Собирается буря

Аэций неожиданно наклонился вперед.

— Присоединяйся сейчас к нам, — произнес он низким, но настойчивым голосом. — Ты нужен Риму, ты нужен всему цивилизованному миру. Каким бы ни было прошлое, сейчас христианский мир нуждается в тебе, в твоем последнем королевстве на Западе, в волках-вождях в красных плащах с длинными ясеневыми копьями. Ты бы предпочел, чтобы победителями стали гунны вождя Аттилы? Или же Рим — христианский Рим?

— Сейчас, — прорычал Теодорих, — никто. Пусть готы остаются независимыми.

Аэцию не понравился такой ответ. Он вцепился в запястье короля стальной хваткой. Глаза стратега внезапно загорелись той страстью, которая похожа на тихое негаснущее пламя, спрятанное где-то глубоко внутри под холодной, замкнутой и строгой оболочкой. Теперь оно стало ослепительно-ярким, словно экваториальное солнце, появившееся из-за облака.

— Мой господин, — произнес Аэций настойчиво. — Я не льщу вам, вы прекрасно знаете. Но это будет не обычная стычка между римлянами и варварами, я уверен. Я ведь не раз видел Аттилу. Это тот мальчик, с которым я сражался и играл в лагере гуннов, когда еще давным-давно попал в заложники.

— Ах да, припоминаю. Непростая история.

Теодорих задумался.

— Странно. И теперь этот твой друг детства ведет вражескую армию к твоим границам.

— И более того, — сказал Аэций, — я прекрасно его знал. И знаю. Тридцать лет в изгнании, а вот теперь Аттила вернулся. Я знаю, как он ненавидит Рим и мечтает разрушить империю.

Теодорих покачал головой.

— Все это грустно и странно, словно какая-то старая баллада.

Аэций нетерпеливо оборвал раздумья Теодориха.

— Это не просто глава в длинной истории Рима. Это финал. Разве ты не видишь? От этой битвы, от этой войны зависит, выживет ли христианская цивилизация. Я говорю тебе правду. От нее зависит дальнейшее существование нашего общества и нашей империи. Скоро на нас обрушится вражеский гнев и мощь. И если мы проиграем, весь мир, включая королевство визиготов, включая все то, что мы знали и о чем заботились, канет в забвение. Настанет новый Темный Век.

Теодорих улыбнулся:

— Ты отличный оратор, нет сомнения. И я знаю тебя, как прекрасного полководца. Но нет, я не принесу в жертву своих молодых воинов, чтобы спасти старый Рим. Однако желаю тебе успеха. Я велю священникам и дьяконам молиться за тебя в соборе, а этот льстивый епископ Сидоний отслужит мессу. И если Риму или гуннам суждено победить, я молю, чтобы это был Рим. Не сомневайся в том.

С присущим ему пылким великодушием Теодорих схватил руку Аэция своей огромной лапой. Этот римлянин — не его враг.

— Брат, — произнес король задрожавшим голосом. — Возможно, когда-нибудь, если мы не отправимся с тобой в бой, ты выступишь на нашей стороне.

— Этого придется долго ждать, брат. Знаешь, я же римлянин.

— Знаю. Ты — болван.

В это мгновение от тени колоннады отделился и сделал шаг вперед почти забытый всеми юноша. Это был Торисмонд, второй сын Теодориха, которому шел девятнадцатый год.

— Мой господин, — произнес он хриплым от возбуждения голосом. — Отец…

Король повернулся.

— Отправьте меня. Отправьте Теодориха, старшего сына, и меня с отрядом. Позвольте мне выступить со стратегом Аэцием против гуннов.

Теодорих фыркнул:

— Я бы скорее послал щенков против зубра. Уходи прочь, мальчик.

— Мой господин, я умоляю вас…

Даже Аэций дрогнул от оглушительного голоса Теодориха.

Торисмонд исчез.

Аэций произнес:

— Ваши шесть сыновей, мой господин. Отличные парни!

— Щенки.

— Щенков можно хорошо выдрессировать.

Теодорих странно посмотрел на стратега.

* * *

Аэций выехал на рассвете, получив благословение старого короля. Его сопровождали два воина-гота на лошадях. В этой части империи опасности не существовало. Сонные, согретые солнцем дороги старой провинции сейчас казались самым безопасным местом на свете.

Ворота Толосы открылись, и три человека покинули город. Они проехали всего несколько сотен ярдов, когда услышали громкий звук труб с башен. Аэций и готы остановились и оглянулись назад.

Деревянные ворота медленно открылись. Вперед, на залитую солнцем дорогу, выступило великолепное войско — армия, в которой было не менее тысячи готских волков в длинных красных плащах. Ясеневые копья были у всадников, сидевших на лошадях. Знамена гордо реяли на ветру, кони грызли удила — белые племенные жеребцы в отличной форме и с блестящими гривами. Во главе этой величественной колонны стояли двое юношей — принцы Теодорих и Торимонд, «Сыновья Грома». У Аэция заколотилось сердце.

С вершины башни донесся громкий голос вслед удалявшимся всадникам:

— Идите на восток и разбейте гуннов! Благословляю вас, мальчики! И ради спасения моей старой души — уничтожьте их грешные кости!

* * *

Обратно в Рим ехали спокойно. Новостей по прибытии оказалось немало.

— Карательная экспедиция? — повторил Аэций.

— Точно!

Валентиниан был опьянен этой мыслью. Он широко улыбался вернувшемуся стратегу, совсем позабыв о прежнем недоверии. Ему даже не пришло в голову, кто мог вызвать Аэция, действуя за спиной и не повинуясь приказам. Император весело запрыгал по комнате и собственноручно наполнил стакан полководца розовым албанским вином.

Аэций не обратил внимания на предложенный кубок.

— Давно ли? — гневно спросил он. — Где императрица Галла Плацидия? Что ответил император Феодосий в Константинополе? Разве Транспаннония не подчиняется ему?

— Флим-флам и ла-ла-ла! — воскликнул Валентиниан. — Феодосий — император, но не воин, в отличие от нас! Так что наше дело — нанести сокрушительный удар. Короткий, резкий шок. Отсечь руки-ноги у всех людей!

— У всех?.. Ваше императорское величество, какой именно была эта карательная экспедиция? Сколько человек взято в плен?

— Сколько? Нисколько! Их казнили, как глупых повизгивающих щенков! Вот это их научит! Те варвары по-другому не поняли бы. Именно так они и поступают с остальными. — Валентиниан предостерегающе покачал указательным пальцем. — Око за око, стратег, зуб за зуб. Теперь мы долго о них ничего не услышим, я могу точно сказать!

— Мужчины, женщины, дети…

— Сброд, много сброда! Варвары, без закона и здравого смысла! Лук и прогорклое масло! О них нужно рассказать. Кому-то приходится быть жестоким, чтобы быть добрым. Превентивный удар, стратег Аэций.