Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
– Джон, - ответил уклончиво географ, - я нервничаю сейчас не более обычного.
– Господин Паганель, - решительно заявил Джон Манглс, - вас душит какая-то тайна.
– Ну, пусть так! Я ничего не могу с этим поделать, - воскликнул, отчаянно жестикулируя, географ.
– Но что вас так мучает?
– Радость - с одной стороны, отчаяние - с другой.
– Вы одновременно и счастливы и несчастны?
– Да, я и радуюсь и скорблю, что еду в Новую Зеландию!
– Нет ли у вас каких-нибудь новых указаний?
– с живостью спросил Джон Манглс.
– Может быть, вы напали на утерянный след капитана Гранта?
– Нет, друг Джон! Из Новой Зеландии не возвращаются. Однакож… Словом, вы знаете
ГЛАВА ВТОРАЯ
Прошлое страны, в которую едут путешественники
На следующий день, 27 января, пассажиры брига «Макари» расположились в тесной рубке. Билль Галлей не предложил, конечно, своей каюты путешественницам, впрочем, об этом жалеть не приходилось, ибо эта берлога была под стать своему медведю.
В полдень, с наступлением отлива, начали сниматься с якоря и лишь с большим трудом подняли его. С юго-запада дул умеренный ветер. Постепенно поставили паруса. Пятеро матросов брига не торопились. Вильсон хотел было помочь команде, но Галлей грубо остановил его, сказав, чтобы он не вмешивался не в свое дело. Он, Галлей, привык сам выкручиваться из затруднительных положений и не нуждается ни в помощи, ни в советах.
Последняя фраза явно относилась к Джону Манглсу, который, видя медлительность и неумение матросов, не мог сдержать улыбки. Джон принял намек Галлея к сведению и решил вмешаться в дело управления судном лишь в том случае, если судну из-за неловкости команды будет угрожать опасность.
Наконец, пятеро матросов, понукаемые бранными окриками хозяина, в конце концов поставили паруса, и «Макари» поплыл под нижними парусами, марселями, брамселями, бизанью и кливерами, вышел левым галсом в открытое море. Но, несмотря на это обилие парусов, бриг едва двигался вперед. Слишком закругленный нос «Макари», его широкое дно и тяжелая корма делали его типичным образцом тех неуклюжих судов, которые известны у моряков под названием «калоша».
Однако пришлось с этим мириться. К счастью, как бы медленно ни плыл «Макари», а через пять, самое большее шесть дней он должен же был бросить якорь на рейде Окленда.
В семь часов вечера берега Австралии скрылись за горизонтом, исчез и огонь иденского маяка. Море было бурным, и бриг изрядно качало. Он тяжело зарывался в волны. Пассажиров сильно встряхивало, и пребывание в рубке очень утомляло их, однако на палубу выйти было невозможно, ибо лил сильный дождь.
Каждый погрузился в свои думы. Говорили мало. Порой лишь леди Элен и Мери Грант перебрасывались несколькими словами. Гленарвану не сиделось на месте. Он расхаживал из угла в угол, тогда как майор сидел неподвижно. Джон Манглс и Роберт время от времени поднимались на палубу, чтобы взглянуть на море. Что касается Паганеля, то тот бормотал где-то в углу непонятные и бессвязные слова.
О чем думал почтенный географ? О Новой Зеландии, куда влекла его судьба. Паганель перебирал в уме всю ее историю, и мрачное прошлое этого края воскресало перед его глазами.
Не было ли в истории этого края хоть какого-нибудь происшествия или случая, на основании которого исследователи этих островов могли назвать их материком? Как видим, Паганель, не переставая, искал новое толкование документа. Он был словно одержим, им владела словно какая-то навязчивая идея. Его воображение было целиком захвачено одним определенным словом - Новая Зеландия. Но одно слово, одно лишь слово смущало его.
– Контин… контин… - повторял он.
– Это может означать только континент.
И он стал припоминать имена мореплавателей, посетивших эти два больших острова
в южных морях.13 декабря 1642 года голландец Тасман, открыв Ван-Дименову Землю, причалил к неведомым берегам Новой Зеландии. Он плыл вдоль этих берегов, и 17 декабря его суда вошли в просторную бухту, которая заканчивалась узким проливом, разделявшим два острова.
Северный остров был И-ка-на-мауи, что значило по-зеландски «рыба маори». Южный остров носил название Те-Вахи-Пунаму, то есть «кит, производящий зеленый нефрит». Авель Тасман послал на берег шлюпки, и те вернулись в сопровождении двух пирог, в которых сидели шумливые туземцы. Эти дикари были среднего роста, с темнокоричневой и желтой кожей; кости выдавались у них вперед, голос звучал резко, черные волосы связаны были по японской моде на макушке и увенчаны были большим белым пером.
Эта первая встреча европейцев с туземцами, казалось, предвещала доброжелательные и прочные отношения. Но на следующий день, когда одна из шлюпок выискивала более удобную стоянку, поближе к берегу, на нее напало множество туземцев, приплывших на семи пирогах. Шлюпка накренилась, наполнилась водой. Боцмана, который командовал шлюпкой, ранило в шею грубо отточенной пикой. Он упал в море. Из шести матросов четверо были убиты, а двое уцелевших и раненый боцман вплавь вернулись на суда.
После этого зловещего, происшествия Тасман приказал немедленно сниматься с якоря. Отомстив туземцам лишь несколькими мушкетными выстрелами, которые, по всей вероятности, не причинили им никакого вреда, Тасман ушел из бухты, получившей название бухты Избиения, поплыл вдоль западного побережья и
5 января бросил якорь у северной оконечности острова. Но сильный прибой и явная враждебность туземцев не позволили Тасману запастись пресной водой, и он окончательно покинул эти края, назвав их Землей Штатов - в честь голландских Генеральных штатов.
Голландский мореплаватель был убежден, что эти острова граничат с островами, обнаруженными к востоку от Огненной Земли, и не сомневался, что открыл «Великий южный материк».
«Но ошибку, которую мог допустить моряк семнадцатого века, никоим образом не мог сделать Гарри Грант, моряк девятнадцатого века, - твердил себе Паганель.
– Нет, это невероятно! Тут что-то не так!»
В течение целого века никто не вспоминал об открытии Тасмана, и Новая Зеландия как бы не существовала. Когда французский мореплаватель Сюрвиль наткнулся на нее под 35°27' широты, то на первых порах он не имел основания жаловаться на туземцев. Однажды на море разыгралась буря, во время которой шлюпка, перевозившая больных матросов с корабля Сюрвиля, была выброшена на берег бухты Рефюж. Там туземный вождь Наги-Нуи прекрасно принял французов и угостил их даже в собственной хижине. Все шло хорошо до тех пор, пока у Сюрвиля не украли одну из шлюпок. Сюрвиль тщетно требовал у туземцев возвращения шлюпки и в наказание за воровство спалил целую деревню. Эта жестокая и несправедливая месть, несомненно, сыграла роль в кровавых событиях, которые впоследствии разыгрались в Новой Зеландии.
6 октября 1769 года у этих берегов появился знаменитый Кук. Он поставил на якорь судно «Эндевор» в бухте Тауэ-Роа и пытался расположить к себе туземцев добрым отношением. Но чтобы добиться расположения людей, надо было сперва вступить в общение с ними. Кук, не колеблясь, взял в плен двух или трех туземцев и насильно облагодетельствовал их, осыпав подарками, а затем отправил восвояси. Вскоре многие туземцы, соблазненные их рассказами, добровольно явились на борт корабля и начали обменную торговлю с европейцами. Спустя некоторое время Кук переехал в бухту Хокса, большой залив на северном побережье острова. Там он оказался среди столь враждебно настроенных по отношению к себе дикарей, что пришлось, чтобы усмирить их, применить залп картечи.