Соблазненная во тьме

Жизнь Калеба всегда была условной. Одолжение Рафика всегда было условным. Калеб никогда не сомневался в методах проявления власти своего наставника, и для него никогда не имело значения, что Рафик требовал слепого подчинения. Калеб всегда верил, что ему повезло остаться в живых, и он был благодарен за это Рафику. Калеб до сих пор был благодарен и всегда будет, но до появления Ливви он никогда не знал, каково это, когда кто-то проявляет о тебе настоящую заботу.

– Думаю..., - сердце Калеба заколотилось в груди, - думаю, он... продал меня.

Все его тело ощущалось охваченным огнем, словно оно горело, потрескивая, пробираясь пламенем прямо к его костям.

– Продал? Как... как... в...?

Казалось, Ливви не могла подобрать слов.

Калеб посмотрел ей прямо в глаза и ожесточился, - Это было давно, ясно?!
– зло рявкнул он.

– Я был маленьким. Я даже не помню, сколько мне тогда было лет. И у меня не осталось никаких воспоминаний о своей жизни до Нарви. Иногда, мне кажется, что я что-то помню, но я не могу быть в этом уверен. Даже воспоминания о моих первых годах с Нарви весьма туманны. Я не был рожден монстром, Ливви.

Лицо Ливви сморщилось и она, казалось, вот-вот разразится слезами. Обняв Калеба за шею, она изо всех сил прижала его к себе, - О, Боже! Ох, Калеб. Мне так жаль, что я так тебя называла. Мне так жаль.

Калеба переполняли эмоции. Ему не нужна была ее жалость. Ему не нужна была ничья жалость. Но все же, ему нужны были объятия Ливви. Он не хотел ее отталкивать.

– Я был не один. Нас было шестеро, - сказал Калеб.

Он крепко прижал Ливви к своей груди.

– Я даже не помню, как меня продавали. Не было ни аукциона, ни чего-то подобного. Кажется, меня привезли в ящике. И по сей день, я не переношу ни замкнутые пространства, ни суда - ненавижу суда. И со мной, - пытался продолжить Калеб, - делали многое. Нарви обожал избивать меня... кроме всего прочего.

Калеб почувствовал, как Ливви обняла его еще сильнее.

Моя!

– Думаю, я слишком быстро повзрослел. И по сравнению с остальными я был чересчур высоким. У меня появились волосы в паху и под мышками. Мужчины, которые... , - Калеб с трудом сглотнул, - они хотели маленьких мальчиков, а не подростков. Думаю, Нарви собирался меня убить.

– Прекрати, - всхлипнула Ливви, уткнувшись в его шею, - я больше не могу это слушать.

Калеб ощутил, как к нему подкралось неприятное чувство: стыд. Чистый и неприкрытый стыд.

– Уже не любишь меня, узнав, что я был шлюхой?

Он отпихнул Ливви от себя, и она плюхнулась спиной на кровать. Ее красные, опухшие глаза уставились на Калеба с презрением.

– Ты - идиот!
– сказала она и села, - Я больше не могу это слушать, потому что мне невыносима мысль о твоих мучениях.

Она медленно и осторожно поползла к Калебу. Ему хотелось убежать, но он оставался неподвижным, пытаясь вникнуть в сказанные Ливви слова.

– Это было давно. Они за все заплатили.

Встретившись с ней глазами, Калеб увидел, как ее лицо озарилось от понимания.

– Байкеры, - прошептала Ливви.

– Да, - сказал Калеб.

Он прочистил горло, стараясь оставаться спокойным, тогда как ему хотелось что-нибудь сломать, выместив на этом свою смертоносную ярость.

Ливви кивнула, - Они заслужили смерть.

Калеб недоверчиво поднял голову. Ливви продолжила, - Нарви тоже заслужил смерть. И я... я понимаю, почему ты не можешь об этом забыть.

– Правда?
– пульс Калеба отдавался в его ушах.

Ливви улыбнулась, но ее улыбка не коснулась ее глаз, - Правда, Калеб.

– Но...?
– подгонял он.

Уголки губ Ливви опустились вниз, - Я не могу позволить тебе заменить меня. Я не смогу жить с собой. Я не смогу жить... с тобой.

– А что, если это зависит не от тебя?!
– рявкнул Калеб.

Ливви подняла руку, и, согнув пальцы, потянулась к нему. Она приближалась к нему медленно, словно он был диким зверем. У Калеба было желание оттолкнуть ее руку, но печаль на лице Ливви, его остановила.

Он разрешил ей дотронуться до своего лица и восхитился тому, сколько ласки несло в себе такое простое, и все же, такое значимое прикосновение. Закрыв глаза, он позволил себе почувствовать себя любимым, желая сохранить этот момент в памяти.

Было больно от мысли, что это мог быть первый и последний раз, когда кто-то прикасался к нему подобным образом.

– Я не могу ждать два года, пока ты придешь за мной, Калеб. Мне надоело быть принцессой в замке. Мне не нужно, чтобы кто-нибудь меня спасал, - сказала она.

Ее голос был спокойным, твердым.

– Ливви..., - начал он, но она приложила пальцы к его губам.

– Я сделаю это, Калеб. Я отправлюсь на аукцион, и буду безупречной. Я сделаю так, что этот сукин сын меня захочет, - ее дыхание сбилось, - и когда мы окажемся наедине... я убью его ради тебя.

Глаза Калеба распахнулись, и он замотал головой, - О чем ты, нахрен, говоришь?

– Ты же хочешь, чтобы он был мертв, так?
– сказала Ливви, - какое имеет значение, кто его убьет и когда? Я могла бы отравить его или что-то в этом роде.

Калеб смог только улыбнуться, прекрасно понимая, что никогда не позволит ей этого сделать. Но сам факт того, что она это предложила...

– Я думал, что тебя не интересовала месть, - поддразнил Калеб.

– Меня не интересует мояместь, Калеб. Но ради тебя..., - прошептала Ливви и ее глаза досказали остальное.

Калеб набросился на Ливви, опрокидывая ее спиной на кровать. И когда она раскрыла от неожиданности рот, он воспользовался случаем, и поцеловал ее. Ему не хотелось чувствовать вкус Малыша на ее губах, но он отказывался останавливаться. Он нуждался в этом. Он нуждался в Ливви и ее любви.

Его сердце никогда не было таким переполненным. И если бы оно могло разорваться от силы и мощи испытываемого чувства, то из него вытекли бы только потребность и желание к Ливви.

Калеб вложил в этот поцелуй все, что чувствовал, и чего не мог выразить словами. Его руки обхватили Ливви, прижимая ее к своему телу ближе, сильнее. Невозможность касаться одновременно каждого дюйма ее тела казалась великой несправедливостью.

Ближе!

Моя!