Собрание сочинений в 15 томах. Том 9

– В нашем чувстве – чистая свежесть весны и молодости, – сказал Кейпс, – это любовь с пушком юности. Отношения таких любовников, как мы, обменявшихся только одним жарким поцелуем, – это роса, сверкающая на солнце. Сегодня я люблю все вокруг, все в вас, но люблю больше всего вот это… эту нашу чистоту.

– Ты не можешь себе представить, – продолжал он, – до чего постыдной может быть тайная любовная связь.

– У нас не тайная любовь, – ответила Анна-Вероника.

– Ничуть. И она у нас не будет такой… Мы не должны этого допускать.

Они бродили среди деревьев, сидели на поросшем мхом берегу, отдыхали, дружески болтая, на скамейках, потом пошли обратно, позавтракали в ресторане «Звезда и Подвязка», проговорили до вечера в саду над излучиной реки. Им ведь надо было поговорить о целой вселенной, о двух вселенных.

– Что же мы будем делать? – спросил Кейпс, устремив глаза вдаль, на широкой простор за изгибом реки.

– Я сделаю все, что ты захочешь, – ответила Анна-Вероника.

– Моя первая любовь была грубой ошибкой, – сказал Кейпс.

Он задумался, потом продолжал:

– Любовь требует бережности… Нужно быть очень осторожным… Это чудесное, но нежное растение… Я не знал. Я боюсь любви, с которой облетят лепестки, и она станет пошлой и уродливой. Как мне выразить все, что я чувствую? Я бесконечно тебя люблю. И боюсь… Я в тревоге, в радостной тревоге, как человек, который нашел сокровище.

– Ты же знаешь, – сказала Анна-Вероника, – я просто пришла к тебе и отдала себя в твои руки.

– Поэтому я не в меру щепетилен. Я боюсь. Я не хочу схватить тебя горячими, грубыми руками.

– Как тебе угодно, любимый. Мне все равно. Ты не можешь совершить ничего дурного. Ничего. Я в этом совершенно уверена. Я знаю, что делаю. Я отдаю себя тебе.

– Дай бот, чтобы ты никогда не раскаялась в этом! – воскликнул Кейпс.

Она положила свою руку в его, и Кейпс стиснул ее.

– Видишь ли, – сказал он, – едва ли мы сможем когда-нибудь пожениться. Едва ли. Я думал… Я опять пойду к жене. Я сделаю все, что в моих силах. Но, во всяком случае, мы, несмотря на любовь, очень долго сможем быть только друзьями.

Он сделал паузу. Она помедлила, затем сказала:

– Будет так, как ты захочешь.

– Но почему это должно влиять на нашу жизнь? – спросил он.

И затем, так как она не отвечала, добавил:

– Если мы любим друг друга.

Прошло меньше недели после их прогулки. Кейпс во время перерыва вошел в лабораторию и сел около Анны-Вероники для обычной беседы. Он взял горсть миндаля и изюма, которые она протянула ему, – оба перестали ходить завтракать – и задержал на миг ее руку, чтобы поцеловать кончики пальцев. Они помолчали.

– Ну как? – спросила она.

– Послушай! – сказал он, сидя совершенно неподвижно. – Давай уедем.

– Уехать! – Вначале она не поняла его, потом сердце у нее заколотилось.

– Прекратим этот… этот обман, – пояснил он. – А то мы, как в поэме у Броунинга о картине и статуе. Я не могу этого вынести. Уедем и будем вместе, пока не поженимся. Ты рискнешь?

– Ты имеешь в виду – сейчас?

– После окончания сессии. Это единственный правильный для нас путь. Ты готова пойти на это?

Она стиснула руки.

– Да, – еле слышно ответила Анна-Вероника. И добавила: – Конечно! В любую минуту. Я этого всегда хотела.

Она смотрела перед собой, стараясь сдержать подступавшие слезы.

Кейпс продолжал все так же твердо, сквозь зубы:

– Есть бесконечное множество причин для того, чтобы мы этого не делали. Множество. Большинство людей осудит нас. Многие сочтут нас навсегда запятнанными… Тебе это понятно?

– Кого может заботить мнение этих людей? – ответила она, не глядя на него.

– Меня. Это значит быть изолированным от общества, бороться.

– Если у тебя хватит мужества, то его хватит и у меня, – отозвалась Анна-Вероника. – Я никогда еще за всю свою жизнь не была так убеждена в своей правоте. – Она твердо смотрела на него. – Будем мужественны! – воскликнула она. У нее хлынули слезы, но голос оставался твердым. – Ты для меня не просто мужчина, я хочу сказать, не один из представителей мужского пола. Ты особое существо, ни с кем в мире не сравнимое. Именно ты мне необходим. Я никогда не встречала никого, похожего на тебя. Любить – всего важнее. Ничто не может перетянуть эту чашу весов. Мораль начинается только после того, как это установлено. Мне совершенно все равно, даже если мы никогда не поженимся. Я нисколько не боюсь скандала, трудностей, борьбы… Пожалуй, я даже хочу этого. Да, хочу.

– Ты это получишь, – ответил Кейпс. – Ведь мы бросим им вызов.

– Ты боишься?

– Только за тебя! Я лишусь большей части моего заработка. Даже неверующие ассистенты кафедры биологии должны соблюдать приличия. Помимо того, ты студентка. У нас почти не будет денег.

– Мне все равно.

– А лишения и опасности?

– Мы будем вместе.

– А твои родные?

– Они не в счет. Это страшная правда. Это… все это как бы зачеркивает их. Они не в счет, мне все равно.

Кейпс вдруг весь изменился, его созерцательная сдержанность исчезла.

– Вот здорово! – вырвалось у него. – Стараешься смотреть на вещи серьезно и здраво. И сам хорошенько не знаешь, зачем. Но ведь это же замечательно, Анна-Вероника! Жизнь становится великолепным приключением!

– Ага! – с торжеством воскликнула она.

– Во всяком случае, мне придется бросить биологию. Меня всегда втайне влекла литературная деятельность, Ею мне и надо заняться. Я смогу.

– Конечно, сможешь.

– Биология мне стала немножко надоедать. Одно исследование похоже на другое… Недавно я кое-что сделал… Творческая работа меня очень увлекает. Она мне довольно легко дается… Но это только мечты. Некоторое время придется заниматься журналистикой и работать изо всех сил… А то, что ты и я покончим с болтовней и… уедем, – это уже не мечта.

– Уедем! – повторила Анна-Вероника, стиснув руки.

– На горе и на радость.

– На богатство и на бедность.