Собака Кантерсельфа

Темнохуд сам в свое время продавил Петровича в администрации, уверенный, что будет лепить из него как из пластилина. В принципе угадал, только материал оказался несколько не совсем пластилин, хотя довольно похожий, но с более сильным запашком. Вся соль была в том, что далее Кривохижина команды Темнохуда не проходили, его никто не слушал. Мэр кивал, говорил "Есть!", щелкал каблуками, а потом мирно спал на заседаниях, на которых его открыто игнорировали. Какое может быть напряжение поля у такого с позволения сказать мэра. Только зона отчуждения, наподобие той, что в тюрьмах отгораживают койки нормальных зеков от педиков.

Самого себя в системе координат Темнохуд представлял полуутопшим в глубокой гравитационной яме, со сходящимся с чудовищной плотностью искривленными линиями.

Вот такой интеграл Гаусса по кривой поверхности.

Впервые с Темнохудом случилось такое, что он не знал, как разрядить обстановку.

Что бы он ни делал, давление лишь возрастало, и он все глубже оседал в придуманном самим энергетическом поле подобно "Титанику". С ним такого не было никогда. Ни когда он в открыто криминально среде сделал свой первый миллион. Ни когда он не успел договориться с генеральным прокурором, и тот перед телекамерами публично поклялся посадить его. Даже тогда он особо не переживал, надавил нужные кнопки, переоформил пару счетов со многими нулями на кого надо и генерального заменил. Он всегда знал, что делать. Всегда, но не сейчас.

Едва дождавшись приезда полконика Ребрия из аэропорта, он направился к нему.

Пройдя по лесу, остановился у здания на отшибе. Из трубы валил дым. Темнохуд постучал.

– Не заперто! – крикнул полковник.

Он толкнул дверь, поморщившись от выдавившегося изнутри амбре. Пахло блевотой и спиртом.

– Шлюх нет? – брезгливо поинтересовался Темнохуд.

– Баб я запер по отдельности, – ответил Ребрий. – Лижутся они, я этого не люблю.

– Встретил представителя? Что ты по этому поводу думаешь? – Темнохуд присел на деревянную пахнущую сосной скамью. Рядом на столе оказалось соблазнительное соседство полной запотевшей рюмки.

– Я солдат и никогда не жду от проверки ничего хорошего.

– Думаешь, обычная проверка?

– Обычная или необычная – какая теперь разница? У меня контракт еще на месяц.

Отслужу и уйду.

– Ты серьезно? Будешь жить на пенсию? На баб твоих не хватит. Со скуки сдохнешь.

Ты же здесь король!

– Нет, король ты. Был.

– Не рано ты меня хоронишь? Ты же знаешь, я сам вылезу из любой передряги и тебя всегда вытащу.

– Я уж сам как-нибудь о себе позабочусь, – Ребрий тяжело посмотрел на него, и Темнохуд отвел взгляд.

Муссировался слух, что на самой заре карьеры взвод полковника, тогда еще лейтенанта, зажала в горах крупная банда сумитов. Сумы были здоровые, спецназ, бошки резали одним чиком. Они бы конечно Никитоса заколбасили, если бы один из солдат – погодков молоденького лейтенанта не сказал:

– А ты ведь трус, летеха. Ссышь, когда страшно.

И тогда в голове Никитоса что-то переклинило, и он пошел на сумитов с пистолетом, в котором не оставалось ни одного патрона, но в рукояти магазином был зажат 12-сантиметровый гвоздь. Дальнейшее история умалчивает, но свою звезду Ребрий из Суметии привез.

– Признайся, Алик, кому ты дорогу перешел? – спросил Ребрий. – Только честно. Я пока не кончится контракт, не убегу, а кончится, все равно уйду, меня танковым тросом не удержишь. Так кому?

– С чего ты так решил, что я кому-то дорогу перешел? – недовольно скривился Темнохуд.

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Хоть я и простой солдат, но даже я это знаю. Но на твой вопрос я отвечу, – полковник пальцем дотянулся до бугрящегося кармана. – Что у тебя там? Только не говори, что баксы. Там у тебя колеса. Целые упаковки таблеток и порошков. А еще я знаю, что ты принимаешь ванночки в машине.

И на руке у тебя круглосуточно тонометр. С каких пор ты так обеспокоился здоровьем? Кто тебя так напугал? Ты таким не был.

– Я постарел.

– После Алги-17 ты стал очень мнительным. Ты сказал, что это трамплин для нас, но не предупредил, что прыгать придется в пропасть.

Больших трудов капитану порта и олигарху стоило сохранить спокойствие.

– Не понимаю, чего ты вспомнил былое? – проговорил он. – С Алгой-17 не получился бизнес, вот и все.

– Похоже, очень сильно не получился, – заметил Ребрий. – У тебя остался единственный шанс сохранить наше деловое партнерство, но для этого ты должен сказать мне, кто на тебя наехал. Я же вижу, как ты мандражируешь. Кого ты так боишься, до соленых брызг? Грубо говоря, я не чувствую миллиардов за твоими плечами. Сейчас там парашютный ранец, а самого парашюта уже нет. Ты не боялся никаких историй, потому что сам делал историю. Что с тобой случилось?

Может, хотя бы ему рассказать про Живого, подумал Темнохуд. С замиранием сердца он прислушался, не завибрирует ли в кармане мобильник. Нет, нельзя. С этим только умирать, не так болезненно.

– Я докатился до того, что не понимаю, кем я командую, – продолжал полковник. – Где их набирают? У них странные послужные списки, и сами они в высшей степени подозрительные типы.

– Они тебя чем-то не устраивают? – невзначай спросил капитан порта.

– В физическом отношении у меня еще никогда не было столь подготовленных бойцов.

Я для поддержания формы устраиваю спарринги с каждым новым набором. Мне все труднее справляться с ними.

– Так чем ты недоволен?

– Я у них не единственный командир.

– Что за ерунда? Они что, не выполняют твоих команд?

– Пока выполняют, но все это до поры до времени. Я словно в окружении волкодавов, они пока спокойны, но стоит настоящему хозяину указать на меня, как они кинутся кучей и разорвут в клочья. Мы схожи с тобой, капитан, – усмехнулся полковник. – За тобой нет твоих миллиардов, за мной – моего отряда. Скажи откровенно, у тебя был компаньон, которого ты кинул на миллиард?

– Что за ерунду ты городишь? Какой компаньон? В бизнесе того уровня, которым занимаюсь я, нет ни конкурентов, ни компаньонов, каждый занимается своим сектором макроэкономики.

– Тогда скажи, кого ты боишься, и кого должен бояться я. Мне нужно всего лишь имя. Назови его. Ты должен понять, что своим упорным молчанием ты губишь нас обоих, а надо действовать. Еще немного и будет поздно, поступит команда "фас!" и нас утопят в собственном кале.

Темнохуд поймал себя на том, что истерически сжимает мобильник сквозь ткань пиджака. Только бы Живой не пронюхал, билась единственная мысль.

– Я думаю, хотят взять реванш те, кого я выбросил из порта как вшивых котят, – неубедительно соврал Темнохуд.

Ребрий с укоризной покачал головой.

– Значит, не хочешь сказать правду старому другу? – он вскидывает головой как боевой конь, сбросивший путы. – И нехай с ним! Не хочешь говорить и не надо. Мне бы только месяц до дембеля продержаться! За это надо выпить!

Они выпивают, на этот раз Темнохуд не выделывается.

– Плохо пошла! – щурится, выдавливая слезу, Ребрий. – Когда водка плохо идет, тост не сбывается. Примета такая. Мне мое сердце вещует, этот месяц до дембеля мне коротким не покажется. Зря ты мне, Алик, правду не сказал.