Собор

— Ты не понимаешь, — сказал он.

— Ты прав, не понимаю, нет, — ответила она. — И прости, пожалуйста, но я правда не хочу никак влиять на тебя. Какое бы решение ты ни принял. Только мне кажется, ты не захочешь здесь жить. Правда?

Он пожал плечами. Достал сигарету. Она взяла сигарету из его пальцев и держала в губах, ожидая, чтобы он предложил ей огня, чтобы над огоньком спички встретились их глаза.

— Когда я была совсем маленькая, — снова заговорила она, — я мечтала поступить в цирк. Не хотела быть медицинской сестрой или учительницей. Или художницей. Тогда я не собиралась быть художницей. Я мечтала стать Эмили Хорнер, Танцовщицей На Канате, канатоходкой. Мне казалось, лучше, важнее быть ничего не может. И вот тут, в сарае, я тренировалась — ходила по балкам под крышей. Вон по той балке, наверно, тыщу раз прошла.

Она хотела было еще что-то сказать, но затянулась сигаретой и бросила ее на земляной пол, тщательно затоптала каблуком.

Снаружи долетел зовущий голос какой-то птицы; наверху, на сеновале, кто-то маленький затеял суетливую беготню по голым сухим доскам. Она молча обошла мужа, шагнула из мглы на свет и медленно побрела сквозь высокую траву к дому.

— Что будем делать, Эмили? — крикнул он ей вслед.

Она остановилась, подождала, пока он ее нагонит.

— Жить. — Покачала головой, еле заметно улыбнулась. — Господи, ну и попали мы с тобой в историю, а? Но это все, что я могу тебе сказать.

— Но мы же должны решить, — сказал он, не вполне уверенный, что именно имеет в виду.

— Решай ты, Гарри, если еще не решил. Тебе решать. Я готова сейчас же поехать обратно, если тебе так легче. Можно пожить у тетушки Элси денек-другой, а потом уехать в город. Хочешь? Только дай мне, пожалуйста, сигарету. Я иду в дом.

Он подошел к ней совсем близко и подумал: сейчас обниму ее. Ему очень хотелось ее обнять. Но Эмили не двинулась, только смотрела на него не отрываясь. Так что он лишь коснулся кончиком пальца ее носа и сказал:

— Я тоже приду чуть погодя.

Он смотрел, как она уходит. Взглянул на часы и пошел через пастбище к лесу. Трава доходила до колен. На опушке леса, там, где трава начала редеть, Гарри заметил что-то вроде тропинки. Он потер переносицу под седлом темных очков и обернулся. Постоял, посмотрел на дом и сарай и медленно двинулся дальше. С ним вместе, ореолом над головой, двинулось облачко мошкары. Он приостановился, чтобы зажечь сигарету, помахал рукой, отгоняя мошкару, и снова поглядел назад. Но теперь не видно было ни дома, ни сарая. Гарри не пошел дальше, так и стоял, курил и смотрел. Теперь он ощущал тишину; она лежала на траве и окутывала деревья, пряталась в лесной тени, уходя вместе с деревьями в глубь леса. Разве не к этому он стремился? Он пошел дальше.

Сел на сухую хвою под деревом, прислонился спиной к нагретому солнцем стволу и снова закурил. Курил, крошил в пальцах сухую веточку — поднял ее с мягко пружинившей под ногами земли, — думал. Вспомнил, что в машине, поверх беспорядочно сваленных на заднем сиденье вещей, лежит томик пьес Гельдерода [4] ; потом подумал о городках, которые они сегодня утром проехали. Ферндэйл, Линден, Кастор, Нуксак [5] . Вдруг представил себе прислоненный к стене кухни матрац. И понял, что все это порождает в нем страх. Что он просто боится. Попробовал представить себе, как Эмили идет по балке под крышей сарая. Это тоже было страшно. Гарри снова закурил. На самом-то деле он спокоен, гораздо спокойнее, чем можно было бы ожидать, если учесть все обстоятельства. И он не собирался оставаться здесь жить, это он теперь понял. И его не огорчало то, что он понял. Теперь не огорчало. Все будет в порядке, решил он. Ему всего тридцать два. Не так много. Не старость. Конечно, со всем этим он здорово сел в лужу. Надо это признать. Но в конце концов, подумал он, это и есть жизнь, верно? Он погасил сигарету. Посидел немного и закурил следующую.

4

Мишель Гельдерод (Адемар Адольф Луи Мартенс), 1898–1962. Известный бельгийский писатель. Русское издание пьес в сборнике: Мишель Гельдерод. Театр. М.: Искусство, 1983.

5

Папоротниковая Долина, Липы, Бобровая Шапка, Погребок.

Завернув за угол дома, он увидел, что Эмили довольно успешно пытается пройтись колесом. Собственно, уже завершает переворот. Она легко встала на ноги, чуть спружинив в коленях, и увидела Гарри.

— Эй! — крикнула она, невесело усмехнувшись. Поднялась на цыпочки, подняв руки над головой, перевернулась вверх ногами и снова пару раз прошлась колесом. Он смотрел. Потом она крикнула: — Ну как? — Легко встала на руки. Не теряя равновесия, пошла на руках к нему, покачиваясь и болтая в воздухе ногами. Лицо ее пылало, блузка свисала на подбородок, но она шла. — Ну, ты решил? — спросила она, встав на ноги и едва переводя дух.

Он кивнул.

— И что?

Она бросилась на траву, легла на бок, потом повернулась на спину, прикрыв от солнца глаза согнутой в локте рукой. От этого движения обнажилась нежная грудь. Нарочно?

— Гарри? — сказала она.

Он прикуривал сигарету от последней спички. Рука дрогнула. Спичка погасла. Он остался стоять с сигаретой и пустым спичечным коробком в руке, глядя на безбрежную зелень леса за ярким в солнечных лучах лугом.

— Гарри, нам всего-навсего нужно любить друг друга, — сказала она. — Любить. Всего-навсего.

Прошу тебя, замолчи!

1

Когда Ральфу Уайману исполнилось восемнадцать и он впервые покидал родной кров, отец его, директор джефферсонской начальной школы и первая труба в оркестре клуба «Уивервилльские Лоси», все ему объяснил. Жизнь, объяснил он, весьма серьезное дело, рискованное, можно сказать, предприятие, с первых шагов требующее от юноши напора и целеустремленности. Тяжкое испытание — это, можно сказать, известно всем и вся. Тем не менее жизнь — дело стоящее и в конце концов приносит свои плоды. Так полагал отец. Так он и сказал сыну.

Однако в университете Ральфу не сразу удалось четко определить цель, к которой следовало стремиться. Он подумывал стать врачом, а еще ему хотелось быть адвокатом. Поэтому он посещал подготовительные курсы при медицинском факультете и одновременно — лекции по истории юриспруденции и коммерческому праву. Очень скоро он обнаружил, что не обладает ни самоотверженностью, необходимой, чтобы врачевать чужие недуги, ни усидчивостью, потребной для изучения законов, особенно тех, что касались проблем собственности и наследования. Правда, Ральф время от времени еще посещал лекции по истории науки, по теории управления, но к ним добавились занятия по философии и литературе, и он вдруг почувствовал, что стоит на пороге открытия, великого открытия о самом себе. Но шагнуть за этот порог он так и не сумел. Открытие не состоялось. Именно тогда, в «период самой низкой воды», как Ральф потом называл это тяжкое время, он чуть было не сорвался. Он не пропускал ни одного сборища студенческого землячества и напивался каждый вечер. Так пил, что приобрел совершенно скандальную репутацию и прозвище Джексон, по имени бармена из студенческого бара «Бочонок».

Позже, уже на третьем курсе, Ральф попал под влияние преподавателя, обладавшего удивительной силой убеждения. Звали его Максвелл. Ральф запомнил его на всю жизнь. Максвелл был красивый, изящный человек лет сорока, с изысканными манерами и легкими, почти незаметными интонациями южанина в мягком, хорошо поставленном голосе. Он учился в университете Вандербильта [6] , завершал образование в Европе, был еще как-то связан с двумя-тремя литературными журналами Запада. Ральф потом утверждал, что буквально в одни сутки решилась его судьба: он станет преподавателем. Он бросил пить, поднажал с учебой и в тот же год добился избрания в «Омега Пси» — национальное общество журналистов. Стал членом Английского клуба, был приглашен в камерный студенческий оркестр — а ведь он уже три года как забросил свою виолончель. И успешно провел избирательную кампанию: стал старостой старшего курса. Вот тут-то он и встретил Мариан Росс — завлекательно бледную, стройную девушку, которая однажды села рядом с ним на семинаре по Чосеру [7] .

6

Один из крупнейших старых университетов в США; основан в 1872 году в городе Нэшвилл, штат Теннесси.

7

Джеффри Чосер (1340–1400) — английский поэт. Особенно широко известны его «Кентерберийские рассказы». На русский язык наиболее полно переведены И. Кашкиным и О. Румером.

У Мариан Росс были длинные волосы, она предпочитала свитеры с высоким горлом, и появлялась всюду с кожаной сумкой, свисавшей с плеча на длинном ремне. Ее огромные глаза, казалось, могли вобрать в себя и в один миг осознать все окружающее. Ральфу нравилось появляться с Мариан на людях. Они вместе ходили в «Бочонок» и в другие места, где бывали все их сокурсники, но не допускали, чтобы эти развлечения и даже помолвка, не замедлившая последовать в весенние каникулы, помешали занятиям.

Оба проявили себя как весьма серьезные студенты, поэтому и те, и другие родители дали добро грядущему браку. Весной Мариан и Ральф проходили практику в одной и той же школе в Чико [8] , а в июне вместе сдали выпускные экзамены. Две недели спустя они обвенчались в епископальной церкви св. Иакова. Накануне свадьбы, держась за руки, они поклялись в браке своем до конца дней сохранить волнующую тайну любви.

8

Чико — городок в штате Калифорния, около 20 тысяч жителей.