Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
"Успею!" - решает Саша.
Вода уже совсем нагрелась. Саша выключает горелку и снимает таз. Сюда, на стул. Потом берет соль и ложку. Одной столовой, наверно, мало. Он опускает две ложки соли и три, мешает воду, пробует на язык. Нет, суп и тот солонее! Можно еще две ложки. Кажется, хватит. Соленая!
Сколько же йоду?
Для начала полпузырька. Размешать! Еще чуть-чуть!
Пальцы у Саши становятся бурыми. Наверно, от пробки. Это не беда. Отмоются!
Саша идет в комнату, осторожно достает из нижнего ящика стола коробку с крабом. Потом вынимает краба и, прежде чем отнести его на кухню,
На кухню Саша не идет, а бежит. Он даже бормочет что-то себе под нос - не то поет, не то рифмует: "В море, в море, в море много соли! В море много йода, хорошая погода!"
Рифмовать Саша умеет уже давно. Еще в детском саду умел и после тоже.
– Ну-ка давай поплаваем в настоящем море!
– говорит Саша, опуская краба в воду.
Вода в тазу и впрямь пахнет морем - йодом, солью и теплом. И краб похож на ожившего: кажется, что он разводит клешнями и шевелит усами. И бусинки темных глаз его блестят в воде.
– Давай! Давай!
– кричит Саша, двигая краба.
– Смелей! Не бойся! Как в море!
Он играет, забыв про все на свете. И про время. И про то, что есть входная дверь и звонок. А звонок трезвонит вовсю. Но Саша не слышит его. Не слышит, как щелкает замок, и мамины слова: "Не пойму, куда он мог подеваться!" - тоже не слышит.
– Ты с ума сошел! Что ты наделал!
Мама с ужасом смотрит на мокрый пол, на Сашины бурые руки и темную жидкость в тазу.
– Ты уже пришла?
– Саша не понимает, откуда появилась мама и почему в дверях стоит улыбающийся дядя Яша.
И только в ту минуту, когда мама хватает таз и подносит его к раковине, Саша приходит в себя.
– Мама! Мамочка! Пожалуйста, не надо! Пожа...
– бормочет Саша.
– Что ты сделала! Что ты сделала!
– Он уже кричит.
Саша достает из раковины умывальника оторвавшуюся клешню краба и вторую - поменьше и плачет так, как не плакал уже давно-давно, а может, и никогда:
– Что ты наделала! Что ты... Я же просил тебя... Так просил, мамочка...
– Не реви! Лучше умойся!
– говорит мама.
– Черт знает что!
– Эка невидаль!
– смеется дядя Яша.
– Будь что ценное. Дюжина раков с пивком - понимаю. А то краб! Да еще чучело.
...Проходит час, другой, а Саша все лежит на диване, уткнувшись лицом в валик, уже не плачет, а только вздыхает и вздрагивает.
Случилось что-то непоправимое. Вряд ли он может объяснить себе самому что. Саша чувствует это, и потому ему совсем не стыдно - ни своих одиннадцати лет, ни того, что он мальчишка...
А мама с дядей Яшей, отобедав и выпив, чаевничают и о чем-то мирно беседуют.
8
– Ты чего ж это вчера?
Вера ждала Сашу у ворот в школу и совсем промерзла.
И вот он наконец появился, чуть ли не самым последним.
– Не мог я, - бурчит Саша.
– Побежим, а то звонок сейчас, - говорит Вера. И уже на ходу добавляет с сожалением: - А я вчера хотела тебе еще про море рассказать. Раньше совсем забыла. Как мы в Соколиную бухту ходили и костер там жгли, а папа...
– Не надо ничего про море, - вдруг произносит Саша и повторяет: - Не надо!
– Как - не надо?
–
– Не хочу!
– упрямо говорит Саша.
– Не хочу больше!
9
Так было. И, возможно, продолжалось бы еще очень долго. И неизвестно, чем бы кончилось. Но в жизни часто случаются перемены, и хорошо, когда эти перемены - к лучшему. Вот и у Саши случилась такая перемена. Долгожданная перемена. И не сегодня...
10
А сегодня... Море плещется рядом с вокзалом. На пляже гуляют ребята и взрослые, а над морем кружатся чайки, и на рейде стоят суда. А над ними и над всем морем - это самое главное - светит солнце. Маленькое по сравнению с морем и большое, горячее, как само море. И неизвестно, что больше притягивает к себе людей - море или солнце. И море и солнце одинаково величественные, неповторимые, живые...
Дальний скорый еще не подошел к вокзалу приморского города, но Сашин отец все чаще посматривает на часы. Значит, вот-вот...
– А цветы ты зря отказался взять, - говорит он сыну.
Саша - длинный, вернее, долговязый, вровень с отцом и такой же загорелый - смущается и бормочет:
– Ну, это неудобно, пап! Как ты не понимаешь!
– Смотри-смотри, как знаешь!
– соглашается отец.
Саша и без того растерян. Он терпеть не может встреч, проводов, всяких поздравлений и прочих торжественных вещей, когда не знаешь, как себя вести, куда девать руки, что говорить, и вообще единственное, о чем мечтаешь, чтобы все это скорее кончилось. Не хватает ему еще сейчас букета в руки!
Он ждет, волнуется, как ждут и волнуются сейчас на перроне все. Саша старается взять себя в руки. Быстрей бы уж приходил этот поезд! Ну что тут особенного - встретить знакомых!
Поезд медленно выплывает из-за поворота, а волнение, как назло, не проходит. Уже гудит весь перрон и кричат окна вагонов, и кто-то уже мчится вдоль длинного состава, вскакивает на подножки. И все это как в кино и как на самом деле.
И вот наконец:
– Саша! Кирилл Никанорыч!
Это кричит Вера из окна вагона.
Саша и спокойный до этой минуты подполковник в морской форме тоже начинают куда-то бежать, вскакивают на подножку и с трудом протискиваются в тамбур. Дальше все забито: пролезть немыслимо, и Вера уже кричит им через чужие головы из глубины коридора:
– Мы сами! Ждите внизу!.. На платформе!..
Когда они выходят из вагона, начинается самое сложное. Вера здоровается с Сашей. Саша - с Вериной матерью и с Верой. Верина мать - с Сашиным отцом. Потом... Боже, как все это долго, сумбурно и все-таки трогательно. Глаза блестят, хотя никто не целуется, а просто жмут друг другу руки.
– Ну, как служба, пионерия? Все ли в порядке?
– Сашин отец прикладывает руку к козырьку.
– Все в порядке!
– смеется Вера.
– Только уже не пионерия, Кирилл Никанорыч...
– Неужто комсомолия?
– Комсомолия!
– подтверждает Вера.
– Поздравляю! А мой тоже...
– Отец кивает на Сашу.
– Чего же ты не написал? Давно, Саш?
– удивляется Вера.
– Второй день... А ты?
– Вторую неделю.
Теперь начинается все сначала - пожатие рук и "Поздравляю! Поздравляю! Спасибо! Спасибо! Поздравляю!"