Собрание сочинений, том 21

4. «Получив один за другим эти два мандата, поссибилисты, представляющие собой безусловно сильнейшую социалистическую партию Франции как в Париже (где они получили 50 тыс. голосов), так и в провинции, приступили — считая это своим долгом — к созыву и организации международного конгресса рабочих в конце июля 1889 года».

На муниципальных выборах поссибилисты действительно получили около 50 тыс. голосов, многие из которых были поданы их противниками, коллективистами (так называемыми марксистами), последние были достаточно благородны, чтобы, где только возможно, отбрасывать фракционные разногласия. Но утверждение, будто поссибилисты представляют собой «безусловно сильнейшую социалистическую партию Франции как в Париже, так и в провинции», — это прямая ложь. Даже в Париже, который, как хорошо известно, является их оплотом, положение поссибилистов сильно ухудшилось с тех пор, как они открыто вступили в союз не только с буржуазными радикалами, но также с оппортунистами, этой партией биржевых спекулянтов, воплощающих в себе всю продажность нынешних официальных кругов Франции. Тот факт, что поссибилисты, под предлогом борьбы с Буланже, побратались с теми самыми людьми, должностные преступления которых как раз и создали популярность Буланже и заставили сотни тысяч людей из всех классов во всеуслышание заявить: «Лучше Буланже, лучше сам черт, только не эта продажная система, высасывающая всю нашу кровь!», — этот факт отпугнул многих, ранее бывших их искренними последователями; а когда они на январских выборах поддержали буржуа Жака (неизменно голосовавшего в муниципальном совете против всех резолюций, благоприятных для рабочего класса) и фактически выступили против кандидата рабочего класса Буле, признаки недовольства в их рядах стали множиться. Одного из их ораторов, Рети, ратовавшего за Жака на собрании, рабочие, сторонники Буле, забросали вопросами и репликами; он в ярости покинул трибуну, воскликнув: «Да! Я буду голосовать за Жака, но я отомщу тем, кто заставил меня совершить эту низость!» И Буле, несмотря на неистовое противодействие поссибилистов, все же получил голоса 18 тысяч рабочих.

После этого не приходится удивляться, что в партии поссибилистов в Париже появились симптомы распада. 16 апреля группа 14-го парижского округа была исключена советом делегатов, из которых против исключения высказались только двое. Когда же Аллеман 23 апреля потребовал заставить двух членов партии отдать кое-какие письма, которые в противном случае могли быть использованы во вред некоторым из лидеров, это предложение было поставлено на голосование в двадцати шести группах. Но пятнадцать групп высказались против него, а три воздержались, и вследствие этого важнейшие организации 13-го округа вышли из федерации, заявив:

«союзники Ферри, Клемансо и Ранка больше не вправе претендовать на место в партии, которая основывает свою деятельность на классовой борьбе. Они дезертировали из этой партии, изменив своим обязательствам перед рабочим классом; сейчас они являются лишь опорой правления буржуазии».

И хотя это еще только начало, можно не сомневаться в том, что даже в Париже господство поссибилистских лидеров серьезно пошатнулось.

Что же касается утверждения, будто поссибилисты являются «безусловно сильнейшими» в провинции, то оно не только не является «очевидной истиной» и «неоспоримым фактом», — оно просто нелепо. Во всех больших городах и промышленных центрах Франции социалистические организации не входят в состав федерации поссибилистов и враждебны ей. Возьмем, например, Лион (5 членов муниципального совета — социалисты), Марсель (1 член департаментского совета — социалист), Рубе (2 члена муниципального совета), Армантьер (5 членов муниципального совета), Монлюсон (2 члена муниципального совета), Коммантри (все члены муниципального совета и мэр — социалисты), Кале (2 члена муниципального совета), Лилль (4 тыс. голосов за социалистов-непоссибилистов на последних муниципальных выборах), Бурж, Вьерзон, Роанн, Бордо, Нарбонн, Алес и пр. и пр. — среди членов этих муниципальных и департаментских советов нет ни одного поссибилиста. Во всех этих городах все социалистические и рабочие организации бесспорно находятся в руках их противников.

Действительно, за последние годы поссибилисты не рискуют и показываться в провинции. В 1887 г., когда они выбирали место, где могли бы хоть с какими-то шансами на успех устроить свой национальный съезд, им пришлось остановить свой выбор на глухом городке в Арденнах, который вряд ли кто сумеет отыскать на карте. А прошлой зимой, когда они объявили о созыве своего съезда в Труа, где, как им казалось, могли положиться на представителей местных рабочих, местный комитет заявил, что на этот раз доступ на съезд будет действительно, а не только по видимости, открыт для всех социалистических и рабочих организаций Франции. Когда главари поссибилистов в Париже поняли, что это не шутка, они предпочли лучше отказаться от собственного съезда, чем встречаться с коллективистами и бланкистами, которые съехались в Труа и провели съезд, созванный поссибилистами, но брошенный ими и, в сущности, отвоеванный у них.

Итак, «очевидную истину», что поссибилисты безусловно являются сильнейшими, нужно расценивать так же, как и громогласные заявления манифеста о величии и мощи Социал-демократической федерации.

Однако вне зависимости от того, сильны они или нет, они «считали своим долгом созвать конгресс в Париже».

Это ставит перед нами вопрос о действительности предоставленных им для этой цели полномочий.

На Парижской конференции 1886 г. присутствовало так мало делегатов от других стран, — вообще ее трудно назвать представительным собранием, — что ее резолюция имеет значение лишь как пожелание; она могла быть обязательной в лучшем случае для тех, кто голосовал за нее, то есть для поссибилистов и английских тред-юнионистов. Эти последние разделались с парижскими резолюциями уже на своем ближайшем конгрессе в Гулле. Следовательно, остается лишь тот факт, что в Париже в 1886 г. поссибилисты уполномочили самих себя созвать конгресс в Париже в 1889 году.

Перейдем теперь к Лондонскому конгрессу.

Лондонский конгресс не был общерабочим конгрессом, это был конгресс тред-юнионов, созванный тред-юнионами и принципиально не включивший никого, кроме тред-юнионистов. Как могут решения такого конгресса быть обязательными для рабочих, не являющихся тред-юнионистами, или для всех социалистов, — это для меня тайна. Конгресс тред-юнионов может созвать другой конгресс тред-юнионов, но ничего более. Созывая конгресс рабочих, он превысил свои полномочия; сам по себе этот акт мог бы вызвать с нашей стороны сочувствие, поскольку он знаменовал собою победу над устарелыми тред-юнионистскими предрассудками, но факт остается фактом: созыв конгресса не входил в компетенцию лондонских делегатов и поэтому имеет лишь значение пожелания.

Несомненно, что и съезд в Бордо был также лишь съездом профессиональных союзов, а следовательно, и его решение созвать международный рабочий конгресс в той же мере недействительно. Но в декабре того же года это решение было утверждено социалистическим съездом в Труа, против резолюций которого не могут обоснованно возражать даже поссибилисты, ибо они сами его созвали, и если они на нем не присутствовали, то вина в этом их самих.

Что из-за сознательного недопущения на Лондонский конгресс делегатов от Германии и Австрии — стран, в которых имеется почти столько же социалистов, сколько во всей остальной Европе, — конгресс получился куцый, это «очевидная истина», действительно «неоспоримый факт»; даже манифест его не оспаривает, он только жалуется, что немцы дали ему такое название, назвали вещь своим именем.

К тому же куцый конгресс (меньшинство которого, впрочем, оказало большие услуги делу социализма в Англии) не был свободен в своих действиях. При первом же серьезном разногласии между английскими шиптонистскими тред-юнионами и социалистами шиптонисты устами самого Шиптона заявили, что, если так пойдет дальше, они закроют конгресс; это сделать в их власти, потому что помещение снято ими. Таким образом, социалистам с самого начала дали почувствовать, что они находятся в положении ирландских арендаторов и что их лендлорд Шиптон готов, если понадобится, осуществить свое право выселения с помощью вооруженных сил ее величества.

Социалисты подчинились и при сложившихся обстоятельствах поступили правильно; но они не выразили формального протеста, и это было ошибкой. Однако они все же не забыли, какому обращению подвергли их в награду за проявленное ими доверие, и, как явствует из приложения к этой брошюре, твердо решили, что подобный случай не повторится.

Кроме того, Парламентский комитет подготовил для конгресса свод правил и инструкций, с помощью которых он надеялся заткнуть социалистам рот и удержать их в повиновении. Проверка мандатов, порядок дня, способ голосования — фактически весь регламент был заранее выработан шиптонистами и навязан участникам конгресса под угрозой немедленного изгнания. Лондонский конгресс был свободен не в большей степени, чем рабочий, нанимающийся на работу к капиталисту, или ирландский крестьянин, арендующий три-четыре акра земли у кровососа-лендлорда и стоящий перед выбором: либо принять его условия, либо умереть с голоду. Достаточно позорно уже и то, что конгресс, проведенный в такой обстановке, будет фигурировать в летописях рабочего движения; но допустить. чтобы на таких же или подобных условиях был созван еще один конгресс, — ни за что!

Несмотря на все это, социалистическое меньшинство конгресса так отделало шиптонистское большинство, что

Парламентский комитет быстро охладел к этой затее. Он публично обошелся с резолюциями конгресса и в первую очередь с резолюцией о созыве Парижского конгресса, как с клочком бумаги.

Итак, мандат, полученный поссибилистами от Лондонского конгресса, был порочен, во-первых, потому, что он был дан конгрессом тред-юнионов, который не властен связать обязательствами рабочих, не входящих в тред-юнионы, или социалистов вообще; во-вторых, потому, что Лондонский конгресс, вследствие недопущения на него немцев и других, стал куцым конгрессом; в-третьих, потому, что он не был свободен в своих действиях, и, в-четвертых, потому, что лица, созвавшие конгресс и составлявшие его большинство, первые аннулировали этот мандат.

Я вообще не вступал бы в эту дискуссию, если бы поссибилисты и их союзники из Социал-демократической федерации не твердили нам постоянно о мандате Лондонского конгресса как о чем-то священном и безупречном. Этот мандат ставится превыше всего; он, разумеется, перечеркивает ранее принятое решение съезда в Бордо, утвержденное затем съездом в Труа; он обязателен не только для тех, кто на Лондонском конгрессе голосовал за него, но и для тех, кто не присутствовал там, и даже для тех, кто умышленно не был туда допущен. А когда выдвигаются такие претензии, установление истинной ценности этого мандата становится уже безусловно обязательным.