Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Собрание сочинений (Том 4)
Шрифт:

– Я тоже часто думаю о нас с тобой, - сказал я.
– О тебе и обо мне. Я думаю, как трудно быть тобой. Не генералом, нет, не подумай. А тобой. Вот тобой, понимаешь?

Он прикрыл глаза, усмехаясь, потом произнес:

– Очень жалею, что мы с тобой жили так мало вместе. Не могу себе простить. Но видишь, как получилось? Я служил, а у папы своя работа. И я очень жалею. Есть вещи поважнее службы, работы, долга. Есть вещи, которые превыше всего.

Я его не очень понимал. Я смотрел на деда широко раскрытыми глазами. Он будто бы не слышал меня. Сказал:

– Ничего.

Подрастешь - поймешь. Только запомни навсегда: у человека должно быть продолжение. Это высшее счастье.

Я его понял. Я знал, что такое продолжение.

– Как у березы?
– спросил я.
– Или у ели. Пихты. Кедрача. Семечки разносит ветер, и из земли всходят новые березы. А потом опять, опять.

– Нет!
– сказал дед.
– Нет, нет и нет! У людей должно быть по-другому. У людей - новые люди должны быть лучше и лучше. Не такими же, нет. Только лучше! Всегда лучше! Запомни это!

Я отвел глаза в сторону.

– Прости, - сказал я негромко.

– Я тебе верю, - сказал дед, - помни это.

В комнате стало тихо. Только где-то тикали часы.

– Скоро каникулы, - сказал дедушка негромко.
– Давай проведем их вместе. Иннокентий Евлампиевич выходит из больницы.

– Давай!
– воскликнул я, и мне представилась тайга, и мы идем с дедом на лыжах, а за спиной у нас ружья, или едем на автобусе в большой город, или сидим в кино, тесно прижавшись друг к другу.

А вышло по-другому. Вышло еще замечательней...

СПЯЩИЙ ПОСЕЛОК

Начало светать. Дед тревожно ходил по кабинету. Потом стал звонить. Телефоны не отвечали.

– Что-то случилось, - сказал он.
– Слышишь, и моторы не работают.

Правда, на улице стало тихо. Всю ночь носились самосвалы, тарахтели вдали снегоочистители, и вдруг все стихло.

– В чем дело?
– возмутился дед и стал надевать шинель, чтобы выйти.

Но тут дверь распахнулась.

На пороге стояли отец и начальник стройки. Краснощекие и веселые, будто и не было трех тяжелых дней, трех бессонных ночей.

– Ну все!
– сказал начальник стройки.
– Поздравляю, Антон Петрович!

Дед сел в кресло, вставил сигарету в мундштук.

– Совсем спятил, - сказал он, - ведь карта перед глазами, знаю прекрасно, что заканчиваем, а испугался, когда стихло.

Он посмотрел на отца, на начальника стройки, на меня. Сказал негромко:

– Как тогда...

Папа и начальник стройки сидели на диване рядом со мной и улыбались.

– Знаете, - сказал дедушка, - есть такое чувство: страх тишины. Когда мы под Берлином стояли, бои очень сильные шли. Сколько ребят полегло... И вдруг - тишина. Я волнуюсь: в чем дело, почему тихо? Приказываю укрепить оборону. Выдвинуть усиленные посты. И вдруг - звонок. Оказывается, все. Капитуляция. Война кончилась. А ведь тоже знал, что победа. Уверен был, часы считал. А тишины испугался. С непривычки.

Начальник стройки встал. Подошел к деду. Взял обеими руками его руку. Крепко сжал. Сказал:

– Спасибо сердечное, Антон Петрович!

– Вот уж не за что!
– ответил дед.
– Ну а если погоны мои помогли, военный авторитет, за это спасибо не мне говорите. Армии.

Вышли

мы втроем на улицу: дедушка, отец и я.

Отправились домой.

Поселок умер словно. Стоят на дороге самосвалы. Шоферы в них спят. Бульдозеры стоят. Тяжелая артиллерия - роторные снегоочистители. Солнце поднимается, а поселок спит. Устал. Три дня и три ночи работал. А теперь спит.

Мы идем по улице, и нам навстречу выбегает почтальонша. Веселая, румяная. И две толстенные сумки у нее впереди.

– Милая!
– крикнул весело дед.
– Тебе же тяжело, давай поможем!

– Что вы, товарищ генерал!
– крикнула почтальонша.
– Я привычная, товарищ генерал! Это просто почта за три дня, товарищ генерал!

– Ну вот, - сказал отец, - и почта заработала. Значит, все в порядке.

Мы кивнули почтальонше, вдохнули побольше свежего воздуха и зашагали вперед, взявшись за руки. Трое: дедушка, папа и я.

А дома, когда пришли, увидели такую картину. Мама спит одетая. Даже в валенках. Только телогрейку успела снять.

Мы поглядели на нее и тихонько засмеялись. Чтобы не разбудить.

А потом разделись и уснули сами.

ТЕЛЕГРАММЩИК

Я потом часто думал - вот странно устроено. Если тебе хорошо было, так и жди, скоро станет грустно. Или не повезет, и настроение сразу испортится. Или кто-нибудь скажет обидное.

Не успели мы выспаться, как пришел тот человек. Телеграммщик.

– Рыбаков здесь живет?
– спросил он, стоя в дверях и покачиваясь.

От телеграммщика пахло вином, он был небритый, с черной щетиной до самых глаз. Шапка куда-то на затылок съехала. Того и гляди, свалится.

Дед на него посмотрел, весь передернулся. Молча расписался, протянул руку за телеграммой.

– Э-э, нет!
– засмеялся телеграммщик. Пощелкал пальцами.
– За доставочку! А то голова болит. Три дня все-таки под снегом сидел. Один на один с ней, родимой.

Дедушка взял у мамы двадцать копеек. Отдал дядьке. Тот телеграмму протянул. Но уходить не собирался.

– Слышь!
– сказал он деду.
– Тут говорят, генерал какой-то нас откопал!

– Говорят!
– ответил дед.
– Ну, до свидания!

Пьяный рукой махнул.

– Чтоб ему неладно было!
– воскликнул.
– Лучше бы не откапывал! Как хорошо! На работу идти не надо! Телеграммы эти проклятые никто не шлет!

– Ты что, - спросил дед, - три дня с бутылкой в обнимку?

– Ага!
– радостно крикнул телеграммщик.
– А генералов этих не звал никто. Подумаешь, генерал! Да я сам, может, майор! Может, и я бы сейчас до генерала дослужился.

Из кухни мама вышла, велела мне в комнату идти. Я не хотел. Боялся деда оставить. Вдруг этот пьяный тут разбушуется? Но дедушка мне кивнул. Сказал:

– Иди, Антошка! Не гляди на этого майора. Мне и то страшно на него смотреть.

Я ушел. Но из комнаты ведь все слышно.

– Не пужайся!
– сказал телеграммщик.
– Чего такой пужливый? Небось на войне не был? Небось в тылу отсиделся!

Я думал, после этих слов дедушка на него закричит. Выгонит из прихожей. Но он промолчал. А пьяный болтал.

Поделиться с друзьями: