Собака семьи Баскервилль

– И вы, образованный человек, учёный, верите в сверхъестественные явления?

– Я уже не знаю, что и подумать.

Холмс пожал плечами.

– До сих пор я имел дело с земными явлениями, – сказал он. – В меру моих скромных сил я боролся со злом, но победить самого отца Зла было бы, возможно, слишком далеко идущей задачей. Пока же вам придётся исходить из того, что следы на земле были вполне материальны.

– Собака из легенды тоже была вполне материальна для того, чтобы схватить человека за глотку, но её сущность была явно дьявольской.

– Я вижу, вы совсем перешли на сторону сверхъестественных явлений. Но скажите, доктор Мортимер, если так, то зачем вы вообще обратились ко мне? Вы говорите, что причины смерти сэра Чарльза понять невозможно, и одновременно надеетесь на то, что я их пойму.

– Я не говорил, что надеюсь на это.

– Тогда чем же я могу помочь вам?

– Советом, что мне делать с сэром Генри Баскервиллем, который приедет на вокзал «Ватерлоо», – д-р Мортимер посмотрел на часы. – Ровно через час с четвертью.

– Он наследует состояние?

– Да. После смерти сэра Чарльза мы послали запрос относительно этого молодого джентльмена и обнаружили, что он занимается земледелием в Канаде. Из референций, которые нам были представлены, следует, что это отличный человек во всех отношениях. Я говорю теперь не как врач, но как доверенное лицо и душеприказчик сэра Чарльза.

– Могу предположить, что других претендентов нет?

– Нет. Единственный родственник сэра Чарльза, которого мы смогли обнаружить, был самым младшим из трёх братьев, старшим был сэр Чарльз. Второй брат, который умер в молодости, это отец того парня по имени Генри, который должен приехать. Третий, Роджер, был белой вороной в их семействе. Он сильно возмущал своим поведением старого и очень властного Баскервилля и был, как мне говорили, чрезвычайно похож на фамильный портрет старика Хьюго. В Англии было трудновато мириться с его поведением, поэтому он бежал в Центральную Америку и умер там в 1876 году от жёлтой лихорадки. Генри – последний из Баскервиллей. Через один час и пять минут я должен встретить его на вокзале «Ватерлоо». Я получил телеграмму, что сегодня утром он прибыл в Саутгемптон. Теперь, мистер Холмс, мне нужен совет, как поступить с ним?

– А почему бы ему не поехать прямо в своё родовое поместье?

– Это было бы вполне естественно, не так ли? Но ведь всех представителей семьи Баскервиллей именно там преследует злой рок. Я уверен, что если бы сэр Чарльз мог поговорить со мной перед смертью, то он предупредил бы меня о том, что последнему отпрыску старинного рода и наследнику большого состояния ни в коем случае нельзя приезжать в эти зловещие места. Но ведь невозможно отрицать и того факта, что благосостояние этой бедной и мрачной округи зависит от его присутствия. И все добрые дела, которые совершил сэр Чарльз, пойдут прахом, если Баскервилль-Холл останется без хозяина. Смею предположить, что я буду слишком сильно волноваться в связи с очевидным наличием у меня своего собственного интереса в данном вопросе, вот почему я и прошу совета у вас.

Холмс ненадолго погрузился в размышления.

– Называя вещи своими именами, – сказал он, – вы считаете, что сам дьявол открыл у вас своё представительство, и это делает Дартмур небезопасным местом для пребывания Баскервиллей?

– По крайней мере, вся суть нашей беседы сводится к тому, что некоторые подтверждения этого в наличии есть .

– Несомненно. Но, если ваша теория верна, то несчастье может случиться с молодым человеком в Лондоне с той же лёгкостью, что и в Девоншире. Факт наличия дьявола с ограниченными силами в рамках своего, так сказать, прихода, – это будет уже совершенно непредставимо.

– Вы были бы настроены не так глумливо, мистер Холмс, если бы сами столкнулись с этими вещами. Вы считаете, насколько я понял, что молодой человек будет находиться в Девоншире в такой же безопасности, что и в Лондоне. Он приезжает через пятьдесят минут. Итак, ваш совет?

– Я советую, сэр, взять кэб ²⁶, позвать вашего спаниеля, который скребётся у моей входной двери, и проследовать на вокзал «Ватерлоо» для встречи сэра Генри Баскервилля.

– А потом?

– А потом вы ничего ему не говорите до тех пор, пока я всё не обдумаю.

– А сколько времени понадобится вам на обдумывание?

– Двадцать четыре часа. Завтра, в десять часов, доктор Мортимер, я буду очень обязан вам, если вы позвоните в мою дверь, и я смогу составить планы на ближайшее будущее, а также, если вы привезёте с собой сэра Генри Баскервилля.

– Я так и сделаю, мистер Холмс. – Он торопливо записал, чтобы не забыть, время встречи у себя манжете и поспешил к выходу своей немного странной походкой рассеянного человека. Холмс остановил его возле ступенек.

– Ещё только один вопрос, доктор Мортимер. Вы сказали, что до сэра Чарльза ещё несколько человек видели это привидение на болоте?

– Три человека.

– А после смерти сэра Чарльза?

– Ничего не слышал об этом.

– Спасибо. Хорошего утра!

Холмс возвратился на своё место, его глаза тихо светились от подсознательной радости, которая всегда показывала, что перед ним стояла задача, достойная его гения.

– Идёте прогуляться, Уотсон?

– Да, поскольку едва ли я могу быть вам чем-нибудь полезен.

– Напротив, мой дорогой друг, настал час, когда я вынужден обратиться к вам за помощью. Случай, с которым мы имеем дело, просто великолепен и по-настоящему уникален со всех точек зрения. Когда будете проходить мимо магазина Брэдли, пожалуйста, скажите там, чтобы мне прислали фунт ²⁷ самого крепкого чёрного табаку. Спасибо! Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы оказали мне ещё одну любезность и погуляли бы до вечера. После этого я буду весьма рад обменяться впечатлениями об этой истории, которую мы услышали сегодня утром.

Я знал, что уединение и одиночество были совершенно необходимы для моего друга в те часы предельной концентрации умственных способностей, когда он обдумывал каждую деталь происшествия, выстраивал альтернативные теории, сталкивал их одну с другой и отделял существенное от несущественного. Поэтому я провёл день в клубе и не возвращался на Бейкер-Стрит до вечера. Было около девяти часов, когда я вновь очутился в нашей гостиной.

Когда я открыл дверь, мне сначала показалось, что у нас пожар, потому что комната была так полна дыму, что свет лампы, которая висела над столом, был едва виден. Но, войдя, я всё-таки успокоился, поскольку это был всего лишь невообразимый дым от крепкого и грубого табака, который сдавил мне горло и вызывал у меня кашель. Сквозь дым я с трудом различил очертания фигуры Холмса, который сидел в своём халате, свернувшись в кресле, и сжимая во рту чёрную глиняную трубку. Вокруг было разбросано несколько рулонов бумаги.

– Вы простудились, Уотсон? – спросил он.

– Нет, всему виной ядовитые клубы вашего дыма.

– Полагаю, что его концентрация в комнате изрядна, раз вы об этом говорите.

– Какая там концентрация! Здесь невозможно находиться.

– Тогда откройте окно! А вы, как я понимаю, весь день провели в своём клубе?

– Мой дорогой Холмс!

– Я прав?

– Несомненно, впрочем, как же вы догадались?

Он улыбнулся, видя озадаченное выражение моего лица.

– Уотсон, вам присуща этакая прелестная свежесть, которая может доставить массу удовольствия, когда я хочу немного поупражняться на ваш счёт. Джентльмен уходит из дома в дождливую и грязную погоду. И он возвращается вечером с непорочным глянцем на шляпе и ботинках. Следовательно, весь день он провёл в каком-то помещении. Близких друзей у него нет. Тогда, скажите на милость, где он мог быть ещё? Разве это не очевидно?