Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Нечистый!

Чоба клал кресты направо и налево. Вдруг рядом с собой на выброшенной земле он увидел черного кота, показавшегося ему неестественно огромным.

— Нечистый, нечистый, сгинь, сгинь! Господи, спаси, господи, спаси, матушка-троица! — шептал Чоба, крестя кота, а тот продолжал мяукать.

Чоба кинул в него комом земли; кот отскочил в угол, свет фонаря упал на него, и кошачья тень на стене землянки приняла какие-то странные очертания. Чоба кидал в кота землей, кот бегал по землянке, то пропадая в темных углах, то снова появляясь. В ужасе Чоба открыл дверь.

— Господи, помилуй, господи, помилуй, — бормотал он, — не накажи, не накажи…

Кот подошел к двери, повел глазами, да и был таков.

Если бы Чоба не испугался, он бы сообразил, что это был обыкновенный деревенский кот, пробравшийся в землянку, чтобы поохотиться за мышами. Но пастуху было не до умозаключений; он верил, что нечистый явился в курган, чтобы спасти атаманские сокровища и Книгу Печатную.

2

Кое-как Чоба пришел в себя, снова окрестил землянку вдоль и поперек, прочитал раз двадцать молитву и начал окапывать землю вокруг сундука. Показались замочные петли. Чоба утроил усилия; пот лил с него ручьем. И вдруг под сундуком что-то хрястнуло, и он сразу осел на пол-аршина, словно провалился. По-видимому, сундук стоял на чем-то гнилом и держался лишь породой, охватившей его со всех сторон. Чоба сел на край ямы и наблюдал за сундуком. «Неужто, — размышлял он, — нечистый сильнее молитв?» Так он просидел минут пять. Повременив, Чоба ударил сундук ломом. Сундук стоял крепко. Чобе подумалось, что преисподняя, пожалуй, куда глубже, чем эта яма… Может быть, молитвы и хождение в церковь помогли ему и нечистый обессилел? Может, попробовать открыть сундук?

Набравшись духу, Чоба залез в яму и приподнял крышку. Сундук был полон каких-то газет и листков.

Чоба все понял: нечистый все-таки одолел его! Атаманские сокровища он превратил в бумагу. «Ладно, — рассуждал Чоба, — вот попощусь, причащусь, буду еще смиренней, худого слова никому не скажу, — авось господь превратит бумажные листки в деньги».

Он закрыл сундук, засыпал яму.

Не случись у него размолвки с Викентием, он бы, конечно, по простоте душевной рассказал попу, как дьявол помешал ему взять клад. Но попа Чоба побаивался.

«Кому же рассказать, у кого попросить совета, как одолеть колдовство? — размышлял Чоба по дороге домой. — Неужто учительнице? И то — она и добра, и приветлива, и народ к ней льнет, да и Листратка советовал держаться к ней поближе».

Чоба рассказал о своих мытарствах Ольге Михайловне. Ей ничего не стоило уговорить Чобу молчать о найденном сундуке. Пуще всего она наказывала Чобе не проболтаться о находке попу.

Чоба даже Аленке ничего не сказал. А сундук с литературой Андрей Андреевич и Сергей ночью вывезли из кургана и спрягали в надежное место.

Глава шестнадцатая

1

Вспомнив заявление Лужковского на суде о том, что Улусов готов миром договориться с мужиками насчет аренды земли, Викентий послал земскому письмо с просьбой приехать в село. Прошла неделя, Улусов, обозленный решением суда, носа не показывал в Дворики. Тогда Викентий решил пойти на крайнюю меру.

Придравшись к какому-то церковному празднику, он устроил торжественную обедню. Для вящего блеска в литургии участвовали три окрестных попа.

Улусов получил официальное приглашение к обедне. Тот, понимая, что затевает поп, уклониться от приглашения не смог.

После обедни Викентий попросил задержаться в церкви Улусова, огненно-рыжих близнецов Акулининых, мрачного и самодовольного «нахала» Ивана Тимофеевича Туголукова, старика Зорина, волостного старшину, старосту Данилу Наумыча, лавочника Ивана Павловича, Луку Лукича, Петра и Сергея Сторожевых, Фрола и еще кое-кого с Большого порядка.

Викентий особенно обрадовался, увидев среди оставшихся Никиту Семеновича и Андрея Андреевича: в последнее время он редко видел их в церкви.

Пригласив всех сесть, для чего в церковь заранее были собраны скамейки и табуретки, Викентий заговорил о земельных делах.

Чтобы хоть как-нибудь смягчить неизбежный взрыв страстей, Викентий объявил, что он отдает свою землю обществу, за исключением луговины и восьми десятин, потребных для его хозяйства.

Мужики приняли заявление Викентия довольно равнодушно: дар попа не мог выручить село из беды.

Фрол сердито заметил:

— В луговине, батюшка, вся цена вашей земли. А та, что вами миру отдается, ничего не стоит.

— Дареному коню в зубы не смотрят! — прошамкал старик Зорин.

Викентий обиделся.

— Не оставлять же мне свою скотину без корма, — сердито заметил он.

Никто ему не возразил. «Нахалам» поповский подарок был ни к чему, прочим не терпелось схватиться насчет земли с Улусовым. Когда покончили с дележом поповских десятин, Викентий обратился к Улусову.

— Никита Модестыч, мы решили жить в добром мире и согласии. Готовы ли вы отдать землю тем, кто арендовал ее почти сорок лет?

В церкви наступила зловещая тишина.

Улусов, побледнев, с хрустом сжимал и разжимал пальцы. Помедлив, он процедил с усилием:

— Да, согласен, если, в свою очередь, вы готовы забыть недоразумения, возникшие между нами, и перестанете натравливать на меня горлодеров.

Андрей Андреевич при этих словах вскочил, Лука Лукич одернул его.

— Значит, — переспросил Лука Лукич, — землю вы нам в аренду отдаете?

— Да.

— А какая будет арендная цена? Обдерете небось?

Викентий гневно сказал:

— Храм не лавочка. Сторговаться можно где угодно, а главное, слава богу, решено. Благодарю вас, Никита Модестыч. — Викентий благословил Улусова.

Однако настроение присутствующих от заявления Улусова не улучшилось; неясность с арендной платой омрачила тех, кто был кровно заинтересован в барской земле.

Из церкви расходились молча, погруженные в невеселые думы. Викентий тоже не слишком радовался.

Дома его ждали попы. Викентий не поскупился на угощение и выпивку; попы, захмелев, развязали языки и, забыв всякую учтивость, начали поносить хозяина за его решение отдать мужикам землю.

Нахаловский священник объявил Викентия «мятежником и исчадием антихриста», другой обвинял его в распространении ереси и желании пустить по миру все священство, третий орал, что он подговаривает мужиков отобрать у попов землю и не платить им за требы.

Викентий насилу отделался от разъяренных коллег.

2

Вечером Лука Лукич, по поручению арендаторов, должен был сторговаться с Улусовым насчет цены.

Торг получился скандальный. Андрей Андреевич и мужики с Большого порядка спорили с Улусовым до хрипоты. Четыре часа шла торговля. Улусов скидывал с первоначально запрошенной им платы по пятаку да гривеннику, а мужики го кричали о новой кабале, живодерстве и ненасытной жадности помещика, то взывали к его совести, соглашались надбавить еще пятак и еще гривенник.