Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге

Сколько мощи в безмолвии! Погрузившись в его тихие волны, чувствуешь прилив новых сил. Безмолвие для человеческой души — то же самое, чем была для сказочного Бриара мать-земля: от одного прикосновения к ней изнемогающий великан исцелялся от полученных в битве смертельных ран и укреплялся для новых подвигов.

Крикливые споры различных вероучителей вносят в нашу душу смущение и разлад, а тишина дает нам покой и надежду. Тишина не принуждает нас верить так или иначе, а внушает только одно: что десница Верховного Существа охватывает весь мир.

Какими мелкими и ничтожными кажутся все наши тревоги и стремления, когда мы приносим их на лоно великой, полной покоя и благости тишины, и как нам становится стыдно за них!

Тишина научает нас понимать, как ничтожны мы сами и в то же время как способны ко всему великому. На мирских рынках мы являемся атомами огромной машины, представляющими из себя ту или иную профессию, ту или иную, так сказать, экономическую ценность. Среди безмолвия же мы проникаемся сознанием, что мы — люди, которым раскрыта вся вселенная и, что еще величавее, — вечность.

Только в тишине слышим мы неподкупный голос правды. Человеческие жилища и рынки день и ночь стонут от ошеломляющих выкриков наглой лжи, гнусного обмана и пустого хвастовства. В безмолвии ничего этого не может быть. Мы не можем заставить ложь держаться на лоне безмолвия. Она всегда выбрасывается на поверхность и поддерживается на ней суетою людей. Бросьте ее на лоно тишины — она тут же потонет, между тем как правда держится в потоке безмолвия прямо и смело, подобно крепко построенному гордому кораблю над бездною океана. Безмолвие держит правду над собою, чтобы каждый ясно мог видеть ее. Только тогда замыкаются над правдою воды безмолвия, когда она устарела, износилась, истрепалась, перестала быть самой собою.

Безмолвие — единственное крепкое, неизменное убежище, на которое мы можем надеяться среди этого мира мимолетных грез. Время — тень, которая исчезнет вместе с сумерками человечества. Безмолвие — часть вечности. Все то лишь верно и устойчиво, чему нас научила тишина.

Народам следовало бы воздвигать обширные храмы, в которых поклонялись бы одной величавой тишине, потому что только она — истинный голос Бога.

Все существующие соборы и церкви, как бы они ни были величавы, воздвигнуты людьми для прославления отдельных верований: протестантского, католического, магометанского и других. Между тем во всех них обитает одна и та же великая Божья тишина, лишь по временам нарушаемая службами. Поэтому во всех них хорошо находиться одному и входить в общение с божественным безмолвием…

Нам удалось обойти весь собор без проводников. Только при входе на хоры мы натолкнулись на какого-то субъекта, который предложил показать нам ризницу, склепы, саркофаги, картины старых мастеров и т. п. «редкости», одна часть которых совсем не интересна, а другую всегда можно видеть в любой столичной антикварной торговле.

Я решительно отказался любоваться всем этим старьем и хотел было войти в резную дверь на хоры, но субъект поспешно запер ее на ключ, вытащил его, сунул в карман и резко произнес на довольно сносном английском языке, свидетельствовавшем о долголетней практике именно в этой фразе:

— Нет, нет! Вы не хотите платить, поэтому и не войдете сюда.

Впоследствии мне пришлось еще более убедиться, что в Германии не принято ничего показывать, пока вы не заплатите за показ.

Конец субботы 24-го и начало воскресенья 25-го

Рейн. — Как пишется история. — Скученные постройки. — Интересная сцена. — Кондуктор немецкой железной дороги. — Его страсть к билетам. — Мы распространяем радость и веселье, ободряя страждущих и утирая слезы плачущим. — «Позвольте ваши билеты?» — Своего рода охота. — Естественная ошибка. — Акробатические упражнения кондуктора. — Шутка железнодорожных властей. — Почему мы должны сострадать другим

Окончательно спутался в днях; прошу не претендовать, если это будет продолжаться и дальше.

Осмотр достопримечательностей Кёльна задержал нас так долго, что мы едва успели запастись сносными местами в поезде, и в 5 часов 10 минут пополудни понеслись на полных порах по направлению к Мюнхену. Переезд туда должен был продолжаться пятнадцать часов.

От Бонна до Майнца линия почти все время тянется вдоль Рейна. Перед нашими восхищенными взорами постоянно открывались прекрасные виды на реку с ее берегами, усеянными старинными городами и селениями; с окутанными туманом горами; с горделивыми замками и изрезанными глубокими пропастями утесами, в величавой угрюмости вздымающимися к голубым небесам; с лесистыми скалами, нависающими над зловеще зияющими безднами; с живописными развалинами древних рыцарских гнезд и церквей, отмечающими чуть не каждую пядь береговых полос старого «дедушки» Рейна, и с разбросанными по его широкой поверхности изумрудными островками.

Многие из наших ожиданий обыкновенно не оправдываются, в особенности, когда они чересчур напряженны. Зная это и перебирая в памяти множество восторженных отзывов, слышанных и читанных мною о Рейне, я уже заранее приготовился увидеть на его берегах лишь самое обыденное. Однако чувство справедливости заставляет меня признать, что если мои ожидания на этот раз и не оправдались не в сторону досадного разочарования, а наоборот.

В самом деле, панорама, развертывавшаяся пред нами в надвигавшихся таинственных сумерках, а затем под усеянным звездами ночным небосводом, была чарующе прекрасна, поэтична и обаятельна.

Но я не стану описывать и этой дивной панорамы; для этого нужно более блестящее и сильное перо, чем то, которым владею я. Если бы я и отважился приняться за такой непосильный для меня труд, то вышла бы только бесполезная трата времени и для читателей, и — что еще важнее — для меня лично.

Сознаюсь, что в начале нашего путешествия я было намеревался дать хоть краткий, но по возможности яркий обзор Рейнской долины между Кёльном и Майнцем. Фоном этого обзора я хотел избрать связанные с данными местностям исторические и легендарные предания, и на этом фоне живыми красками изобразить современный вид Рейнского побережья, снабдив его соответствующими замечаниями и объяснениями.

Пожалуй, даже поделюсь с читателями планом предположенного мною обзора. Вот этот план.

(Заметки для главы о Рейне). «Здесь бывал Константин Великий, а также и Агриппа. (Примечание: отыскать подробные сведения об Агриппе). С Рейном связаны, и очень тесно, имена Юлия Цезаря и матери Нерона».

(К читателю). «Краткость этих заметок делает их довольно неясными. Они должны означать, что и Юлий Цезарь, и мать Нерона — каждый, конечно, в свое время — имели дело с Рейном, а вовсе не то, чтобы Юлий Цезарь имел дело с матерью Нерона. Нахожу нужным дать это объяснение, чтобы не быть невольною причиною путаницы, которая могла бы возникнуть от сближения Цезаря и леди Агриппины, матери Нерона. Терпеть не могу скандальных инсинуаций!»

(Продолжение заметок). «В начальный период истории Рейна правый его берег населялся убиями, которые потом каким-то путем очутились на левом берегу. (Предполагается, что убии представляли собою самостоятельное племя, но это лучше проверить и проследить, не принадлежали ли они к числу кочевников допотопной эпохи). Кёльн был колыбелью германского искусства. (Поговорить об искусстве и старых мастерах. О них следует писать в духе мягкости и сочувствия; ведь они давно уже отошли в вечность). В Кёльне была замучена святая Урсула с одиннадцатью тысячами ее девственных последовательниц. Должно быть, у нее было их еще больше. Следует как можно трогательнее описать картину этой бойни (Доискаться, кто перерезал такую массу девиц.). — Не забыть сказать что-нибудь об императоре Максимилиане. Называть его Максимилианом Могущественным. Упомянуть о Карле Великом (о нем можно бы написать очень много) и о франках. — Собрать подробности о франках; где они жили и что с ними сталось. Обрисовать все точки соприкосновения между римлянами и готами (для этого прочесть Гиббона, если недостаточно сведений в «Вопросах» Мангнайля). — Дать живописные описания битв между кёльнскими гражданами и их высокомерными епископами (Заставить их вести сражение на мосту через Рейн, если не окажется где-нибудь прямого указания на то, что такого сражения вовсе не было.). — Ввести в очерк миннезингеров, в особенности же Вальтера фон дер Фогельвейде; пусть он поет под стенами угрюмого замка, в котором умирает какая-нибудь красотка. Поговорить о художнике Альбрехте Дюрере. Окритиковать его манеру. Назвать ее плоской (но сначала проверить, действительно ли манера Дюрера плоска). Описать «Мышиную башню» на Рейне, близ Бингена, и самое место и дать полный пересказ связанной с этой башней легенды; но не очень размазывать легенду, так как она известна каждому. Не забыть связанную с замками-близнецами, Штернбергергом и Либенштейном, историю о братьях Боригофенах. Эти братья, Конрад и Гейнрих, оба любили прекрасную Хильдегарду. Великодушный Гейнрих уступает своему брату любимую девушку и отправляется в крестовый поход. Конрад года два обдумывает поступок брата, потом решает, что тоже не жениться на Хильдегарде, а оставить ее лучше брату, когда он возвратится, и тоже идет в крестовый поход, откуда через пять лет возвращается с невестою-гречанкою. Прекрасная X., оставшаяся в девицах, благодаря такому рыцарскому благородству своих поклонников, приходит в отчаяние (это и не удивительно), запирается в самой пустынной части замка и пребывает там несколько лет, упорно отказываясь видеть кого бы то ни было. Великодушный Гейнрих, наконец, также возвращается из похода и очень огорчается, когда узнает, что брат не воспользовался его огромною жертвою и не женился на X. Тем не менее ему и теперь не приходит на ум самому жениться на ней.