Собирающий облака

– Да, моя госпожа.

– А не может ли так случиться, что именно поэтому монахиня и оказалась здесь? Сёнто часто становятся объектом подобных проверок.

– Полагаю, в данном случае, госпожа Нисима, мы можем не сомневаться в том, что представляет собой эта девушка.

Нисима пила чай. Суйюн сидел, глядя в пол, как того требовала вежливость.

– Брат Суйюн, у вас есть ухо, чтобы услышать истину?

– Так полагают мои учителя, госпожа Нисима, но стоит помнить, что эта способность у человека не может быть непогрешимой.

– Вот несчастье. Мне будет приятно помочь страждущей, сбившейся с пути, если смогу. Пожалуйста, пригласите ее ко мне, я посмотрю, на что она сгодится.

– Благодарю вас, госпожа Нисима. Не думаю, что она разочарует вас.

Нисима улыбнулась. Повисла неловкая пауза. Суйюн закончил пить чай, но прежде, чем он успел откланяться, Нисима продолжила разговор.

– А как вы узнаёте истину, Суйюн-сум, что подсказывает вам, что правда, а что – нет? Еще чаю?

– Ну, возм… конечно. Благодарю.

Монах взял в руки полную чашку и сделал глоток.

– Я не могу этого объяснить, госпожа Нисима, извините. Я просто знаю.

– Это чувство?

– Возможно. Его нельзя описать или дать ему название.

– Очень загадочно, брат Суйюн. А разве тем, кто следует путем ботаистов, ведомы чувства? Разве чувства не являются частью иллюзии?

Нисима разглаживала едва заметную складку на одежде. Суйюн несколько секунд подумал и ответил:

– Ботахара учит, что чувства иллюзорны. Да, это так. Наши желания заманивают нас в мир иллюзий.

– Но тогда чувства вас не беспокоят, брат Суйюн?

– Я не такой просветленный, госпожа Нисима. – Он улыбнулся немного растерянно. – Даже у хорошо обученного монаха-ботаиста есть чувства, но он не позволяет этим чувствам управлять его действиями.

Не успел монах возразить, как Нисима снова подлила ему чаю.

– Вы противитесь им?

– Не уверен, что «противиться» – подходящее в данном случае слово, госпожа Нисима.

– Значит, не противитесь?

– Последователи Пути подчиняют свою жизнь основным добродетелям, а не желаниям.

– Но, брат, когда последователи Пути чувствуют желания или какие-то эмоции, они противятся им? Разве Ботахара не учит, что такое сопротивление – безрассудство. Я нахожу эту концепцию трудной для принятия.

Суйюн поставил чашку на стол и сложил ладони, касаясь подбородка.

– Когда заходишь по извилистому Пути достаточно далеко, никаких эмоций не ощущается, госпожа Нисима. До этого момента мы практикуем медитацию, читаем молитвы, учимся концентрироваться. Конечно, долг и желание не всегда совпадают, госпожа Нисима, но, как вы сказали, Сёнто выбрали долг. Нисима медленно кивнула и мягко проговорила:

– Но я часто задумываюсь, чего это стоит, Суйюн-сум.

Суйюн окинул взглядом комнату, будто какая-то деталь убранства привлекла его внимание и он совсем не слышал, что сказала Нисима.

– Я вот уже несколько дней не видел госпожу Окару. Как она поживает?

Нисима улыбнулась внезапной перемене темы:

– Достаточно хорошо, чтобы служить искусству, брат. Как бы я хотела сказать то же самое и о себе.

– Я слышал, как госпожа Окара весьма лестно отзывалась о вашем искусстве, госпожа Нисима. – Теперь его голос звучал менее официально. – Она также говорила о вашей артистической натуре. У меня даже сложилось впечатление, что она немного завидует.

– Ну конечно, нет!

Нисима почувствовала, как лицо залила краска удовольствия. Даже веер не мог скрыть это.

– Совсем недавно она говорила о необходимости снова учиться видеть. Похоже, госпожа Окара считает, что за многие годы она выработала привычку существовать и чувствовать, но привычки отгораживают от мира и мешают видеть. Она имеет в виду не простое созерцание мира, а способность видеть внутреннее содержание, суть, ту часть картины, что существует внутри. Так она сказала. Госпожа Окара убеждена, что вы обладаете открытым духом подлинного художника, госпожа Нисима, и она приехала в Сэй вместе с вами в надежде ухватить этот дух. Вероятно, вы ее учитель, госпожа Нисима.

– Госпожа Окара моя учительница, Суйюн-сум, не надо путать. Меня обучали лучшие учителя.

– Говорят, ребенок учится мудрости у своих родителей, но по-настоящему мудрые родители учатся радости у своих детей. И пусть вас не смущает внешность. Мудрый учитель всегда учится у своего ученика.

– А чему научились уважаемые братья у брата Суйюна? – вдруг спросила Нисима и пристально посмотрела на монаха, желая увидеть его реакцию.

Суйюн пожал плечами.

– Не знаю, Нисима-сум, не знаю.

Он развел руки, словно изображая пустоту.

– Мы знаем только то, что позволяем себе знать, – сказала Нисима.

На лице монаха появилась озабоченная улыбка:

– Это учение ботаистов, Нисима-сум.

Нисима грациозно взмахнула руками, как бы очерчивая всю свою жизнь, и рукава кимоно, словно крылья, расправились в воздухе.

– Меня наставляли лучшие учителя.

– Брат Сатакэ?

Нисима кивнула. Затем наступило неловкое молчание, пока Нисима раздувала угольки в горелке.

– Мой Орден ревностно охраняет свое учение, Нисима-сум, – наконец произнес Суйюн.

Нисима снова кивнула, помешивая угольки крошечной кочергой.

– Дайте руку, Суйюн-сум, – неожиданно попросила она.

Затем протянула свою руку. Они сложили ладони вместе. Контролируя дыхание, она надавила. Суйюн сопротивлялся какую-то долю секунды, а потом его рука немного подалась назад. Когда Суйюн надавил рукой на ладонь Нисимы, то сопротивления почти не последовало. Суйюн почувствовал, как течет Ши. Ши в непосвященной знатной даме Империи Ва!

Госпожа взяла монаха за руку.

– Каким бы невозможным это ни показалось, между нами много общего, Суйюн-сум.

– Брат Сатакэ нарушил священную клятву, – сказал Суйюн. Он выглядел растерянным. Даже если он и подозревал брата Сатакэ в нарушении клятвы, потрясение было велико.

– Он живет в соответствии со своей собственной клятвой, Суйюн-сум. Его учителя могли бы многому научиться у брата Сатакэ, но они погрязли в своих привычках, своем жизненном опыте.

– Пожалуйста… простите меня… мне нужно идти.