Собрание сочинений в 19 томах. Том 17. Истоки и берега
Шрифт:
Регентами назначались те лица, к которым, казалось бы, по традиции должно было переходить управление: королева-мать, архиепископ Реймсский, – но при этом реальная власть у них отнималась. Хранить казну Филипп Август доверил ордену тамплиеров, но ключей от сундуков рыцарям этого ордена не оставил, а передал одному из высокопоставленных королевских должностных лиц и шести именитым горожанам. Им же была передана на время отсутствия Филиппа Августа королевская печать. [286] В этот день парижская буржуазия вошла в историю.
286
Каждому из шестерых было выдано по ключу от сундуков, стоящих в Тампле, – чтобы взять оттуда определенную сумму на нужды принца Людовика, если король не вернется из похода. Хранение этой суммы поручалось, как говорится в документе, не только шести горожанам, но «всему народу Парижа». Известны имена этих горожан, впервые в истории Франции принявших участие в государственном управлении: Тибо Богатый, Отон Мятежник, Эбруэн Меняла, Робер из Шартра, Бодуэн Брюно, Николя Буассо. В течение восемнадцати месяцев, пока Филипп Август оставался на Востоке, от имени регентского совета было разослано некоторое количество королевских грамот, скрепленных печатью, и в грамотах этих можно прочесть: «В присутствии наших горожан», «по свидетельству
В том же «завещании» Филипп Август приказывал, чтобы ему каждые четыре месяца докладывали, в каком состоянии королевство и как себя ведут королевские должностные лица. За исключением случаев убийства, похищения или измены, ни один из прево и бальи (предки префектов и супрефектов, им учрежденные) не мог быть смещен или даже перемещен без согласования с ним.
Наконец, там же было объявлено, что запрещается введение каких бы то ни было чрезвычайных налогов или пошлин, даже в случае смерти самого Филиппа Августа, до совершеннолетия его сына. Такого правителя Франция не знала за все время своего существования.
Кроме того, в связи с началом Крестового похода, желая, чтобы его столица, центр королевской власти, была надежно защищена от любого нападения, Филипп Август решил «окружить часть Парижа, находящуюся на севере от Сены, сплошной крепостной стеной, оснащенной башнями и укрепленными мостами». Позже, во времена Бувина и разгрома коалиции, он дополнил оборонительные сооружения точно такой же стеной вокруг южной части города. Самые первые ограждения, галлороманские, отстроенные Эдом и дополненные Людовиком Толстым, заключали в себе только десять гектаров Сите, а ограждения, возведенные Филиппом Августом, – двести пятьдесят три гектара. Стены были высотой шесть метров, толщиной три метра, с тридцатью тремя башнями на севере и тридцатью четырьмя на юге. Пройти в город можно было через одни из двух дюжин строго охраняемых ворот.
Для того чтобы легче было наблюдать за рекой и чтобы перекрыть доступ к городу вдоль нее, Филипп Август приказал возвести выше по течению передовое оборонительное сооружение – Ла Турнель, [287] а ниже – две внушительные башни, одну против другой, башни, которые еще прославит История. Первая называлась сначала башней Филиппа Августа, потом – Филиппа Амлена, [288] а еще позже она стала знаменитой Нельской башней, [289] если верить легенде – пристанищем для королевских адюльтеров. Затем на ее месте выстроят Французский институт, [290] так что академики сегодня заседают примерно там, где была постель Маргариты Бургундской. [291] А вторая – башня Лувра – положила начало будущему дворцу, который столько раз увеличивали и который вместил в себя столько пиршеств и столько драм династии Валуа…
287
La Tournelle (фр.).
288
Tour Philippe Hamelin, по имени тогдашнего парижского прево.
289
Нельская башня (фр. tour de Nesle) – была одной из угловых сторожевых башен крепостной стены Парижа. Построенная в начале XIII века недалеко от резиденции графа де Неля (к которой впоследствии и отошла), башня высотой 25 м и шириной 10 м находилась на левом берегу Сены – там, где сейчас находится левый угол дворца Французского института. В 1665 году и башня, и сама резиденция Неля были разрушены, а в XIX веке Александр Дюма прославил их в пьесе «Нельская башня», где описал сцены оргий и убийства французской королевы начала XIV века, предположительно Маргариты Бургундской. Пересказал все это и Морис Дрюон в первом томе исторической саги «Проклятые короли» – в романе «Железный король». Подлинность легенды, известной под названием «Дело Нельской башни» и основанной на скандальной истории невесток короля Филиппа IV, обвиненных в 1314 году в супружеской измене, до сих пор не установлена.
290
Французский институт, вместивший в себя пять академий, занимает особое место среди всего великолепия парижских памятников XVII века. Самая старая и знаменитая из пяти – Французская академия была создана кардиналом Ришелье. В 1629 году секретарь короля Людовика XIII Валентен Конрар стал устраивать еженедельные собрания литераторов, кардинал вскоре обратил на эти встречи внимание, взял их под свое крыло, и в 1635 году по указу короля все члены кружка превратились в академиков. В их задачи входило следить за правильностью латинских и французских надписей, которые гравируют на памятниках и монетах королевства. У самой первой академии своего здания не было. Заседания проходили дома поочередно у каждого из академиков, а в 1672 году король выделил для нее часть помещений Лувра. Прошло почти полтораста лет, прежде чем академики обрели свой собственный дворец – Французский институт (1805).
291
Маргарита Бургундская (1290–1315) – королева Франции. В 1305 году была выдана замуж за будущего короля Людовика X, а в 1314-м была уличена в супружеской неверности и заточена в крепость Шато-Гийяр, где, согласно легендам, была убита, когда Людовику X понадобилось жениться вторично. Так и осталось неизвестным, была ли рождена единственная дочь Маргариты (будущая королева Наварры Жанна (Иоанна) II) от Людовика или от конюшего Филиппа де Онэ, любовника Маргариты.
Хорошо защищенный стенами, Париж мог теперь строиться в безопасности, строиться на века.
Удивительно, сколько было сделано в Париже за период царствования Филиппа II Августа! В это время не только продолжалось строительство собора Парижской Богоматери, но и была отстроена заново церковь Святой Женевьевы, да и кварталы Сент-Оноре, Сен-Пьер (превратившийся позже в Сен-Пер), Матюрен, [292] получившие свои названия от храмов или монастырей, которые там были основаны, датируются именно этой эпохой. Король решил построить три новые больницы, три новых акведука (впервые после римских), многочисленные фонтаны и источники, в том числе фонтан Невинных, устроенный на месте бывшего городского кладбища. Теперь парижанам было где взять чистую воду и можно было не ходить к реке за водой, в которую чего только не попадало. Для того чтобы обеспечить лучшую гигиену в местах торговли продовольствием и облегчить контроль за ценами, открыли Центральный рынок – примерно там же, где до недавних времен находилось Чрево Парижа. Среди предписаний, касавшихся столицы, был приказ о строительстве ратуши [293] –
предшественницы Отель-де-Виль, ратуши нынешней, как места собраний и работы городской администрации. А известно ли вам, какая деталь, которую и сегодня можно увидеть на любом парижском перекрестке, напоминает о Филиппе Августе? Когда король думал, будто Ричард Львиное Сердце намеревается организовать на него покушение, он решил окружить себя вооруженной дубинами охраной. Так вот, жезлы нынешних наших постовых – потомки тех самых дубинок.292
Saint-Honor'e, Saint-Pierre (Saints-P'eres – Святые Отцы), Mathurins (фр.).
293
Parloir aux Bourgeois (фр.).
Именно Филипп Август – снова и снова Филипп Август – первым приказал мостить парижские улицы. Подойдя однажды к дворцовому окну (это было в 1185 году, а значит, королю сравнялось двадцать лет), он поморщился: уж очень мерзкий запах шел от повозок, кативших по грязи. Можно себе представить, какое зловоние царило тогда в Париже, перечислив попросту названия нескольких улиц того времени, данные живущими рядом и прохожими: Дерьмовая, Дерьмецовая, Дерьмистая, Вонючая Дыра, Яма для Срущих… Список можно продолжать! Впрочем, все названия улиц того времени весьма выразительны и без долгих описаний дают понять, что там обычно происходило: Сдирай Шкуру, Режь Глотку или как минимум Выверни Карман… На улице Ложбина Любви жили такие же представительницы древнейшей профессии, что и на улице Шлюхино Логово, в названии которой вместо современного глагола «cacher» – «укрываться, прятаться» – был использован старый, ныне не употребляющийся «mucer», потому «rue de Pute-y-muce» с годами превратилась в «rue de Petit-Musc», то есть в не совсем понятную улицу маленького мускуса… [294]
294
На самом деле превращение шло более сложным путем: сначала улица называлась «la rue Pute-y-Muse», от старофранцузского глагола «muser», что значит «прогуливаться», затем она стала улицей, где эта же самая шлюха уже не прогуливается, а прячется – «rue de Pute-y-Musse», затем сократилась до «Petit-Musse», «Petit-Muce» и наконец стала «Petit-Musc».
Но вернемся в 1185 год. Тогда Филипп Август сразу же вызвал к себе прево и приказал тому «улучшить парижское перекрестье», то есть две главные улицы, пересекавшие весь город с востока на запад и с севера на юг. Первыми были вымощены улицы Сен-Мартен и Сен-Жак, Сент-Антуан и Сент-Оноре, точнее, даже не вымощены, а выложены огромными квадратными – со стороной примерно метр пятнадцать – плитами из песчаника, – и нынешнее выражение «остаться на улице», когда тебя выкидывают с работы, звучало раньше как «остаться на квадратной плите», «rester sur le carreau»…
Это царствование – в любой области, какую ни возьми, – наглядно показало, что значит желание организовать, навести порядок, оздоровить. В 1212 году в Париже состоялся церковный собор, на котором служителям культа было запрещено следующее: брать на себя больше месс, чем они способны отслужить; делить между собой доход от одной и той же мессы; поручать духовным лицам низшего звания читать молитвы вместо себя; сдавать в аренду свой дом или приход; монахам – носить белые перчатки, меха и драгоценные ткани; монахиням – танцевать в монастырских стенах или вне их. Этот же собор порекомендовал прелатам не слушать заутреню лежа в постели и вменить себе в обязанность посещать время от времени церкви своей епархии, а кроме того, потребовал, чтобы они отказались от каких бы то ни было сожительниц. Тогда же были отменены праздник иподьяконов собора Парижской Богоматери, отмечавшийся 26 декабря и прозванный народом праздником пьяных дьячков, и праздник шутов 1 января, когда клирики прямо в церквах обжирались кровяными колбасами и сосисками, сжигали в кадильницах старые башмаки и устраивали на улицах уморительные шествия.
И все было бы прекрасно, если бы собор 1212 года не приказал в целях оздоровления обучения сжигать копии «Метафизики» Аристотеля! [295]
Дело было в том, что в связи со все возрастающим успехом школы Абеляра во второй половине XII века студенты стали для города серьезной проблемой. Молодые люди не знали, где переночевать, где поесть по сходной цене. Желая выразить свой протест, добиваясь удовлетворения своих требований, они собирались толпой, спускались с горы Святой Женевьевы, с криками шатались по улицам, задирали стражу. Доходило даже до того, что студенты осаждали королевский дворец. Перемещение учителя с места на место, разногласия между учителями и учениками или между учителями и властями – все могло стать поводом к таким выступлениям. Власть в целях защиты решила восстановить крепость Пти-Шатле, которая преграждала бы студентам доступ в Сите.
295
С 1200 года Филипп Август начал урегулирование университетской жизни, к 1215 году признал университет автономной, не подчиняющейся городу административной единицей, а Синод 1212 года был озабочен не законодательной или административной стороной дела, а содержанием обучения. Сочинения Аристотеля не были известны в Западной Европе раннего Средневековья. Переводы его работ с арабского и греческого на латынь начали прибывать в конце XII века в основном из Константинополя. На протяжении XIII века целая серия папских булл и решений местных синодов запрещала чтение натурфилософских книг Аристотеля и всех комментариев к ним как противоречащих христианской доктрине. В Париже первый такой запрет был выпущен Синодом 1210 года, в 1212-м к числу запретных книг приписали и «Метафизику». Вместе с тем запреты часто имели лишь местное значение: так, Тулузский университет привлекал потенциальных студентов тем, что в его стенах разрешалось изучать Аристотеля, запрещенного в Париже.
Однако уже в 1200 году благодаря вмешательству Филиппа Августа были систематизированы занятия медициной и правом (гражданским и каноническим), а кроме того, определены привилегии для преподавателей и студентов. Отныне особый совет, состоящий из двух преподавателей и двух горожан, собирался, чтобы определить цены за аренду жилища. И наконец, в 1215 году впервые появился официальный документ, в котором говорилось об Universitas magistrorum et scholariorum, – Парижский университет получил свое название, мало того, был признан как одна из главных составляющих общественной жизни. Этот акт 1215 года был в некоторой степени духовным Бувином.
Можно сколько угодно спорить о роли личности в истории. Конечно, одного монарха, чтобы изменить народ, недостаточно, и любые перемены в обществе происходят только тогда, когда в целом складываются условия, позволяющие или требующие таких перемен. Но ведь надо еще, чтобы вовремя появился человек из тех, кого называют «великими», человек, чей характер, действия и само относительно долгое присутствие во власти помогают нации стать такой, какой ей хочется быть. Великие люди не делают истории, но они – ее неотъемлемая часть, и история без них не может совершаться… или она совершается плохо…