Соблазны бытия
Шрифт:
Интересно, что сталось с этим домом? Чарли вскользь упомянул, что дом пришлось продать, поскольку затем родители перебрались в пансион для престарелых и деньги пошли на оплату их пребывания. Но дом выглядел достаточно крепким и основательным. Наверное, существует до сих пор…
«Прекрати, Барти, – мысленно одернула она себя. – Ты сюда пришла не затем».
Она взяла еще одну фотографию. Салли, бывшая теща Чарли. Мэг пошла не в нее. Лицо Салли было проще и жестче. Но ведь она помогала Чарли как могла, и между ними долгое время сохранялись хорошие отношения. А Мэг тоже не красавица. Просто симпатичная, улыбающаяся женщина с золотистыми волосами. Надо же,
Барти вдруг почувствовала, что ей очень хочется поговорить с Салли. Чарли ни разу не предложил съездить к ней. Почему бы не сделать старухе приятное? Они бы поехали все вместе, взяли бы свадебные фотографии. Если договориться с Салли, то Чарли уже не отвертится. И в самом деле, почему бы им не съездить к его бывшей теще, а потом уже перебираться на лето в Саут-Лодж?
Никаких следов приглашения. Конечно, можно спросить у Чарли. Или у Иззи. Уж ей-то Кит должен прислать приглашение. Интересно, каково Иззи будет видеть Кита рядом с другой женщиной? Конечно, с тех пор прошло больше десяти лет, и все-таки… Они с Иззи тогда чуть-чуть не поженились.
Барти перелистала страницы адресной книжки Чарли. Она знала не только имя, но и фамилию Салли. Видела письмо, в котором Чарли сообщал бывшей теще о свадьбе.
Салли Нортон. Она была одна на странице. Чарли не обманывал: у него почти не осталось друзей и знакомых. По его словам, многие дружеские связи оборвались в те годы, когда Кэти была маленькой и он уделял ей почти все время. Барти это не удивило.
Быстро, пока у нее еще оставался запал, Барти сняла трубку и набрала записанный номер. На звонок почти сразу ответил приятный, даже мелодичный женский голос. Наверное, это и была мать Мэг.
– Алло?
– Миссис Нортон?
– Нет. Извините, но она здесь больше не живет.
– Понятно, – пробормотала Барти.
Почему Чарли не сказал ей об этом?
– А вы не могли бы дать ее новый номер? Или она переехала… в дом престарелых?
– Не думаю. По ней нельзя было сказать, что она одряхлела и нуждалась в посторонней помощи. Скорее наоборот.
– Я думала…
– Мы переехали сюда около года назад. Тогда она была в прекрасном состоянии.
Год назад! Что за бессмыслица!
– Простите, а вы знаете, куда она переехала?
– Только почтовый адрес. Телефона я не знаю.
– Вы не будете так любезны продиктовать мне адрес? Я ей напишу.
– Конечно. Когда будете писать, скажите, что мы очень счастливы в ее квартирке.
– В квартирке? Я думала… Нет, это так. Мысли вслух. Я готова записать адрес.
Судя по рассказам Чарли, Салли жила в достаточно большом доме, но никак не в «квартирке». Однако зачем незнакомой женщине на другом конце провода врать? Значит…
– Дорогая, подождите минутку… Ну вот, нашла. Квартира четыре, дом один-четыре-два-девять, авеню N, Шипсхед-Бей.
– Шипсхед-Бей?
Барти не верила своим ушам. Шипсхед-Бей был весьма неподходящим местом для престарелой состоятельной дамы. Небогатый район, вдобавок пользующийся не слишком хорошей репутацией. Самый юг Бруклина, близ Кони-Айленда. Что заставило Салли переехать? Почему она там живет? Наконец, почему Чарли ни словом не обмолвился о переезде бывшей тещи?
Барти торопливо простилась и положила трубку.
– Боже мой! – сказала она.
Она вдруг почувствовала, что почти плачет, самая не зная почему.
Возвращение в Лондон было чудесным сном наяву. Привычный мир, полный друзей. Мир, где родные
всегда помогут и присмотрят за Сесилией. Теперь у нее будет время походить по магазинам, посплетничать с подругами, поговорить об издательских делах и наведаться в «Литтонс». Джей и Селия очень обрадовались ее приезду. Они спрашивали ее мнение насчет разных книг, включая «Черное и белое» (роман по-прежнему назывался так). Элспет дали прочесть гранки, и она читала с наслаждением. Однако ей не давала покоя мысль, что рано или поздно ей придется возвращаться в Глазго. Или в другую такую же тюрьму – Бирмингем. Второй вариант был получше: ближе от Лондона. И все равно там ее тоже ожидала прежняя монотонная жизнь. Иногда Элспет себя спрашивала: а любит ли она Кейра? Но ведь была не только упомянутая монотонность. Ей вспомнился прекрасный вечер, когда они говорили о вещах, интересных им обоим: о политике, литературе, их будущем. Были прекрасные ночи, когда они занимались любовью. Вспоминая об этом, Элспет убеждалась: да, она по-прежнему любит Кейра.На последних месяцах беременности и после рождения дочери Элспет и не помышляла о сексе. Наоборот, это ее пугало. Вдруг сексуальный контакт ее травмирует? Вдруг ощущения не будут такими, как раньше? А если проснется Сесилия? Но однажды, посреди ночи, она вдруг почувствовала настоящий сексуальный голод… Кейр был таким нежным и заботливым, таким терпеливым. Элспет успокоилась и расслабилась. Его забота согрела ее, и она поплыла вместе с Кейром по волнам наслаждения, неожиданно обнаружив, что не утратила интереса ни к сексу, ни к мужу. Она по-прежнему хотела Кейра, хотела быть его женой, хотела развития их отношений.
В один из вечеров Селия позвала ее на обед. Элспет целую вечность не была в доме на Чейни-уок. Лорд Арден отправился в клуб, и потому ничто не мешало откровенному разговору внучки с бабушкой.
– Если бы он не был таким упрямым. Если бы согласился взглянуть на жизнь и моими глазами. Но он не желает меня слушать или ведет себя как глухой. И слепой. Однако я люблю Кейра. Вот только не знаю, надолго ли меня хватит. Жизнь в Глазго явно не по мне. Или я действительно слишком избалованна и эгоистична? Кейр постоянно твердит мне об этом.
Селия поспешила ее успокоить:
– Дорогая, что-то обязательно изменится. Я это знаю. В решительные моменты жизнь бывает особенно замечательной. Говорю тебе по собственному опыту, ибо убеждалась в этом не раз.
– Боюсь, мне еще долго придется ждать решительного момента, – нервозно ответила ей Элспет.
Адель сидела в кабинете психиатра и смотрела мимо него, в окно. Она и сейчас сомневалась, стоило ли поддаваться на эту затею. Она долго сопротивлялась, однако уступила уговорам Венеции. Сестра застала ее в истерическом состоянии в то утро, когда Лукас уехал во Францию.
– Так дальше нельзя. Ты себя погубишь, – заявила ей Венеция. – Тебе обязательно нужна помощь извне. Если боишься, я пойду вместе с тобой.
– Я не хочу, чтобы ты шла со мной, – отрезала Адель.
Венеция не настаивала. Главное – ее несчастная сестра наконец-то согласилась обратиться к психиатру.
Разговаривать с доктором Каннингемом было достаточно легко. Молодой, с несколько туманным взглядом и очень тактичными манерами. Адель неохотно заговорила, поначалу рассказав ему, что без конца плачет и не может спать даже со снотворным. Психиатр осторожно поинтересовался, известна ли ей причина ее слез, и Адель ответила утвердительно. Причина одна: ее оставил муж.