Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге
Шрифт:
— Ах, боже мой! — вероятно, воскликнете вы, с нетерпением дослушав мои внушения и с негодованием воздев очи и руки к потолку или к небу, смотря по тому, где вы в данный момент находитесь, среди четырех стен или на открытом воздухе. — Наговорить таких дерзостей в лицо женщине?! Куда же девалось рыцарство?
Рыцарство основывалось на том предположении, что женщина достойна поклонения не в силу одного своего существования, но и за проявляемое ею благородство мышления и поступков. Современная же женщина требует, чтобы ей поклонялись только за то, что она не мужчина. Это большая ошибка.
Мы любим видеть в литературе действительную, живую героиню со всеми ее достоинствами и недостатками (даже, скорее, с последними). Прежняя героиня, изображавшаяся
— Да, как я ни мудрила, а мне все-таки скверно живется на свете. Я винила в этом свет, но теперь вижу, что виновата во всем сама. Нужно самой быть хорошей, чтобы иметь право требовать хорошего и от других.
И за это чистосердечное сознание мы, мужчины, стали бы не только интересоваться ею, но и уважать ее.
Что об этом думает миссис Уилкинс?
В прошлом году, во время поездки в подземке, я встретил одного знакомого, и такого печального человека мне не доводилось видеть много лет. В прежние времена, когда мы оба занимались журналистикой, мы с ним приятельствовали, так что я сочувственным тоном поинтересовался, как у него дела, ожидая в ответ потока слез и того, что в конце мне придется раскошелиться на пятерку. К моему удивлению, он сказал, что дела идут просто превосходно. Не хотелось спрашивать в лоб: «Так почему у тебя вид плакальщика на похоронах без спиртного, что с тобой случилось?», поэтому я только сказал:
— А как твои домашние?
Я решил, что если неприятности у его близких, то он ухватится за предложенную возможность поделиться. Но он даже как-то просветлел. Выяснилось, что со здоровьем у жены все в полном порядке.
— Ты же ее помнишь, — улыбаясь, продолжал он, — всегда прекрасное настроение, всегда весела, кажется, ничто не может выбить ее из колеи, даже…
Внезапно он замолчал и вздохнул.
Из дальнейшего разговора я узнал, что его теща довольно давно скончалась, оставив им приличное наследство, а старшая дочь помолвлена и собирается выйти замуж.
— Это брак по любви, — рассказывал он, — и жених такой славный, добрый парень, что я бы не стал возражать, даже будь он бедняком. Но разумеется, радуюсь, что у него есть состояние.
Старший сын, выиграв стипендию, собирался осенью в Кембридж. Здоровье моего знакомого тоже значительно улучшилось, а роман, написанный им в свободное время, обещал стать одним из самых больших успехов сезона. И тогда я не выдержал и спросил напрямик:
— Если я задеваю слишком болезненную рану, так и скажи. А если это обычная неприятность и сочувствие коллеги поможет пролить на эту рану бальзам, то объясни — в чем дело?
— Сам я, — ответил он, — с радостью бы тебе все рассказал. Мне от этого только полегчает и, я надеюсь, может натолкнуть на верную мысль. Но ради себя самого послушайся моего совета: не настаивай.
— А как это может затронуть меня, если не имеет ко мне никакого отношения? — удивился я.
— Оно и не будет иметь к тебе отношения, — ответил он, — если ты поступишь разумно и будешь держаться от всего этого подальше. Если я тебе расскажу, это станет и твоей заботой тоже. Во всяком случае, именно так произошло в четырех других случаях. Хочешь стать пятым и дополнить нашу полудюжину — добро пожаловать. Но не забывай, что я тебя предупреждал.
— А что случилось с остальными пятью? — воскликнул я.
— Они из веселых общительных людей превратились в мрачных зануд, одержимых одной мыслью, — сказал он. — Думают только об одном, говорят только об одном, видят сны только об одном. И не могут этого преодолеть, наоборот — со временем оно завладевает
ими все сильнее и сильнее. Конечно, есть люди, на которых оно не действует, — они в состоянии просто отмахнуться. Я специально тебя предостерегаю, потому что, несмотря на все сказанное, я уверен, что у тебя есть чувство юмора, а значит, оно тобой завладеет. Будет терзать денно и нощно. Ты же видишь, во что оно превратило меня! Всего три месяца назад дама, бравшая у меня интервью, назвала меня человеком с солнечным темпераментом. Я бы на твоем месте вышел на следующей же станции.Теперь я жалею, что не послушался его совета, но тогда любопытство взяло верх, и я упросил его объяснить мне, в чем дело. Так он и сделал.
— Это случилось под Рождество, — сказал он. — Мы, трое или четверо, в курительной комнате клуба «Девоншир» обсуждали очередную пантомиму в «Друри-Лейн», и юный Голд сказал, что, по его мнению, было ошибкой затрагивать тему бюджетного вопроса в истории о Шалтае-Болтае. Ему совершенно очевидно, что эти две вещи не имеют между собой ничего общего. И добавил, что испытывает искреннее уважение к мистеру Дэну Лино, с которым однажды вместе ехал на пароходе, но предпочтет, чтобы этот джентльмен наставлял его в других вопросах. Неттлшип, со своей стороны, заявил, что не согласен с утверждением, будто артисты не должны вмешиваться в гражданские дела. Актер — это гражданин, такой же, как мы все. Он сказал, что, согласны мы с ними или нет, все равно должны признать, что нация должна быть благодарна миссис Браун Поттер и мисс Ольге Нетерсол за то, что они поделились с ней своими соображениями по этому поводу. Он лично беседовал с обеими дамами и вынес убеждение, что они разбираются в этом так же хорошо, как и большинство остальных.
Бернсайд, тоже принимавший участие в обсуждении, заявил, что если уж нужно принять чью-то сторону, то пантомима непременно должна была поддержать вопрос о бесплатном питании, поскольку этот вид развлечения рассчитан преимущественно на вкусы сторонников «Малой Англии». Тогда в дискуссию вступил я.
— Бюджетный вопрос, — сказал я, — сейчас у каждого на языке. И раз уж так, то вполне правильно и прилично затронуть его в нашей ежегодной пантомиме, которая считается обзором событий за год. Но его не следовало преподносить с политической точки зрения. Более подобающей позицией было бы невинное добродушное подшучивание без малейших намеков на горячую поддержку.
Подошел старый Джонсон и встал позади нас.
— Именно этого я и пытаюсь добиться вот уже несколько недель, — сказал он. — Ярких, забавных выводов по всей проблеме в целом, но так, чтобы не обидеть ни одну сторону. Вы знаете нашу газету, — продолжал он, — мы избегаем политики, но при этом стараемся идти в ногу со временем, а это совсем не просто. Такое толкование этого вопроса, как вы только что предложили, и есть то, что нам требуется. Будьте добры, напишите мне несколько строк.
Он хороший малый, этот старина Джонсон, и мне показалось, что задача довольна проста. Так что я согласился. И с тех пор обдумываю, как мне это сделать. Собственно, я больше ни о чем и не думаю. Может, ты сумеешь что-нибудь предложить?
На следующее утро я был в прекрасном рабочем настроении. «Пилсон, — сказал я себе, — извлечет из этого недурную выгоду. Ему не нужно ничего особенно смешного. Несколько игривых остроумных замечаний по данному вопросу — и получится идеальная статья».
Я раскурил трубку и начал думать. В половине первого, перед тем как пойти на ленч, мне потребовалось написать кое-какие письма, и я выкинул бюджетный вопрос из головы.
Но не надолго. Он беспокоил меня всю вторую половину дня. Я надеялся, что, может быть, меня осенит вечером, но потратил впустую весь вечер и все следующее утро. Во всем есть смешная сторона, говорил я себе. Комические рассказы пишут даже про похороны и про свадьбы. Вряд ли в истории человечества существует несчастье, о котором нельзя придумать комический рассказ. Один мой американский друг подписал контракт с редактором «Страхового журнала» на четыре юмористических рассказа — про землетрясение, про циклон, про наводнение и про ураган. И я в жизни не читал ничего более смешного. В чем же дело с этим бюджетным вопросом?