Собиратель автографов

Алекс дал волю слезам. Немного погодя вытер нос рукавом. До чего же неладно все получилось! Можно было найти другие слова. Но, как говорят в кино мудрые чернокожие бабушки, в жизни пленку назад не прокрутишь, в отличие от видика. Поэтому он нажал клавишу воспроизведения. Ведь Господь всегда помогает ему, Господь всевидящ. Но нельзя полагаться только на Всевышнего, надо и самому что-то делать. Женщины, женщины… Загадочные, таинственные… А не перейдет ли Эстер из категории реальных женщин — хотя она одна такая — в категорию чисто виртуальных, воображаемых, вроде Китти, Аниты, Бут, красоток из сети, красоток за прилавками магазинов и прочих шалуний? Можно ли от них хоть раз услышать слово утешения, понимания? Или они такого языка не знают? Точно не знают. О себе правды никогда не говорят. И о любви тоже, только о том, какони любят. А если правда проста как дважды два, и нечего тут рассусоливать — кому бы хватило духа ее выслушать? Вошла Грейс и села. Алекс рухнул в кресло.

Китти, как всегда, бродила по улицам Нью-Йорка, не поднимая глаз, и наконец заблудилась. Бедная пекинская девушка, одна-одинешенька в большом городе! Но всего через час экранного времени она станет звездой Бродвея, а потом и Голливуда, хотя пока этого и не знает. Будет купаться в лучах славы. Скоро. А пока она может только слоняться по улицам, никому не нужная, и шарахаться от каждой тени. У Алекса защемило сердце, когда он увидел ее тоненькую фигурку, проскользнувшую в кинотеатр, как она сидела посреди темного зала, сжавшись в комочек. Только в кино улыбаются так, как улыбнулась Мэй Лин Хан — ее играла Китти. И вот уже наша золушка попалась на глаза Жюлю Маншину, игравшему Джо Кея, — это за его широкой спиной она спрячется от всех невзгод. И конечно, он втюрился в нее с первого взгляда, хотя ни на что особо не рассчитывая. Бедняга даже дар речи потерял. Но вскоре все у них будет о’кей. События станут развиваться быстрее, чем можно предположить. Через час двадцать минут все благополучно устроится. А до того времени прольется немало слез, и смеха тоже хватит. Джо станет ее менеджером, ее мужем — всем на свете. Как говорится, хеппи-энд. Чудо из чудес кино в том, что неписаный закон о хеппи-энде почти никогда не нарушается. Алекс глядел, как Джо смотрит на Китти, а та следит за мелькающими на экране тенями, которые представляются ей небожителями.

ГЛАВА 8 Хохма, или Мудрость [54]

Три раввина Что-то вроде монеты • Где живут призраки • Мудрость Лоурен Бакалл • Движение к центру• Описание борьбы/обороны • Вирджиния Вулф — иудейка • Само- и несамоубийство• Истинное процветание

1

— Ну, — сказал Рубинфайн, — и что же нам со всем этим делать?

Алекс посмотрел на часы. Девять утра. Вторник. Раввины Дарвик и Грин еле на ногах держатся от усталости. У Дарвика в уголках глаз застыли комочки засохшей слизи. Грин обеими руками уперся в маунтджойский мемориал и склонил одно колено, пыхтя, как марафонец сразу после финиша. Рубинфайн выглядел получше. Рядом стоял итальянский автомобильчик. А возле него глыбился отделанный под орех обеденный стол.

54

Хохма (мудрость) — вторая из десяти сфирот, первое реальное проявление Эйн-Соф, содержащее идеальный план всех миров.

— Что вы тут делаете? — спросил Алекс. — Снова та же история? В девять утра?

— А ты что тут делаешь?

— Послушайте, я здесь живу. А сейчас иду по делам. Пухлое лицо Дарвика заколыхалось. Он засмеялся плечами и широко открытым ртом. Потом схватил Алекса за руку, чтобы не упасть.

— А я-то думал, у тебя никакой работы нет.Думал, ты из тех шалопаев, которые нигде не работают.

— Значит, ребе, вас дезинформировали. Работа у меня есть. Я держу путь в Пембертон-Хилл. У меня дело. И его надо доделать.

— Конечно, конечно, — медоточивым голосом промолвил Грин. — У всех есть дела, которые надо доделать.

— А-а-алекс? — протянул Рубинфайн, смотря на небо. — Вроде есть какой-то закон о люках на крышах авто? Я имею в виду: если мы затащим стол через заднюю дверцу, а потом поставим его ножками вверх и они будут высовываться наружу, через крышу… Как насчет правил дорожного движения? Мы ничего не нарушим?

— Рубинфайн! — Алекс даже глаза закрыл от досады. — Такие столы на таких машинах не возят.

— Осмелюсь высказать противоположное мнение… — возразил Рубинфайн.

— Надо увезти, — добавил Дарвик.

— Хорошо. Очень хорошо. — Алекс повернулся и двинулся прямо на гору мяса, какую представлял собой Грин.

— Понимаешь, — Рубинфайн наклонился над столом, — это Ребекке нужно. Она танцы устраивает, в воскресенье. Для своих… э-э… малышей. Чтобы они отдохнули, развеялись. Ей хочется, чтобы они закусывали за столом, а не сидя на полу. Ты знаешь, какая она предусмотрительная. А этот стол такой низенький, сам видишь, и их роста хватит… — Рубинфайн вздохнул.

Грин подался вперед и выдохнул:

— Прохода нет.

— Ты придешь на эти танцы? — спросил Рубинфайн.

— Не-а, — твердым голосом ответил Алекс. — Я в Америку лечу. Прошу прощения. У меня дела. — Он нырнул в сторону.

— Ребекка будет весьма разочарована. — Рубинфайн попытался схватить Алекса, но не преуспел. — Она надеялась тебя там увидеть. Правда, ребе Дарвик? Ей будет тебя не хватать.

Алекс, неожиданно для себя, расчувствовался и промолвил виноватым голосом:

— Скажите ей, что у меня есть для нее автограф. Одного жевуна. Микки Кэрролл. Вроде он был членом Гильдии лилипутов. Это ее успокоит.

— Может, успокоит. А может, и нет, — промолвил Дарвик. Он остановился на время у Рубинфайна, в шикарно обставленной гостевой комнате. Когда кто-то из гостей впервые туда попадал, то чуть в обморок не падал, а Ребекка писала от восторга. Алекс тоже там раз ночевал, когда его квартиру залили соседи. Комнатушка будьте нате — уютненькая, как норка, только размером побольше.

— Я туда непременно приду, и Джозефа с собой приведу, — сообщил Рубинфайн.

— Хоть сам приди, — вздохнул Алекс.

— Приду-приду. А вот Джозеф хочет с тобой серьезно поговорить.

— Все еще?

— Итак, — изрек Рубинфайн, — ты думаешь, этот стол не увезти?

— Не думаю, а знаю.

— Вера,Алекс! — пропыхтел Рубинфайн, наливаясь краской. — Эта притча хорошо известна моим коллегам, но, если они не возражают, я поведаю ее еще раз. Рассказал эту притчу Бахья бен Иосеф ибн Пакуда [55] .

55

Бахья бен Иосеф ибн Пакуда(втор. пол. XI в.) — еврейский философ-моралист.

— О, не возражаем! — хихикнул Грин.

— Слушаем, — подхватил Дарвик.

— Надеясь перегородить бурную реку, — с пафосом проговорил Рубинфайн, — странник начал кидать в поток свое серебро. И все монеты утонули, осталась одна, последняя. И странник рассчитался ею с местным жителем, который перевез его через реку на лодке. Вера,говорил Бахья, подобна этой последней монете. Когда накопления всей жизни обращаются в прах…

— Она единственная поможет человеку в плавании по бурным водам жизни. — И Грин кривовато улыбнулся.

— Да, — раздраженно подтвердил Рубинфайн. — Она единственная, понимаешь? А?

— Понимаю, — согласился Алекс. — А теперь мне надо идти.

Дарвик все это время чесал подбородок. Теперь он промолвил:

— Знаете, по-моему, в этой притче речь шла вовсе не о вере.Насколько я помню, та монета, прежде всего, правильный выбор,который делает человек. Я в этом почти уверен.

— Но, с другой стороны…