Соблазны бытия

Кэти ехать в Эшингем отказалась, заявив, что у нее еще не все куплено. Естественно, она врала. Дженна знала настоящую причину: Кэти хотелось потолкаться возле Фергала – самого младшего из сыновей Венеции. Вообще-то, надо отдать ему должное: этот семнадцатилетний парень был очень симпатичный. Рослый, со спортивной фигурой. У него были темные волосы и почти черные глаза. Его сестра Люси успела похвастаться Дженне, что он невероятно смелый.

– Бабуля говорит, он замечательный наездник. А в прошлом году он ездил кататься на горных лыжах. Представляешь, сумел пройти все спуски, помеченные черным. А это очень опасные спуски.

– Я прекрасно знаю, какие спуски обозначаются черным, – самоуверенно заявила Дженна, однако слова Люси произвели на нее впечатление.

Она сама была не из робкого десятка, но вряд ли отважилась бы спуститься по трассе, обозначенной черным. Фергал проявил к ней некоторый интерес, но на Кэти он просто запал. Почувствовав это, Кэти применила весь свой арсенал обольщения. Она отчаянно хлопала ресницами, замирала от каждого его слова, истерично хохотала над его плоскими шутками и старалась все время находиться рядом. Вчера, когда они были в доме Уорвиков на Беркли-сквер, Фергал подошел к столику в передней, чтобы просмотреть свежие газеты. Кэти встала рядом, наклонилась к нему и старалась, чтобы их руки почаще соприкасались. Она проявила живейший интерес к маршу на Олдермастон, устраиваемому сторонниками ядерного разоружения. Дженна понимала, что на самом деле Кэти весьма далека от подобных вещей. Но играла она мастерски. Она расспрашивала Фергала, зачем эти люди собрались маршировать и каких целей хотят добиться. При этом она пожирала парня своими голубыми глазищами и не переставала восхищаться его умом. Самое противное – Фергал принимал все это за чистую монету. Дженна смотрела и не могла понять, почему столь незатейливые девчоночьи спектакли так действуют на умных и серьезных парней.

* * *

Добраться до Биконсфилда было проще простого: вначале на метро до вокзала Марилебон, а там – на любой из поездов. Когда Дженна села в поезд, ее распирало от волнения. Она радовалась своему побегу и скорому свиданию с Билли, Джоан, Джо и Майклом. Они куда в большей степени олицетворяли для нее Англию и родственников, чем Литтоны. Мама очень часто рассказывала ей про свое детство. Та часть Лондона, где она родилась, называлась Ламбет. Они жили в подвальных комнатках. У мамы было много братьев и сестер. Про своего отца она говорила не слишком охотно, все больше про мать, которую очень любила. А потом маму увезли жить на Чейни-уок. Ей там было скучно и одиноко, и она ужасно тосковала по своей семье.

– Надо было взять и вернуться домой, – заявила Дженна.

Барти ответила, что в те дни дети были значительно послушнее и не сопротивлялись взрослым. И потом, ее мать была очень благодарна Селии за все, что та делала для дочери. Зачем же убегать оттуда, где тебя досыта кормят и хорошо одевают?

– Братья и сестры стали мне завидовать и постепенно не пожелали знаться со мной. Один только Билли не отвернулся от меня.

– Значит, Литтоны тебе никакая не родня?

– По крови – нет. Я долго чувствовала себя чужой в их доме и не могла привыкнуть. Но потом мне у них понравилось. Мы очень сдружились с Джайлзом и воевали против близняшек. Потом родился Кит. Я стала его крестной. Наверное, тогда я и почувствовала себя частью семьи. И конечно, тут еще особая заслуга леди Бекенхем, матери Селии. Она приняла исключительное участие в судьбе Билли. Мне иногда думается, что он в большей степени должен чувствовать себя частью семьи, чем я.

Нет, ее не просто так потянуло в Эшингем. Билли и Джоан – звено, связывающее ее с настоящими родственниками матери. Наверное, потому ей так и захотелось снова увидеть всех четверых.

– Станция Биконсфилд. Поторопитесь, кто выходит!

Дженна не ожидала, что поездка будет такой короткой. Она подхватила пальто, сумку и спрыгнула на платформу до того, как поезд тронулся под оглушительный гудок паровоза и клочья пара.

– Скажите, пожалуйста, где у вас тут кебы? – спросила Дженна у станционного носильщика.

– Кебы? Ты имела в виду такси? [16] Вон там. А куда юной леди надо ехать?

– В Эшингем. На ферму.

16

В американском английском «cab» означает «такси», а не конный экипаж времен старой доброй Англии.

– В Эшингем? Далековато ты собралась. На такси долго ехать. Что ж это никто тебя не встретил?

– Не смогли. Все по горло заняты. И потом, я хотела сделать им сюрприз.

– Дорого тебе встанет этот сюрприз, – вздохнул носильщик и покачал головой.

– Мне все равно. У меня полным-полно денег.

– Забавная ты девочка. – Носильщик подвел Дженну к одной из машин. – Слушай, Джим, этой юной леди нужно в Эшингем, на ферму. Отвезешь? Она говорит, что у нее полным-полно денег.

Дженна убедилась, что в Англии совсем иное представление о расстояниях. Она привыкла к длинным поездкам в Саутгемптон. А здесь вся дорога заняла чуть больше получаса. Путешествие ей очень понравилось. Дженна разглядывала английские пейзажи, так разительно отличавшиеся от Лонг-Айленда и Массачусетса. Вроде бы те же поля, живые изгороди и деревья. Такое же небо. А картины совершенно другие. То же и с человеческими лицами. Ей всегда казалось странным, как пара глаз, нос и рот могли создать миллионы лиц, не похожих друг на друга.

Дженна попросила остановиться у проезда, ведущего к ферме, чтобы не портить хозяевам сюрприз.

– Приехали. С тебя один фунт и десять шиллингов. У тебя хватит денег?

– Разумеется. Спасибо, что довезли. Вот.

Дженна полезла в кошелек.

– Черт, только такие. – Она протянула таксисту одну из красивых пятифунтовых купюр, которыми снабдила ее Барти. – Вас устроит?

– Думаю, да.

Судя по выражению лица, таксист был не особо доволен. Может, ему не нравились английские деньги? Пятифунтовая купюра была куда крупнее долларовых бумажек. Иной была и бумага, напоминающая пергамент. Узоры и подписи делали ее больше похожей на облигацию или свидетельство, чем на деньги.

– Ты уверена, что дальше не заблудишься? – спросил таксист.

– Уверена. Я здесь уже бывала. Спасибо. Возьмите.

Дженна протянула ему десять шиллингов.

– Очень любезно с твоей стороны. Спасибо.

– Не за что. Еще раз спасибо, что довезли.

Дженна вылезла из машины и пошла по проезду. Через несколько шагов она обернулась. Таксист по-прежнему глазел на нее. Наверное, из-за ее американского акцента. Проезд не был заасфальтирован. Ноги Дженны ступали по влажной и кое-где раскисшей глине. Сбоку журчал ручеек. По обеим сторонам тянулись высокие живые изгороди. Примулы только-только начинали распускаться. Дженна остановилась и нарвала букетик. Это для Джоан. Над головой синело небо. На склоненных ветвях ив уже появлялись крохотные листочки. Дженна задрала голову и улыбнулась, почувствовав себя невероятно счастливой. Сегодня солнце впервые было по-весеннему теплым.

За изгородями мычали коровы. Дойдя до ворот, Дженна остановилась и некоторое время стояла, глядя на коров. Ей всегда нравились коровы с их миролюбивыми мордами, длинными ресницами и сладким, пахнущим молоком дыханием.

Нужно было пройти еще одно поле, а потом повернуть за угол, и тогда появится дом. Ну конечно, это он! Ее четвероногий друг. Такой же могучий, как несколько лет назад. Конь невозмутимо щипал траву, словно все поле предназначалось ему на ланч. Дженна перелезла через забор, нарвала пучок травы и подала ему: