Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
Вдруг волки изменили план нападения: они как будто стали удаляться, и их до сей поры оглушительный вой внезапно прекратился. На равнине воцарилась мрачная тишина.
– Они уходят, - промолвил Роберт.
– Может быть, - отозвался, прислушиваясь, Гленарван.
Но Талькав, догадавшись, о чем идет речь, отрицательно покачал головой. Патагонец хорошо знал, что хищники до тех пор не упустят верной добычи, пока заря не загонит их обратно в темные логова.
Однако тактика врага явно изменилась. Он уже не пытался проникнуть сквозь вход в рамаду, но избрал новый, более страшный способ действия. Агуары, отказавшись от попыток проникнуть сквозь
Гленарван схватил мальчика, прижал его к себе, решив защищать его до последней возможности. Быть может, у него мелькнула даже безумная мысль попытаться спастись с Робертом бегством, но в этот миг взгляд его упал на индейца. Талькав, только что метавшийся, словно дикий зверь, по загону, вдруг подошел к своей дрожавшей от нетерпения лошади и начал тщательно седлать ее, не забывая ни одного ремешка, ни одной пряжки. Казалось, возобновившийся с удвоенной силой вой хищников перестал беспокоить его. Гленарван наблюдал за Талькавом с мрачным ужасом.
– Он бросает нас на произвол судьбы!
– воскликнул он, видя, что Талькав взял в руки поводья лошади, как всадник, готовый сесть в седло.
– Талькав? Никогда!
– отозвался Роберт.
Действительно, индеец думал не о том, чтобы покинуть друзей, а о том, чтобы спасти их ценой собственной жизни.
Таука была оседлана: она грызла удила и нетерпеливо прыгала на месте; глаза ее, полные огня, метали молнии. Конь понял намерение хозяина. В тот момент, когда индеец, уцепившись за гриву, готовился вскочить на коня, Гленарван судорожным движением удержал его за руку.
– Ты покидаешь нас?
– спросил он, жестом указывая на часть равнины, где не было волков.
– Да, - ответил индеец, понявший Гленарвана. И он добавил по-испански: - Таука - хорошая лошадь! Быстроногая! Увлечет за собой волков.
– О, Талькав!
– воскликнул Гленарван.
– Скорей, скорей!
– торопил индеец.
– Роберт! Мальчик мой! Ты слышишь?
– сказал Гленарван Роберту дрожащим от волнения голосом.
– Он хочет пожертвовать собой ради нас! Хочет умчаться в пампу и увлечь за собой всю стаю.
– Друг Талькав!
– крикнул Роберт, бросаясь к ногам патагонца.
– Друг Талькав, не покидай нас!
– Нет, он нас не покинет, - сказал Гленарван и, обернувшись к индейцу, добавил: - Едем вместе!
И он указал на обезумевших от страха лошадей, прижавшихся к столбам частокола.
– Нет, - возразил индеец, понявший его намерение.
– Плохие лошади. Перепуганные. Таука - хороший конь.
– Ну что ж, пусть будет так!
– сказал Гленарван.
– Талькав не покинет тебя, Роберт. Он показал мне, что я должен сделать. Я должен ехать, а он - остаться с тобой!
И, схватив за уздечку Тауку, он сказал:
– Поеду я!
– Нет, - спокойно ответил патагонец.
– Поеду я!
– воскликнул Гленарван, вырывая из рук Талькава повод.
– Спасай мальчика! Доверяю тебе, Талькав!
Гленарван в своем возбуждении перемешивал испанские слова с английскими. Но что значит язык! В такие грозные мгновения жест бывает красноречивей слов, люди сразу понимают друг друга.
Однако Талькав не соглашался,
спор затягивался, а опасность с секунды на секунду возрастала. Изгрызанные колья частокола уже трещали под натиском волков.Ни Гленарван, ни Талькав не склонны были уступить друг другу. Индеец увлек Гленарвана ко входу в загон; он указывал ему на свободную от волков равнину. Своей страстной речью он хотел втолковать Гленарвану, что нельзя терять ни секунды и что в случае неудачи в наибольшей опасности окажутся оставшиеся, что он лучше всех знает Тауку и он один сумеет использовать для общего спасения изумительную легкость и быстроту ее бега. Но Гленарван в ослеплении упорствовал: он во чтобы то ни стало хотел пожертвовать собой, как вдруг что-то сильно толкнуло его. Таука прыгала, взвивалась на дыбы и внезапно, рванувшись вперед, перелетела через огненную преграду и трупы волков, и уже издали до них донесся детский голос:
– Да спасет вас бог, сэр!
Гленарван и Талькав едва успели заметить Роберта, вцепившегося в гриву Тауки, - он промелькнул и исчез во мраке.
– Роберт! Несчастный!
– вскричал Гленарван.
Но этого крика не расслышал даже индеец: раздался ужасающий вой. Красные волки бросились вслед за ускакавшей лошадью и помчались с невероятной быстротой на запад.
Талькав и Гленарван выбежали за ограду рамады. На равнине уже снова воцарилась тишина, лишь вдали среди ночного мрака смутно ускользала какая-то волнообразная линия.
Потрясенный Гленарван, ломая в отчаянии руки, упал на землю. Он взглянул на Талькава. Тот улыбался с обычным спокойствием.
– Таука - хорошая лошадь! Храбрый мальчик! Он спасется!
– повторял патагонец, утвердительно кивая головой.
– А если он упадет?
– спросил Гленарван.
– Не упадет!
Несмотря на уверенность Талькава, несчастный Гленарван провел ночь в страшной тревоге. Он и не думал о том, от какой опасности он избавился с исчезновением волков. Он порывался пуститься на поиски Роберта, но индеец удерживал его. Он убеждал его, что их лошади не догонят Тауку, что она, конечно, опередила своих врагов, что найти ее в темноте невозможно и что следует дождаться рассвета и только тогда ехать на поиски Роберта.
В четыре часа утра начала заниматься заря. Сгустившиеся на горизонте туманы постепенно светлели.
Прозрачная роса пала на равнину, и высокие травы зашелестели от предрассветного ветерка. Пора было отправляться в путь.
– В дорогу!
– сказал индеец.
Гленарван молча вскочил на лошадь Роберта. Вскоре всадники уже неслись галопом на запад, придерживаясь прямого направления, от которого не должен был отклоняться и второй отряд.
В течение часа они мчались, не замедляя хода, ища глазами Роберта, и на каждом шагу боялись натолкнуться на его окровавленный труп. Гленарван безжалостно погонял шпорами коня. Наконец, послышались ружейные выстрелы, стреляли через определенные промежутки времени, очевидно подавая сигнал.
– Это они!
– воскликнул Гленарван.
Оба всадника пришпорили коней и несколько минут спустя доскакали до отряда, предводительствуемого Паганелем. У Гленарвана вырвался крик радости: Роберт был здесь, живой, невредимый, верхом на великолепной Тауке, весело заржавшей при виде хозяина!
– Ах, мое дитя! Мое дитя!
– с невыразимой нежностью воскликнул Гленарван.
Он и Роберт соскочили на землю и бросились в объятия друг другу.
Затем наступила очередь индейца прижать к груди мужественного сына капитана Гранта.