Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке

— Пройди к главному алтарю, — был ответ. — Там тебе укажут дорогу.

Часовней Красного бамбука назывался небольшой грот, соединенный с пещерой долгим извилистым коридором. Престарелый тучный монах вручил Дыку электрический фонарик и наказал придерживаться правой стороны подземного перехода.

— Пробуй правой рукой стену, и Ты не заблудишься, — повторил он, приподнимая край шелкового занавеса, за которым чернела округлая дыра. — Тебе сюда.

Танга он нашел в голой сумрачной келье. Все ее убранство составляли циновка и кокосовая чашка.

— А где ваши книги? — удивился Дык.

— Мне приходится работать в другом месте. Ничего не поделаешь. Я просил приюта и получил его. Взамен от меня требуется только одно: подчиняться здешнему уставу.

— Монахи знают, кто вы?

— Они меня ни о чем не спрашивали, — улыбнулся Танг. — А ты сразу начал с допроса.

— Вы мне не доверяете? — вспыхнул Дык.

— Если так, то зачем ты здесь? — спокойно возразил Танг. — Никогда не стремись узнать больше, чем это нужно для дела, — он мельком глянул на юношу. — Легче перенести допрос, когда тебе и в самом деле нечего сказать врагу. Если, кроме боли, ничто не мучит, можно перетерпеть.

— Что еще может мучить?

— Страх проговориться… Но не будем больше об этом, парень. У нас слишком мало времени.

Танг подсел поближе к окошку и принялся внимательно рассматривать привезенные Дыком фотографии. — Ты знаешь, что здесь? — спросил он, бережно упрятав отпечатки в черный пакет.

— Догадываюсь. За день до ареста студент говорил о письме Петэна новому генерал-губернатору. Это оно?

— Ты привез очень важные сведения. Угроза японского вторжения нависла над нашей страной. Что тебе поручено передать на словах?

— Японский посол в Виши Кото Сотомацу потребовал от Дарлана признания преимущественных позиций Японии на Дальнем Востоке, — на одном дыхании выпалил Дык. — Он настаивал на предоставлении японской армии некоторых льгот в Северном Индокитае.

— Так и сказано: «некоторых»? Ты ничего не перепутал?

— Все верно, товарищ Танг.

— Под этим расплывчатым определением скрывается страшное слово — оккупация. — Танг вынул из конверта снимок. — Вот что маршал Петэн пишет в секретном послании адмиралу Деку: «Я приказал моему правительству открыть с Японией переговоры, которые, избегая рокового для Индокитая конфликта, должны сохранить наши основные права». — Он повернул отпечаток к свету. — Студент не говорил тебе, где именно удалось сфотографировать письмо?

— Нет. Он же не знал, что его возьмут… Но я думаю, что там же.

— Похоже, что так, — задумчиво кивнул Танг. — В углу есть пометка «Фюмролю — для сведения» и неразборчивая подпись… Возможно, самого Деку.

— Значит, товарищи рисковали не зря, — вздохнул Дык.

— Да, бумаги исключительно ценные. Вишисты, судя по всему, готовы уступить. Они продали свою страну, теперь продают нашу. Для нас это не явилось неожиданностью. Меня другое смущает. Слишком уж беспечен этот новый майор. Тебе не кажется?

— Не знаю, — честно признался Дык, польщенный тем, что такой человек, как Танг, интересуется его мнением. — Я не задумывался над этим. Радовался удаче, и все.

— И напрасно. Не забывай, что АБ следуют за нами по пятам. Массовые аресты, в ходе которых мы лишились самых лучших товарищей, должны послужить нам суровым уроком.

— Вы думаете, что письмо… — робко начал Дык.

— Может оказаться началом широко задуманной провокации? — досказал за него Танг. — Да, такая мысль у меня шевельнулась. Меня очень настораживает поведение этого Фюмроля. Я встречал европейцев, которые совершали под влиянием тропикантос поистине безумные поступки. Но ни один из них не швырялся с таким поразительным постоянством секретными документами. Боюсь, что это неспроста. Либо он не тот, за кого себя выдает, и тогда его появление в Ханое нужно рассматривать как начало крупной полицейской операции, либо… — Танг не договорил. — Одним словом, как бы радость не обернулась слезами, — быстро закончил он.

— Что же теперь делать? — растерянно спросил Дык.

— Прежде всего тебе следует убраться подальше, — как о чем-то давно решенном объявил Танг. — Далее, — он начал загибать пальцы, — раз и навсегда прекратить канитель со светом, которая наверняка привлекла внимание тайной полиции и к электростанции и к вашей «Сентраль электрик»… И, наконец, последнее: следует внимательно приглядеться к Фюмролю. На мой взгляд, он работает слишком топорно для контрразведчика из метрополии. Кроме того, сведения, которые мы получили благодаря его действительной или мнимой халатности, сомнения не вызывают. Мы перепроверили это по другим источникам.

— Тогда я совсем ничего не понимаю, — развел руками Дык.

— Хорошо, разберемся, — успокоительно заметил Танг. — Я посылаю тебя курьером во Вьетбак. Необходимо срочно уведомить партийное руководство о ходе японо-вишистских переговоров.

— Я готов, товарищ Танг. — Когда ехать?

— Немедленно… Ты здесь один?

— Меня привез на сампане дедушка Лием. Если нужно, мы сегодня же отправимся в обратный путь. Сестрица Кхюе, наверное, уже ждет возле лодки.

— На сампане тебе появляться больше не следует.

— А как же Кхюе? Она без меня не уедет.

— Я сам предупрежу ее, — сказал Танг. — Тебе все равно нельзя оставаться в Ханое, — объяснил он. — Да и выбирать особенно не приходится. Арестованы почти все наши курьеры. Вся надежда на тебя, Дык. Не подведешь?

— Не подведу, товарищ Танг.

— Я дам явку в Фули. Там тебе помогут побыстрее пробраться на север. Возможно, придется перейти границу. Но это уже решат товарищи на месте. Возьми, — улыбнулся Танг, возвращая пакет с фотографиями. — Повезешь дальше. Забудь обо всем, кроме задания. Положение очень трудное. Мы потеряли связь с заграничными центрами. Родина в опасности, товарищ, и многое зависит от тебя.

Глава 6

В Токио стояла почти такая же жара, как в Ханое, и столь же трудно дышалось в пересыщенном влагой воздухе. Фюмроль искал спасения в чудесных парках японской столицы, прекраснее которых не было, по его мнению, нигде. Часы, свободные от выматывающих душу переговоров и бесконечной протокольной канители, он проводил под вековой сенью криптомерий Уэно. С выпуклого, почти кукольного мостика любовался ручьями, в которых играли многоцветные карпы, или искусственными водопадами, сбегавшими с живописных, умело декорированных зеленью скал. От причудливых, ветвями стелющихся по земле сосен и ив его тянуло к аскетической прелести каменного сада, где строгие линии причесанного граблями гравия бросали вызов застывшему хаосу девяти причудливых каменных глыб. С какого бы места ни пытался он смотреть на каменный сад, никак не удавалось увидеть все девять. В этом была какая-то загадка, простая и неразрешимая, как жизнь. Сами собой всплывали полузабытые понятия: «еэн» — очарование, «югэн» — таинственное, «едзе» — недосказанное. В каменном бесцельном совершенстве мнился остановленный миг непостижимого космического творения. Стихийная необузданность, постичь которую немыслимо, ибо она соединяет в себе и цель творения и его процесс. Таинственное очарование недосказанности. «Ничто — это целостность, из которой рождается все». Он долго силился вспомнить, откуда эти слова.

«Нихон но бы» — красота Японии вновь властно брала душу в полон. Было нестерпимо жаль себя, Францию, утонченный и бесконечно талантливый японский народ и эту страну, сотворенную по канонам немыслимого совершенства. Все слепо неслись навстречу гибели, грозя неисчислимыми бедствиями потрясенному миру.

Проходя вечером по Западной Гиндзе, он остановился у столика, где сидел с гадательной книгой старик в черном синтоистском колпачке с хвостиком.

— Что меня ждет? — спросил Фюмроль, положив на столик, скупо озаренный свечой, бумажку в пять иен.