Соблазни меня!

— Да, — быстро согласился Реми и посмотрел на нее пронзительным взглядом. — Все нормально? Я сказал что-то не так? Или сделал?

— Все слишком идеально, — ответила она скрипучим голосом.

— Я заказал столик во французском ресторане, на южном берегу. Пара минут ходьбы. Но если ты устала, можно взять такси. Может, босоножки натерли?

— Нет.

Ресторан был отделан в стиле кафетерия тридцатых годов. Аромат трюфелей мешался с густым запахом соусов, свежего багета и масляных круассанов. Реми перекинулся парой слов на французском с метрдотелем, и их провели в уютный уголок. Официант в черном подал им меню на французском. Стоило Эми взглянуть на текст, как она тут же усомнилась в том, что когда-то знала этот язык, так все было непонятно.

— Боюсь, придется переводить, — смутилась она. А ей так хотелось казаться умной.

Он улыбнулся из-за черной папки с меню.

— Не волнуйся, — успокоил ее Реми. — Официанты тут особенно любят, когда к ним обращаются за консультацией. Во Франции кухня — это самое настоящее искусство. Наши повара подобны богам. И ты в этом сама убедишься.

Очарованная, она улыбнулась.

— А я всегда ем на ходу. Перекусываю.

— Ох уж эти мне американцы и англичане. Еда на скорую руку — самое худшее изобретение современного человечества. Но тебе я готов это простить, потому что до сегодняшнего вечера ты не знала лучшего. Вкус к еде впитывается с молоком, с детства.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Американцы и англичане кормят своих детей пюре, а французы дают им то, что едят и взрослые: тунец, ливер, фрукты, овощи... Так что как видишь, вкус воспитывается. Никаких гамбургеров, даже в школьные годы. Им всегда готовят обед из трех блюд. В вашей стране не так. Надо обладать недюжинным здоровьем, чтобы питаться так, как вы.

После двухчасового ужина, который продлился еще на несколько минут благодаря тщательной консультации Реми у официанта, он пригласил ее танцевать.

Как хорошо было оказаться в его объятиях! Весь вечер она мечтала об этом и томилась. Горячая рука на ее спине, все тело вибрирует волшебными токами. Эми дала волю воображению и представила себе, как бы это ощущалось без платья.

Было ясно, что он держит ее на расстоянии. Ей же хотелось прижаться к нему, ощутить его жар и страстность. Всю его испорченность.

Эми пыталась разгадать, о чем думает этот неотразимый мужчина. Ни разу он не упомянул «Замок сирен» или виноградники, но она была полностью уверена, что тяжелые мысли ворочаются у него в голове, и мысли эти — о картине и замке.

Реми проводил ее домой только в два часа утра.

— Я... так хорошо провела время, — прошептала она, когда они стояли в дверях.

— Как и я. Желаю приятной поездки, — тон его был спокойный до ужаса.

Неожиданно она замешкалась:

— А я... желаю тебе счастья.

— Спокойной ночи, — и он направился кдвери.

Эми в отчаянии наблюдала, как он идет по улице, сворачивает за угол... И вдруг она сорвалась с места и бросилась за ним.

— Может, поднимешься ко мне наверх? Выпить чего-нибудь...

Реми развернулся. Взгляд его был таким несчастным. Он отрицательно покачал головой.

— Ну, пожалуйста.

Его глаза потемнели, он был мрачнее тучи.

Она отлично знала, как любой француз расценит приглашение от женщины, сделанное в столь поздний час. Наверняка он давно привык, что женщины вешаются на него. Так почему же он ни мычит ни телится?

— Не думаю, что это правильно, — наконец проговорил он. — У тебя завтра самолет. Ты не успеешь. И потом, ты же сама сказала, что мы совершенно разные люди.

Реми снова развернулся, чтобы уйти, но Эми вцепилась в него обеими руками. Пусть ей потом будет стыдно, но она его удержит,

— Я так хочу, чтобы ты остался.

— Глупышка, ах ты глупышка, — пробормотал он, страстно хватая ее за руки и снова поднося их к губам. Его черты исказились гримасой боли и страсти. — Разве ты ничего не поняла? Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Ты завтра же пожалеешь о своем предложении.

Признание так и вертелось у нее на языке, но она все же не рискнула.

— Не пожалею. Клянусь, — сказала Эми и тут же бросилась ему на грудь. Он погладил ее по голове, она вздрогнула всем телом.

— Ты просто не понимаешь, что делаешь, — прошептал Реми. — Я мужчина, — выдохнул он, прижавшись щекой к ее щеке. — Но я не хочу использовать тебя или обижать.

Услышать такое от подлеца, который жаждет завладеть виноградниками и картиной!

— Обещаю, сегодня ни один из нас не пожалеет о принятом решении, — пообещала Эми, жарко прильнув к нему, и, ощутив его возбуждение, задрожала. — Утром ты уйдешь, и я не буду останавливать тебя. Никаких проблем.

Не сдерживая себя больше, Реми жарко поцеловал ее. Мурашки пробежали по коже девушки, а сердце забилось, как церковный колокол.

А он целовал ее снова и снова. И каждый поцелуй был еще более зажигающим, чем предыдущий.

Оказавшись в лифте, они воспользовались интимностью момента и слились в объятиях. Ее волосы струились сквозь его пальцы как шелк. Реми поиграл ими какое-то время, после чего стал исследовать ее грудь, напрягшиеся соски, скользнул по талии и ниже...

К тому времени, когда лифт наконец остановился на нужном этаже, Эми вся горела.

— Никогда не чувствовала такого прежде, — выдохнула она. Затем подалась вперед и поцеловала его, желая выпить до дна.

— Я тоже, черт возьми, — прошептал он, явно злясь на самого себя. — Такого я не ожидал.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Они зашли в квартиру.

— Вот и отлично, — пробормотал Реми, бросив взгляд на кофейный столик, на котором расположились семейные фотографии в серебряных рамках, и на диван, покрытый белым вельветом. — А в первый раз я и не заметил, как тут уютно. — Реми взял фотографию Кэрол и Стива. Обнимая одной рукой девушку, он спросил: — Это и есть твоя сестра?

Эми кивнула.

— Очень красивая. Как кинозвезда. Но ты все равно намного лучше.

Любопытно, эту фразу он говорит всем? Быстро бежали секунды. Напряжение становилось невыносимым. Эмили высвободилась из его объятий и бросилась к окну, открыв его.

Ночной воздух ворвался в помещение и охладил пыл Эми.

— Я никогда прежде не совершала подобного, — робко призналась девушка, не поворачивая головы. Странно. Сказав эту фразу, она вдруг поняла, что предыдущая жизнь словно бы исчезла, став ничтожной по сравнению с этим волшебным мигом.