени, может быть, и ваши раны затянутся, Грациллоний, — тихонько сказала она, — не все же время вам тосковать. Вам еще жить да жить.
— У меня есть работа.
— Но вам нужно и счастье. — Она чуть крепче сжала его руку…
Они подошли к дому трибуна. Над стройными ногами взметнулись белые юбки, и, забыв о приличиях, на порог выскочила Верания.
— О, вы здесь! — воскликнула она. — Я уже начала бояться, что вы заболели или что-то случилось.
— Но твой отец сказал мне прийти в полдень, — улыбнулся он. В груди слегка оттаяло.
Девушка покраснела.
— Просто я так долго вас не видела.
Сконфузившись, что сболтнула лишнее, стояла на ступенях, загораживая ему проход.
— Я был занят, — сказал он. — Сегодня…
— Вас ждут хозяин и хозяйка, — сказала Руна и, крепко взяв его под руку, повела в дом.
Глава десятая