Собрание сочинений (Том 2)

Посмотрела княгиня Ордын-Нащокина на графа Пирогова-Пищаева:

– Освободить крестьян! Так что я тебе говорила? Вот видишь, грабить они хотели. И Дуньку, и Прошку, и Маньку, и Фёклу моих отнять. Эка ж разбойники. Страшно подумать. Вот от чего уберег господь.

СЛУХ НА СЛУХЕ СИДИТ ВЕРХОМ

Нифонт Пряхин примчал из большого села Зосимова. Был Пряхин на торжище. Возил на продажу соления разные. Как раз в это время в самой они цене. И тут от местных мужиков, а народ там знающий, услышал такое!.. Бросил Пряхин свои соленья. Ветром летел назад.

– Мужики!

– закричал он от самой околицы.
– Сам царь на господ поднялся. Барам, считай, конец.

Весть, конечно, была потрясающей. Набежали и стар и мал.

– Сам царь-государь, - продолжает Пряхин, - слава ему великая, о нас, горемычных, вспомнил. Бар хватают по всем уездам. Дождались они, мучители. Попили нашей кровушки. За то и призвал государь к ответу. В крепость Петра и Павла - вот их куда сажают, в Алексеевский равелин.

Смотрят крестьяне на Пряхина: "Неужто и в самом деле?!"

– Слава отцу-государю!
– крикнул истошно Нифонт.

Радость в селе небывалая. Да только в любой деревеньке русской поперечный всегда найдётся. Оказался такой и тут. Вышел вперёд Лучезар Рассветов.

– Чтобы царь - да за нас, сермяжных?! Не может такого быть. Что-то подпутал Пряхин.

– "Подпутал"!
– возмущается Пряхин.
– Да я своими ушами слышал. Я в Зосимове, чай, бывал.

– Не может такого быть, - стоит на своём Рассветов.

Был мужиком он дотошным. Сам поехать решил в Зосимов.

Слухов в Зосимове - пруд пруди. Пересуда идёт к пересуде. Каждый мелет, что в ум взбредёт. Доподлинно только одно известно: в Петербурге на Сенатской площади из пушек была пальба.

Покрутился Рассветов в Зосимове, в уездный поехал город.

Слухов в городе - пруд пруди. Каждый несёт, что с языка сорвётся. Одни говорят, что в царя стреляли, другие - что царь стрелял. Доподлинно только одно известно - в Петербурге из пушек была пальба.

Упорный мужик Рассветов - в губернский едет город.

И тут не лучше - слух на слухе сидит верхом. Рассветов и дальше бы, в Петербург, поехал. Да только тут попался ему человек - встречный, как раз из Питера. Толком всё и узнал Рассветов. Так и есть, всё подпутал упрямый Пряхин. Чтобы царь за крестьян, за униженных - да разве может такое быть!

Вернулся Рассветов к себе в село. Торопится рассказать обо всём мужикам и Пряхину. Только где же сам Пряхин? Пряхина нет в селе. Что же случилось?

Взбаламутил всё же Нифонт Пряхин тогда крестьян.

– Жги утеснителей. Жги! Отец-государь благословляет!

Схватились крестьяне за косы, за вилы. Начали бар громить.

Но тут... приехал исправник. А с ним солдаты.

Били крестьян нещадно. Пряхин ушёл в Сибирь.

Во многих местах заволновались тогда крестьяне. Да всюду итог один.

ПОСТАВЩИК ДВОРА

В Петербурге в торговых рядах владельцем одной из лавок был купец, по фамилии то ли Уткин, то ли Голубкин, то ли Голубкин-Уткин. Торговал он заморскими фруктами. Себя величал: "Поставщик двора его императорского величества". Действительно, был однажды случай, когда этот Уткин или Голубкин поставил в Зимний дворец ящик с апельсинами. С той поры и задрал он нос.

Когда начинал торговаться с кем-то в цене, а надо сказать, что брал он на редкость дорого, купец непременно вставлял:

– Я поставщик двора...

Если с кем-нибудь заводил разговор, пусть и не о торговых совсем делах, то и тут не мог удержаться:

– Я поставщик двора...

Даже как-то жандармского унтер-офицера Хваткина обозвав нехорошим словом, избежал ответственности лишь потому, что в жандармском участке вовсю кричал:

– Я поставщик двора...

И вот появились у этого Уткина или Голубкина новые покупатели. Приобретали они один за одним по целому ящику апельсинов и, что особенно поразило купца, не торгуясь.

После этого к купцу явился старый ого знакомый жандармский унтер-офицер Хваткин.

– Собирайся!

– Я поставщик двора...
– начал купец.

– Собирайся!

Привёл Хватким Уткина или Голубкина в участок.

– Я поставщик двора...
– снова начал купец.

– Вот мы сейчас разберёмся, какого двора, - грозно произнёс жандармский полковник.

– Его императорского величества, - гаркнул купец.

– Разберёмся, - повторил полковник.

А дело всё в том, что в Петропавловской крепости и даже в Алексеевском равелине у заключённых декабристов вдруг были обнаружены апельсины.

Как, откуда они попали? В самой крепости, у охраны, выяснить ничего не удалось. Стали тогда искать продавца. Им и оказался Уткин-Голубкин.

– Вот вы какого двора поставщик!
– кричал на купца жандармский начальник.
– Да за это тебя... шкуру с тебя... В кандалы да в Сибирь. Кто приходил за товаром?

Перепугался купец. Со страху забыл, кто приходил, как покупатели выглядят.

– Двое их было. Двое. Нет, кажись, трое.
– Через минуту: - Точно припомнил - был он один.

Понял жандармский полковник, что от купца не добьёшься прока, приказал у лавки устроить засаду, схватить покупателей. Однако за апельсинами больше никто не явился. Так и осталось неизвестным, как, через кого попадали заморские фрукты в Петропавловскую крепость.

Для купца эта история кончилась плохо. Правда, в Сибирь его не погнали, но в торговых рядах лавку приказали закрыть. Однако купец есть купец. Погоревал он, поохал. А затем перевёл свою лавку в другое место и снова открыл торговлю.

Теперь, когда он начинал торговаться в цене, а брал он и на новом месте на редкость дорого, то непременно вставлял:

– Я, к вашему сведению, этот продукт, - купец показывал на апельсины, - поставлял аж самим господам офицерам, тем, что...
– В этом месте купец делал жест рукой, показывал в сторону Петропавловской крепости.
– Во!

Нужно сказать, что теперь торговля лучше пошла у купца.

МАЛИНА

Большая, надёжная стража охраняла Алексеевский равелин. Много здесь грозных и злых тюремщиков. Но и тут нашлись люди, которые сочувствовали декабристам.