Соблазненная во тьме

– А прошлая ночь?

Она старалась придерживаться нейтрального тона, но зная ее уже слишком хорошо, Калебу не нужно было гадать, о чем именно она спрашивала. Котенок хотела понять, значит ли она что-нибудь для него, учитывая тот факт, что они почти... переспали, и изменило ли это его намерение продать ее в сексуальное рабство.

Ответ был и да... и нет. Владэк все еще должен был заплатить, а у Котенка по-прежнему была в этом своя роль.

Они уже прошли точку невозврата.

– Я рассказал тебе обо всем, что тебе нужно было знать.

Он замолчал, смягчая свой тон.

– Больше я тебе ничего не скажу. Так что, перестань задавать вопросы.

Вскочив с кровати, он бросился в сторону ванной комнаты.

Оказавшись внутри, и избегая своего отражения, он начал искать зубную щетку. Найдя две, стоящие рядом с раковиной, и выбрав менее использованную на вид, Калеб выдавил на нее немного пасты. Микробы были последним, о чем он переживал в это утро. И, несмотря на то, что он принимал душ всего несколько часов назад, он открыл горячую воду, и начал снимать с себя позаимствованную одежду.

Вода ошпаривала его, и его собственное тело боролось с желанием покинуть карающую температуру воды, но Калеб не позволял себе этого. Он заставлял себя чувствовать обжигающую боль. Стиснув зубы, он проигнорировал тот факт, что, возможно, в некоторых местах его кожа покроется волдырями.

Положив руки на стену, он позволил почти кипящей воде и многочисленным душевым головкам смыть его замешательство.

Его спина была напряжена и стала сверхчувствительной. Шрамы, уродовавшие его плоть зудели и оживали. Это было то самое чувство, которое он искал. Эти шрамы напоминали ему о том, кем он был, откуда он пришел, и почему ему нужно было двигаться дальше со своей миссией.

Вода обжигала его зад и гениталии и он почувствовал, как в его горле начал формироваться ком, угрожая, в конечном счете, сорваться с губ. Но он никогда бы этого не позволил. Он проглотил его, сделав того узником в своей груди.

Позволив своим рукам опуститься вниз, он прикрыл ими свой член и яички от высокой температуры воды.

Услышав стук в дверь, Калеб резко повернул голову на звук. В дверях стояла Котенок, которая, так и не дождавшись приглашения войти, ступила внутрь.

Он испытал шок, который сейчас отчетливо читался на его лице. Не задумываясь, он потянулся к крану, чтобы открыть холодную воду. Это было личным!

Ну, по крайней мере, она не убежала. Но в любом случае, куда бы она направилась?

Котенок осмотрела его... везде. Даже сквозь непроглядное облако пара, он увидел, как она густо залилась краской.

Краснела эта девственница или нет, но ее глаза не отпускали его тело. Наконец, их взгляды встретились.

– Я..., - Котенок прочистила свое горло, чтобы продолжить, но так и не смогла издать ни звука.

Она больше не краснела.

– Ты что-то хотела?
– рявкнул Калеб.

Он пытался восстановить самообладание, но ее вмешательство заставило его чувствовать себя, в некотором роде, открытым, даже уязвимым, и ему это не нравилось. Однако она тоже была обнаженной, так и не одевшись со вчерашней ночи, что тоже здорово сбивало с толку.

Его глаза вкушали ее тело сантиметр за сантиметром, превращая его здравомыслие в пар.

Член, накрытый его руками, ожил. Он хотел было поморщиться от покалывающего ощущения растягивающейся и увеличивающейся наказанной им плоти, но она болела не настолько, насколько должна была, потому что внезапно удовольствие и боль смешались воедино.

Котенок выпрямила спину, принимая уверенную позу.

– Да. Я что-то хотела. Много чего. С чего, ты хочешь, чтобы я начала?

Он уставился на нее в потрясении. Она действительно только что сказала это? Ему? Калеб знал, что ему следовало рассердиться, но, вместо этого, он отвернулся, пряча улыбку. Эти поддразнивания были знакомыми, и, как ни странно, они смягчили те противоречивые эмоции, одолевавшие его разум всего несколько секунд назад. Он знал, что это была игра - его игра, и неважно, насколько активное участие принимала в этом Котенок.

Стоя лицом к стене, и пытаясь убрать из голоса нотки веселья, Калеб заговорил, - И что, это не может подождать, пока я, хотя бы, не выйду из душа?

И не имея сил сдержаться, он добавил, - Если, конечно, ты не собираешься забраться сюда и ответить на мою вчерашнюю любезность?

Он рискнул взглянуть в ее сторону. Она сильно раскраснелась, но держалась достойно, - Вообще-то. Типа того. То есть... нет, но...

Она рассердилась, - Я бы хотела принять душ, и так как я практически недееспособна, я могла бы воспользоваться твоей долбаной помощью. Только, если ты не будешь вести себя как засранец.

Она кивнула, словно говоря: Вот, я это и сказала.

Не удержавшись, Калеб рассмеялся. Его настроение значительно улучшилось, и он решил позволить ее выходкам развлечь себя. Это было гораздо безопаснее и менее запутанно.

Он знал, что его реакция шла вразрез с той, которая могла бы быть у него в другой день, в другой ситуации, и с другой девушкой. Но прямо сейчас он испытывал чертовское облегчение, чувствуя что-то похожее на радость, вместо того, от чего он проснулся сегодня утром. Он ухватился за него и не собирался отпускать.

Открыв дверь душевой кабинки, он послал ей свою самую лучшую и самую похотливую улыбку, - Ну, тогда заходи. Я очень постараюсь не вести себя как засранец.

Она не улыбнулась в ответ, предпочитая придерживаться своей сердитости. Для него это был своего рода вызов, и он его принял, потому как в один прекрасный день именно ее ненависть к нему поможет ей выжить.

Сейчас она нуждалась в нем, и он был полон решимости сделать для нее все, что только было в его силах. Как минимум, этим, он был ей обязан.

Когда она начала приближаться к нему, он отступил назад. Обходя его с осторожностью, она держала голову опущенной, а ее щеки были залиты розовым, с оттенками фиолетового, зеленого, желтого и синего.

Внезапно, в его сознании вспыхнули образы ее избитого и кровоточащего тела, и картины из его прошлого, смешались в одно целое, словно это были вновь пережитые ужасные воспоминания одного человека. На Калеба обрушилось сильное чувство, и он был рад спрятать его в пару душевой и звуках воды, брызжущей на стены. Калеб моргнул, отгоняя голоса и мысли, заполонившие его мозг.