Собрание сочинений в 15 томах. Том 9

Они остались весьма довольны друг другом. Беседовали они чуть ли не целый час, потом вместе дошли до пересечения дороги с верхней тропой; здесь после весьма пылких заверений в дружбе и готовности помочь мистер Рэмедж несколько неуклюже взобрался в седло и отъехал шагом, выставляя напоказ свои ноги в крагах, улыбаясь, раскланиваясь и рисуясь. А Анна-Вероника повернула на север и вышла к Майкл-чезилу. В маленькой кондитерской она рассеянно и не спеша проглотила скромный завтрак, как и следовало ожидать от особы ее пола при подобных обстоятельствах.

4. Перелом

Мы расстались с мисс Стэнли, когда она держала в руках маскарадный костюм Анны-Вероники и рассматривала ее «турецкие» туфли.

Мистер Стэнли приехал поездом в пять сорок пять, на пятнадцать минут раньше, чем его ожидали дома; в холле его встретила сестра. Лицо у нее было смущенное.

– Как я рада, Питер, что ты здесь! – сказала мисс Стэнли. – Она решила идти.

– Идти? – повторил он. – Куда?

– На этот бал.

– На какой бал?

Вопрос был чисто риторический. Он помнил.

– Думаю, она сейчас наверху, переодевается.

– Тогда вели ей раздеться, черт побери!

В Сити весь день прошел в неприятностях, и он уже был зол.

Мисс Стэнли несколько секунд обдумывала его предложение.

– Едва ли она послушается.

– Должна, – отрезал мистер Стэнли и прошел к себе в кабинет. Сестра последовала за ним. – Уйти сейчас она не может. Ей же придется дождаться обеда, – добавил он неуверенно.

– Она собирается перекусить с Уиджетами на Авеню и затем поехать вместе с ними.

– Это она сказала тебе?.

– Сказала.

– Когда?

– За чаем.

– Почему же ты не запретила ей всю эту блажь раз и навсегда? Как она осмелилась сказать тебе об этом?

– Ничего вызывающего в ней не было. Она преспокойно сообщила мне за столом, что они так условились. Я еще никогда не видела ее такой уверенной в себе.

– И что же ты ей ответила?

– Я сказала: «Вероника, дорогая! Как ты можешь даже думать о таких вещах?»

– А потом?

– Она выпила еще две чашки чая, съела пирога и рассказала мне о своей прогулке.

– Если она будет так прогуливаться, то в один из ближайших дней с кем-нибудь да встретится.

– Я от нее не слышала, чтобы она кого-то встретила.

– И ты ей больше ничего не говорила насчет бала?

– Как только я поняла, что она избегает этой темы, я выложила ей все, что думала. Я сказала: «Нечего распространяться по поводу твоей прогулки и делать вид, будто ты меня предупредила о бале, ты ведь мне ничего не говорила о нем. А твой отец запретил тебе идти туда».

– И что же?

– Она ответила: «Я не хочу причинять неприятностей ни тебе, ни отцу, но считаю, что обязана пойти на этот бал».

– Считает, что обязана?

– «Очень хорошо, – ответила я, – в таком случае я умываю руки. И пусть непослушание падет на твою собственную голову».

– Но это же открытый бунт! – воскликнул мистер Стэнли, стоя на коврике спиной к незажженному газовому камину. – Ты должна была сразу… сразу сказать ей об этом! Разве у девушки нет прежде всего обязанностей перед своим отцом? Повиновение отцу – вот первая заповедь! Разве есть что-нибудь важнее? – Он все больше и больше повышал голос. – Можно подумать, будто я ничего не говорил! Можно подумать, будто я разрешил ей пойти туда! Очевидно, вот чему она учится в этих своих проклятых лондонских колледжах. Очевидно, этот чертов вздор…

– Шш, Питер! – воскликнула мисс Стэнли.

Он сразу замолчал. В наступившей тишине они услышали, как наверху, на лестничной площадке, открылась и закрылась дверь. Затем донесся звук легких шагов, осторожно спускавшихся по лестнице, и слабый шелест юбок.

– Скажи ей, – произнес мистер Стэнли, делая повелительный жест, – чтобы она пришла сюда.

Мисс Стэнли появилась в дверях кабинета и стала смотреть на Анну-Веронику, спускающуюся по лестнице.

Девушка раскраснелась от волнения, глаза ее блестели, она готовилась к бою; тетка никогда не видела ее такой изящной и красивой. Манто с капюшоном из черного шелка целиком закрывало ее маскарадный костюм, виднелись только зеленовато-серые чулки, «турецкие» туфли и шелковые шаровары, неизбежные для невесты Корсара. Под капюшоном была красная шелковая косынка, которой она повязала свои непокорные волосы, и длинные филигранные серьги из желтой меди, как-то прикрепленные к ушам (если только она их не проколола! Страшно было даже подумать об этом!).

– Я ухожу, тетя, – сказала Анна-Вероника.

– Отец в кабинете и хочет поговорить с тобой.

Анна-Вероника заколебалась, потом остановилась перед открытой дверью кабинета и взглянула на суровое лицо отца. Она заговорила совершенно фальшивым тоном напускного веселья:

– Я очень тороплюсь, до свидания, папа. Еду с Уиджетами в Лондон на этот бал.

– Послушай меня, Анна-Вероника! – произнес мистер Стэнли. – Ты на этот бал не поедешь!

Анна-Вероника ответила уже менее веселым тоном, в нем было больше собственного достоинства:

– По-моему, мы этот вопрос с тобой обсудили, отец.

– Ты на этот бал не поедешь. Ты в таком виде из дому не выйдешь.

Анна-Вероника сделала еще более серьезную попытку обойтись с ним так, как она обошлась бы со всяким мужчиной, подчеркивая свое право на мужское уважение.

– Видишь ли, – начала она очень мягко, – я все-таки ухожу. Очень сожалею, если это тебе покажется непослушанием, и все же я пойду. Мне бы хотелось, – она почувствовала, что вступила на скользкий путь, – мне очень бы хотелось, чтобы нам не из-за чего было ссориться.

Она сразу умолкла, повернулась и направилась к парадной двери. Он тут же настиг ее.

– Очевидно, ты не слышала меня, Ви, – выговорил он, с трудом сдерживая ярость. – Я же сказал тебе, – вдруг заорал он, – ты не поедешь!

Сделав невероятное усилие, чтобы сохранить вид принцессы, она переиграла. Высоко подняв голову, не зная, что сказать, Анна-Вероника направилась к двери. Отец преградил ей путь, и несколько секунд они боролись, перехватывая руками запор американского замка. Их лица дышали одинаковым бешенством.

– Пусти! – произнесла она, задыхаясь от гнева.

– Вероника! – испуганно воскликнула мисс Стэнли. – Питер!

Мгновение казалось, что оба они, доведенные до отчаяния, вот-вот сцепятся. В их отношениях никогда не было насилия с тех пор, как однажды, очень давно, он, несмотря на протесты матери, унес ее, визжащую и брыкающуюся, в наказание за какую-то провинность в детскую. Теперь, столкнувшись таким образом, они испытали чувство, близкое к ужасу.

Дверь запиралась на задвижку и американский замок с внутренним ключом; на ночь накидывали цепочку и задвигали два засова. Изо всех сил стараясь не толкать друг друга, Анна-Вероника и ее отец затеяли нелепую и отчаянную борьбу: она силилась отпереть дверь, он – удержать дверь на запоре. Девушка ухватилась за ключ, пытаясь повернуть его, мистер Стэнли грубо и больно стиснул ей руку, зажав в ней стержень ключа. Он стал выкручивать ей кисть. Она закричала от боли.