Соблазненная во тьме

Подойдя к ней, он поднял ее подбородок, на что она инстинктивно отпрянула, пытаясь отстраниться от его руки. Он сильнее сжал ее, удерживая на месте.

– Хотя, думаю, было довольно мило, когда ты сказала, что любишь меня.

Под его взглядом, ее плечи поникли, и глаза медленно закрылись.

Он отпустил ее лицо, и она без истерик направилась к кровати. Положив голову на подушку, Ливви свернулась калачиком.

Несколько мгновений он ждал, пока она что-нибудь ответит, но она не произнесла ни слова. Спокойно подойдя к двери, Калеб открыл ее и вышел из комнаты, даже не посмотрев в сторону Ливви.

Осторожно закрыв за собой дверь, Калеб по непонятной причине задумался, почему он вдруг почувствовал себя таким опустошенным.

Обернутый одним лишь полотенцем, он направился к себе. Оказавшись на месте, Калеб постоял с минуту, смотря в никуда, и позволяя стекающей с него воде капать на пол.

Ливви сказала, что любит его, а он заставил ее почувствовать себя глупой. Его сердце разрывалось при воспоминании о ее слезах. Он часто думал о том, что она была красивой, когда плакала, потому как она либо переживала, либо боялась, либо смущалась, но это было не то же самое - он, действительно, сделал ей больно. Она тоже сделала ему больно.

Калеб не мог изменить того, кем он был.

Он уже давно не думал о Рафике. Он был слишком занят тем, что играл с Ливви в идеальную семью. Слишком занят, чтобы подумать о долге, который ему следовало вернуть, и почему он был в долгу перед ним. Возможно, в этом и была причина, по которой, в последнее время Рафик так часто появлялся в его снах. Это было его подсознание, напоминающее ему не растерять свой фокус. Он игнорировал его. Но больше он не мог так поступать.

Позапрошлой ночью он видел сон, в котором говорил с Рафиком о смерти его матери и сестры.

Калеб находился в кабинете Рафика, изучая английский алфавит и произнесение каждой буквы. Он был горд обнаружить тот факт, что отдельными звуками он мог составлять целые слова. Они становились все менее похожими на вереницу изогнутых строчек и медленно, но уверено, он научился читать некоторые слова, не произнося их вслух.

Рафик учил его английскому параллельно с испанским, так как в них использовался один алфавит. Поначалу, это сбивало с толку, потому как они произносились по-разному, но Калеб учился. Арабский и урду было гораздо сложнее читать, но легче произносить, потому как он вырос на этих языках.

Русский был сущим кошмаром, как устный, так и письменный, но Рафик настаивал, чтобы тот учил и его. Калеб знал, что должен был учить русский, потому что он был родным языком Владэка.

После смерти Нарви, Калеб стал жадным до информации про Ростровича, но когда дело доходило до смерти его матери и сестры, Рафик всегда отказывался делиться большим количеством деталей. Где-то своим разумом, Калеб понимал, что инцидент был болезненным для Рафика, но так как у него самого не было известных ему матери или родных братьев и сестер, ему было трудно понять испытываемые им эмоции.

Не считая руководимой Рафиком жажды мести, которую Калеб понимал из собственного опыта, он частенько гадал о том, с чем его наставнику приходилось сталкиваться в эмоциональном плане. Рафик произносил длинные речи о семье, преданности, чести и долге. Он говорил, что у него была ответственность перед его отцом и перед его страной.

– Я ожидаю твоего послушания, Калеб. Ожидаю твоей преданности. Предавший меня делает это только один раз. Тебе понятно?

– зловеще спрашивал Рафик.

– Да, Рафик, мне понятно, - отвечал Калеб.

Наконец, вернувшись из своих далеких воспоминаний, Калеб стал вытираться и одеваться. День обещал стать дерьмовым. Хоть это было очевидным.

Его внимание привлек стук в дверь.

Он открыл ее, и Селия тут же опустила взгляд в пол, и низко поклонилась.

– Qu'e quieres?– спросил он резче, чем намеревался.

Селия неспешно поднялась, в замешательстве глядя на него, но потом объяснила, что ее хозяин - Фелипе - просил его о встрече. Неохотно Калеб согласился спуститься, как только полностью оденется.

Он также напомнил ей покормить Котенка. Он не собирался возвращаться в ее комнату целый день и не хотел, чтобы она голодала.

Кивнув, Селия окинула его - как он расценил - осуждающим взглядом, после чего ушла.

Хлопнув за ней дверью, Калеб быстро оделся... но не потому, что особо торопился.

Позже, спустившись по ступенькам, он встретился с Селией на нижнем этаже. Он заметил ее недовольное выражение лица и инстинктивно понял, что это было связано с тем, в каком состоянии он оставил Котенка. Однако, у него были дела поважнее, нежели заботиться о пренебрежении, демонстрируемое чьей-то секс-игрушкой.

– Отведи меня к нему, - сказал он.

Посмотрев на него с открытым презрением, но, все же, опустив голову в знак понимания, Селия провела его к библиотеке Фелипе. Эта была та самая комната, в которой они встретились с Рафиком, и на мгновение, он задумался, действительно ли именно Фелипе, а не кто-то другой, поприветствует его, как только он войдет. Расправив плечи, он мысленно подготовил себя к любым неожиданностям.

Постучав в дверь библиотеки, и подождав приглашения Фелипе, Селия в последний раз с недовольством посмотрела на Калеба, после чего удалилась.

Ага, ты тоже иди на хрен.

– Входите, Se~nor Калеб. Давайте поговорим, - весело сказал Фелипе.

Чтобы ни происходило с Селией, похоже, Фелипе, этого не разделял.

– Могу я предложить вам скотч?

Войдя в библиотеку, Калеб взял предложенный Фелипе напиток.

– Gracias, - сказал Калеб и сел в кресло рядом с книжными полками.

Он не хотел садиться напротив стола Фелипе.

– De nada, - ответил Фелипе и присоединился к Калебу у книг.

Удобно устроившись на своем месте, Калеб потягивал свой скотч. Возможно, было рановато для алкоголя, но он оправдал это уж слишком долгим днем. Ему не терпелось начать разговор с хозяином особняка и найти для этого дня побольше развлечений.

– Простите меня, Фелипе, но для чего я здесь?
– Калеб подвел сразу к делу.

Фелипе улыбнулся и отпил из своего стакана.

– Я просто хотел поговорить. Вы со своей рабыней находитесь здесь уже довольно долгое время, а мы так мало успели пообщаться.