Собор без крестов - 2

— Конечно, повезу. Самому интересно посмотреть на Лесника. Я ведь его лет семь как не видел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕСНИК

ГЛАВА 27. ЛЕСНИК

Время ненасытным уланом постоянно пожирает чело­веческие жизни. Люди покорно идут к нему и пасть. Никто из высокоразвитых животных, а люди как раз и относятся к их числу, не таит обиду на Время за его прожорливость и жестокость по отношению к себе, поскольку, приступая к своей трапезе, оно ни для единого «блюда» на своем столе не делает исключений: не учитывает ни заслуг гениев перед обществом, ни богатства человека, ни занимаемой им до­лжности. Всех нас оно поедает с одинаковым аппетитом.

Думал ли Лесник лет так пятьдесят тому назад, что он доживет до старости, вырастит и поставит на ноги двоих сыновей, дочь, будет дедом трех внуков, станет заметной фигурой в кругу промышленников, человеком, для которо­го потерять десять миллионов долларов такая же мелочь, как для какого-нибудь бомжа найти тару из-под спиртного на городской свалке. Только вот Лесник был не из тех, кто терял. Скорее наоборот — он постоянно «находил» и пре­умножал свой капитал.

От руководства предприятиями, принадлежащими его семейству, Лесник давно самоустранился, взвалив это бре­мя на плечи своих сыновей.

В свои шестьдесят девять лет он был еще подвижным, физически здоровым мужчиной, и если бы у него не было взрослых детей, то ему, как волу, пришлось бы тянуть на себе всю тяжесть и ответственность по руководству корпо­рацией «Гончаров-Шмаков и сыновья». И можно было не сомневаться, что справлялся бы он с этим успешно.

Еще недавно он временами подключался к общей ра­боте, но только в том случае, когда сыновья обращались к нему за помощью. Раньше таких обращений было много, но с каждым годом их число заметно уменьшалось, так что последние пару лет он иногда даже скучал от безделья.

Чтобы отец чувствовал, что они по-прежнему нужда­ются в его советах, Константин и Антон пошли на хитрость и зачастили в дом отца с вопросами, ответы на которые зна­ли сами. Но Леснику их хитрость разгадать не составило особого труда. Он им жестко заявил, что они сами в силах разобраться в таких пустяках и чтобы впредь из-за этих глу­постей не смели его беспокоить.

Как и несколько десятков лет назад, Лесник продол­жал жить двойной жизнью. С одной стороны, он был пре­успевающим капиталистом, а с другой стороны, у него хра­нилась касса общака. Только как у настоящего капиталис­та, она работала на него, давая приличную прибыль. Хра­нить ее в каком-то тайнике Лесник считал неоправданной глупостью. Деньги всегда должны делать деньги.

Совершив в соборе покаяние священнослужителю и получив от него отпущение грехов, Лесник решил как мож­но меньше грешить в жизни. Даже тогда, когда его тяжело ранил Беспредел, ударив ножом в живот, и то, преодолевая большой соблазн отомстить обидчику с помощью Душма­на, он отказался от мести и предоставил ему возможность мучиться жизнью бродяги и умереть в старости на какой- нибудь городской свалке в грязи. Может быть, для беспредела это было самым страшным наказанием.

Несмотря на то, что Лесник давно уже не совершал ни­каких преступлений, воровской мир продолжал считать его своим человеком, уважаемым авторитетом, к мнению ко­торого все должны прислушиваться.

В узком кругу воров-рецидивистов знали, что именно Лесник стал той ниточкой, которая впоследствии превра­тилась в крепкую цепь, соединившую мощные воровские группировки России и Америки.

В настоящее время Лесник чем-то походил на уснув ший вулкан, который никого не беспокоил и ничем опас­ным не угрожал. Но как проснувшийся вулкан, так и рас­серженный Лесник могли причинить другим много вреда. Последние годы психику Лесника практически никто не «колебал». Он был слишком важной фигурой в преступном мире, чтобы кто-то посмел попытаться сделать ему больно. Вся его жизнь строилась по жестким принципам, и попи­рать их никому извне не дозволялось. И не стоило бы зави­довать тому индивидууму, который посмел бы решиться обидеть Лесника. Будучи по натуре взрывным, импульсив­ным, несмотря на свой преклонный возраст, он и сейчас мог еще много наломать дров, позабыв и о своем покаянии, и о данном обете. Потом, конечно, он бы глубоко сожалел о содеянном, но раскаяние по поводу совершенных им про­тивоправных действий к нему приходило, как и у всех лю­дей, слишком поздно.

После смерти Лапы и его сожительницы Марии Иль­иничны, согласно завещанию умершего медвежатника, Лесник стал наследником не только капитала, вложенного в кислородный завод, но и всей другой недвижимости, ко­торая у Лапы имелась в Геленджике.

В доставшийся по наследству особняк квартирантов- отпускников больше не пускали. С недавних пор здесь жил сам Лесник со своим многочисленным семейством, прислу­гой и телохранителями.

Каждое лето Константин и Антон с женами и детьми, Наташа с мужем прилетали сюда, чтобы проведать родите­лей и отдохнуть, позагорать на песчаном берегу моря, по­купаться в нем.

Приезжали они в родительский дом летом в разные месяцы, поэтому для Лесника и его супруги Альбины Ил­ларионовны эти дни были насыщены праздниками встреч и приятным времяпрепровождением.

Дед с бабушкой уделяли внимание внукам, невесткам, зятю намного больше, чем родным детям. Такое отноше­ние к близким трудно объяснить, но каждый сможет его понять и почувствовать, когда сам окажется в положении дедушки или бабушки.

За три года до описываемых в романе событий Кон­стантин, прибывший с Регитой в гости к родителям, после нескольких дней отдыха завел с отцом серьезный разговор. Данной беседе предшествовали долгие размышления стар­шего сына Лесника. Из всех его детей Константин был единственным, кто видел и помнил, как судили отца, как после приговора его в наручниках посадили в «воронок» ра­ботники милиции и увезли в загадочную и непонятную для маленького ребенка неизвестность.

Для Константина не являлось секретом, каким обра­зом возник первоначальный семейный капитал. Он знал, его отец был медвежатником. Как многие дети, стремящи­еся заняться тем или иным видом спорта, он загорелся же­ланием освоить эту сложнейшую воровскую профессию. Он понимал, сколь редкой и престижной она считается в пре­ступном мире.

— Отец, как ты смотришь на то, что я попытаюсь при­обрести еще новые знания? — приступил издалека к беседе с отцом Константин.

— Ты хочешь сказать, что с двумя дипломами и много­летней практикой все-таки местами пробуксовываешь на работе?

— Нет, у меня все путем, но знания человеку, по-моему, никогда не мешали.

— В этой части ты прав. Где и чему ты теперь пожелал учиться?

— У тебя. Научи меня своему ремеслу.

— Какому?

— Медвежатника.

— Ничего себе толчки на старости лет приходится по­лучать от сына!

— А что я тебе такого плохого сказал?

— С какой стати тебе в голову пришла эта блажь?

— Ты же сам недавно говорил, что лишние знания ни­кому не помешают.

— И сейчас могу это повторить, но только не такие, ка­кие ты хочешь получить от меня.

— Почему?

— С полученными от меня знаниями и проявившимся желанием применить их на практике, ты можешь загудеть к хозяину, а этого мне очень не хочется.

— Я не собираюсь сидеть в тюрьме. Мыс Регитой пре­красно обеспечены, на кражу денег или драгоценностей из чужого сейфа меня совершенно не тянет.

— Тогда зачем тебе наука медвежатника?

— Твое ремесло не должно пропасть после твоей смер­ти. Я его сохраню и передам дальше своему сыну.