Соблазнение Аида

— Даже спустя все это время, — она посмотрела на него, глаза были большими, показывали ее сердце.

Она больше всего боялась, что расстояние навредит им. Они оба знали, что это было не на один раз. Ее мать требовала, чтобы она была полгода дома, и проводить время с Аидом в мире смертных было почти невозможно. Он был нужен тут, а встречи на горе Олимп были не полноценным общением.

Аид поднял ладонь, убрал волосы за ее ухо. Он нежно скользнул по пряди волос, погладил завиток локона.

— Время — ничто, по сравнению с любовью к тебе. Тебя может не быть век, но огонь будет гореть в моей груди. Я восторгаюсь тобой, Персефона. Кора. Дочь Деметры и Зевса. Я бы не женился на тебе, если бы не думал, что любовь будет долгой.

Она хотела спорить. Олимпийцы женились по другим причинам, и большие браки были несчастливыми. Она видела ужасы того, что делали эти браки.

Зевс и Гера, хоть были взрослыми, ненавидели друг друга.

Афродита и Гефест разбивали самооценку друг друга.

Посейдон и Амфитрита, которую не видели веками.

Список тянулся, и каждая история была хуже другой. Персефона не думала о них, когда вышла за Аида. Она была в восторге, что бог, как он, проводил с ней время.

Он увидел эти мысли в ее голове. Он склонился, прижался лбом к ее лбу, вдохнул ее выдох.

— Мы не как они, — прорычал он. — И никогда не будем. Понимаешь?

Она понимала, но ревность и тревога горели, вызывая боль в груди.

Персефона кивнула.

— Да, муж. Я понимаю.

— Тогда идем домой.

ГЛАВА 39

Аид свистнул, пока шел по черному песку несколько недель спустя. Он держал в руке палку для Цербера, хотя пес все время оглядывался. Цербер останавливался каждые пару шагов, садился на землю и скулил, глядя на замок.

— Я знаю, что она там, — рассмеялся он. — Она не будет с нами гулять сегодня.

Это обижало Цербера. Все три головы фыркнули, и Цербер убежал. Он оставался в десяти шагах впереди, оглядывался и раздраженно фыркал.

Аид понимал желание пса погулять с Персефоной. Он тоже любил прогулки с женой.

Теперь она была дома. После ожидания и долгого времени надежды, что она была в безопасности. Ему пришлось долго ждать, а теперь он осознавал, что она вернется в мир смертных.

Потому что Деметра не успокоится, пока ее дочь не будет в ее руках. Хотя, по словам Персефоны, у нее почти не было дел в мире смертных. Она не любила скуку, а с мамой ей всегда было скучно.

Она занялась работой в его замке. Аид улыбнулся и бросил палку снова. Пес убежал, черный песок летел из-под его лап.

Персефона решила заполнить его царство зеленью. Растениями, которые росли в темных влажных местах. Царство мертвых теперь пахло зеленью, наполнилось красотой, которую могла создать только она.

Куда бы он ни шел, он видел ее. В грибах на холме вдали, в деревьях, растущих как-то во тьме. Как приятно было знать, что его жена вернулась! Что она была с ним после многих месяцев тьмы!

Цербер вернулся с палкой, шумно дыша, бока вздымались. Одна голова посмотрела за Аида, отпустила палку. Две другие тоже посмотрели туда, хвост застучал по песку.

— Ах, — сказал Аид. — Она все-таки вышла.

Он повернулся и смотрел, как его красивая жена шла по песку. Ее белый пеплос развевался от ветра. Он облеплял ее округлые бедра и живот, аккуратную талию и сильные от недель труда ноги.

Никто не сказал бы, что Персефона была слабой богиней. Она была королевой во всем.

Она подошла к нему, и он тут же понял, что что-то было не так. На ней не было лица. Она не улыбалась, но и не хмурилась. Она кривила задумчиво губы, морщила лоб в тревоге.

— Что такое? — спросил он, шагнув к ней, вытянув руки.

Тысяча вариантов крутилась в голове. Соседний бог мог прийти в Царство мертвых. Это вызвало бы проблемы, хоть он не знал, что от них хотели. Может, снова Минта устроила проблемы. Ее появление не удивило бы его. Могло быть что-то с героями, полями Элизия, титанами…

Он остановил себя. Аид поймал ее ладони и притянул ее к своей груди.

Персефона улыбнулась, морщины на ее лбу разгладились.

— Здравствуй, муж. Как ты сегодня?

— Я вижу, что что-то не так, — сказал он. — Скажи.

— Ничего такого, — ответила она. Хотя лоб тут же сморщился. — Просто другое. И я не знаю, как ты отреагируешь, когда я тебе скажу.

Это звучало зловеще. Он не знал, о чем она могла думать.

— Хорошо, — он расправил плечи и приготовился к худшему. — Выкладывай.

— Помнишь, я сказала, что мне нужно задержаться? Что мне нужно было поговорить с кем-то перед прогулкой?

— Да, — он указал на Цербера. — Как и жуткий сторожевой пес Подземного мира. Мы оба скучали по тебе на утренней прогулке.

Она улыбнулась, но ее щеки покраснели.

— И я скучала, но я говорила с Гекатой. И мы вдвоем поняли, почему мне было плохо в последнее время.

Он и не помнил, чтобы она говорила, что ей было плохо. Почему Персефона не сказала, что у нее болел живот? Может, она съела что-то, что ей не подошло, и ему нужно было проследить, чтобы ту еду больше не подавали.

Персефона увидела его мысли. Она рассмеялась и покачала головой.

— Нет, Аид. Дело не в еде, и я не больна.

Его разум опустел. О чем она? Если ей не было плохо, и она не съела что-то плохое, то других вариантов он не знал. Хмурясь, он покачал головой.

— Тогда что?

Она глубоко вдохнула.

— Тогда я объясню. Мне было плохо по утрам. Меня беспокоила определенная еда. Я все время плакала и не знала, как это остановить, особенно, когда видела что-нибудь восхитительное, — она склонила голову. — Понимаешь, что я пытаюсь сказать?

— Нет, — честно ответил он. — Я не знаю.

— Аид, — она рассмеялась. — Я пытаюсь сказать тебе, что я беременна.

Кровь прилила к его голове. Он ощущал, как его щеки пылали, но ничего не слышал. Даже зрение сузилось, и он видел только ее встревоженное лицо.