Собрание сочинений в 12 т. Т. 2
Шрифт:
Через четыре дня, в субботу 18 июля, мы пришли к вечеру в какой-то просторный грот; дядюшка вручил Гансу его еженедельные три рейхсталера, и было решено, что завтра день отдыха.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Я проснулся в воскресенье утром с обычной мыслью, что надо немедля отправляться в путь. И хотя мы находились в глубочайших безднах, все же сознавать это было приятно. Впрочем, мы уже стали настоящими троглодитами. Я не вспоминал больше о солнечном и лунном сиянии, о звездах, о деревьях, домах, городах, о всех тех земных благах,
Грот представлял собою просторную залу. По его гранитной поверхности мирно протекал наш верный ручей. На таком расстоянии от истоков температура воды в нем сравнялась с температурой окружавшей ее среды и стала вполне пригодна для питья.
После завтрака профессор в течение нескольких часов приводил в порядок свои ежедневные записи.
– Итак, - сказал он, - я начну с вычислений, чтобы точно определить, где мы находимся; по возвращении я собираюсь начертить карту нашего путешествия, представив схематическим рисунком строение Земли в профильном разрезе, что даст представление о том, какой путь проделала наша экспедиция.
– Это весьма любопытно, дядюшка, но будут ли ваши записи достаточно точны?
– О да! Я тщательно измерил величину углов. Я уверен, что не ошибся. Определим сначала, где мы находимся. Возьми компас и посмотри, какое направление он указывает.
Я посмотрел на прибор и, проверив свое наблюдение, ответил:
– Восток-юго-восток.
– Отлично!
– сказал профессор, записывая указание и быстро произведя какие-то вычисления, из которых я узнал, что мы, оказалось, прошли восемьдесят пять лье.
– Значит, мы путешествуем под Атлантическим океаном?
– Совершенно верно.
– И в настоящую минуту, быть может, над нашей головой бушует буря и корабли борются с морской стихией?
– Весьма возможно.
– И киты ударяют своими хвостами о стены нашей темницы?
– Успокойся, Аксель, им не удастся поколебать ее стен. Но вернемся к нашим вычислениям. Мы находимся на юго-востоке, в восьмидесяти пяти лье от Снайфедльс и, согласно моим записям, на глубине шестнадцати лье от земной поверхности.
– Шестнадцати лье!
– воскликнул я.
– Конечно.
– Да ведь это, согласно науке, предел нижнего слоя земной коры.
– Не отрицаю.
– И, по закону возрастания температуры, тут должна бы быть жара в тысячу пятьсот градусов.
– Должна бы, мой мальчик!
– И вся эта гранитная твердыня должна была бы расплавиться!
– Ты видишь, что ничего этого нет и что факты, как бывает часто, опровергают теорию.
Я принужден согласиться, но это поражает меня.
– Что показывает термометр?
– Двадцать семь и шесть десятых градуса.
– Значит, для подтверждения теории ученых не хватает еще тысячи четырехсот семидесяти четырех и четырех десятых градуса. Следовательно, пропорциональное повышение температуры - ошибка! Следовательно, Хемфри Дэви не заблуждался! Следовательно, я был прав, веря ему! Что ты можешь возразить на это?
– Увы, ничего!
Правду сказать, я мог бы многое возразить. Я решительно отвергал теорию Дэви и твердо держался теории центрального огня, хотя и не замечал его проявлений.
Я допускал скорее, что это жерло потухшего вулкана, перекрытое огнеупорной лавой, которая не позволяла жару проникать через свои стены.Но, не пускаясь в долгие размышления, я ограничился признанием существующего положения вещей.
– Дорогой дядюшка, - продолжал я.
– Допустим, что все ваши вычисления точны, но позвольте мне вывести из них неизбежное заключение.
– Валяй, мой мальчик, сколько душе твоей угодно.
– В той точке, где мы находимся, под широтами Исландии, земной радиус равен приблизительно одной тысяче пятистам восьмидесяти трем лье, не так ли?
– Да, тысяче пятистам восьмидесяти трем…
– Скажем, круглым счетом, тысяче шестистам. Из них мы прошли двенадцать лье.
– Правильно.
– И это при диагонали в восемьдесят пять лье?
– Именно так.
– Пройденных в двадцать дней?
– В двадцать дней!
– Но шестнадцать лье составляют сотую часть земного радиуса. Если и далее мы будем так подвигаться, то нам понадобится еще две тысячи дней или около пяти с половиной лет, чтобы попасть к центру Земли.
Профессор не отвечал.
– И это, не принимая в расчет того, что если спуску по вертикальной линии в шестнадцать лье соответствует переход по горизонтальной линии в восемьдесят, то это составит восемь тысяч лье в юго-восточном направлении, и, следовательно, нужно очень много времени, чтобы добраться с какой-либо точки земной поверхности до центра.
– К черту твои вычисления!
– вскричал разгневанный дядюшка.
– К черту твои гипотезы! На чем они основаны? Кто тебе сказал, что эта галерея не ведет прямо к нашей цели? А затем в мою пользу говорит пример нашего предшественника. То, что делаю я, уже сделал другой, и то, что удалось ему, удастся также и мне.
– Надеюсь, но ведь мне все же разрешается…
– Тебе разрешается молчать, Аксель, если ты намерен продолжать свои благоглупости!
Я видел, что в дядюшке снова заговорил раздражительный профессор, и принял это к сведению.
– А теперь, - продолжал он, - взгляни-ка на манометр. Что он указывает?
– Весьма значительное давление.
– Хорошо! Ты видишь, что если спускаться постепенно, то привыкаешь к более плотной атмосфере и ничуть от этого не страдаешь.
– Ничуть, если не считать боли в ушах.
– Это пустяки, и ты можешь легко избавиться от этого, участив дыхание и тем ускорив обмен воздуха в легких.
– Хорошо, - ответил я, решив больше не противоречить дядюшке.
– Есть даже известное удовольствие в том, что погружаешься в более плотную атмосферу. Заметили ли вы, с какой силой в ней распространяется звук?
– Несомненно! Тут и глухой стал бы отлично слышать.
– Но эта плотность, конечно, будет возрастать?
– Да, согласно закону, еще недостаточно точно установленному. Известно, что сила тяготения уменьшается по мере углубления в Землю. Ты знаешь, что ее действие всего ощутительнее на поверхности Земли и что в центре земного шара предметы не имеют веса.
– Я знаю это; но скажите, не приобретает ли воздух в конце концов плотность воды?
– Несомненно, под давлением в семьсот десять атмосфер.