Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

…Дома Таня помылась, причесала волосы и прилегла отдохнуть. Усталость взяла свое, и она почти мгновенно заснула. Потом словно кто-то дернул ее за руку. Таня открыла глаза. Было темно, в окна сквозь кусты сирени пробивался свет молодого месяца. Таня поспешно встала, привела себя в порядок и зажгла свечу. Несколько минут она подержала ее у окна, прикрыла ставни.

Тихо постучали. Таня вышла в сени и отперла дверь. От кустов сирени, окружавших келью, отделилась тень.

Таня огляделась: ни души.

— Входите, — шепнула она.

Тень проскользнула в сени. Таня заперла дверь и вошла в келью.

— Здравствуйте, товарищ Метлов, — сказал вошедший — это был Алексей Петрович. — Я ждал сигнала минут двадцать.

— Простите, я вздремнула. Здравствуйте, — она протянула гостю руку. — Как прикажете величать вас?

— За пять лет, — с веселым смешком отозвался Алексей Петрович, — я переменил много разных кличек… Зовите меня Земляком, это последнее мое подпольное имя.

Он понравился Тане: добрые глаза, каштановые волосы в колечко… Чем-то он напомнил ей Флегонта — может быть, смеющимися глазами.

— Ну, товарищ Метлов, — сказал Алексей Петрович, — с чего начнем?

— Начнем вот с того: надо как-то устроить вас. Вы где остановились?

— В лесочке у кусточка, — шутливо ответил Алексей Петрович.

— Одни?

— Нет, с возчиком. У него все мое добро.

— Кто возчик?

— Свой, не беспокойтесь.

— Завтра сюда приезжает царь. Охрану поставят такую, что в монастырь не проберешься. Я тут, по ряду причин, на особом положении. А вот что делать с вами, не придумаю.

— Нет ли тут у вас какого-нибудь чуланчика? — спросил после раздумья Алексей Петрович.

— Кажется, что-то есть. Но он темный.

— Его можно осветить. Покажите.

Они прошли в сени, а из них в маленькую дощатую пристройку.

— Я попрошу вас выйти во двор и посмотреть, куда эта пристройка выходит и не проникает ли через щели свет.

Таня вышла. В монастыре было тихо. Богомольцы разошлись, свет во всех зданиях погас. Месяц то скрывался за тучами, то снова плыл по небу. Таня обошла пристройку, — она выходила на пустырь.

— Кажется, здесь огород, — сказала она, вернувшись в чулан. — Света не видно.

— Ну и расчудесно! Иной раз нашему брату повезет так уж повезет.

Да, случается, — сухо заметила Таня. «Слишком уж беззаботен!» — подумала она.

— Стало быть, — продолжал Алексей Петрович, — тут будет наша техника, тут же и главному механику жить. Спать нам придется мало, а для часа отдыха и пол хорош.

— Все это так, — раздумчиво проговорила Таня, — но кто знает, вдруг нагрянут? Накроют и технику и механика. — Она критически посмотрела на его одежду. — Вам бы следовало по-другому одеться. Монахом бы нарядились, что ли.

— Предусмотрено, — отозвался Алексей Петрович. — Наилучшая ряска и скуфейка — в том же чемодане у возчика. Что касается техники — вам, товарищ Метлов, придется быть начеку… Если нагрянут гости, станок и прочую премудрость я выброшу в огород.

— Вы, видно, человек бывалый, — сказала Таня, когда они вернулись в келью.

— Да, кое-кого видел. Если вам интересно, скажу, что знаком с Максимом Горьким…

— О!..

— В Нижнем я родился, учился и два года учительствовал. И жил почти напротив дома Алексея Максимовича. Был даже вхож к нему. Но об этом потом. — Он помолчал. — Вы разрешите мне переждать здесь, пока не зайдет луна? Я хоть и не робкого десятка, а все-таки предосторожность вещь не лишняя.

— Правильно. Может быть, хотите чаю? У меня все есть.

— Спасибо, не хочу.

— Вы сказали, что учительствовали в Нижнем. Не понимаю, какое отношение вы имеете к Саратовскому комитету?

— Из Нижнего после одного небольшого дела, из которого я, к счастью, вышел почти сухим, меня спровадили «в глушь, в Саратов, к теткам», — смеясь, ответил Алексей Петрович. — Но и в Саратове из-за беспокойного характера продержался всего полтора года. Потом меня перевели в Козлов, но и там я не пришелся по нраву охранке. Теперь имею честь быть земским учителем в селе Дворики Тамбовской губернии.

Таня стремительно повернулась к нему.

— В Двориках?

— Такая, знаете, глухомань, черт ногу сломит, — не заметив широко раскрытых глаз Тани, беспечно болтал Алексей Петрович. — Впрочем, кажется, и там есть интересные люди. У местной учительницы видел одного деда, он, кстати, тоже в Саров собирался, сына хотел везти к Серафиму. Ну, доложу вам, такой человечище!.. Мне про него учительница рассказала… Чудеса в решете! — Он помолчал. — Она же сказала, что в Сарове на послухе живет бывший тамошний поп Викентий Глебов. Может быть, вы слышали историю некоего примиренца? Я узнал о нем из прокламации тамбовских товарищей…

— Эту прокламацию, — сурово сказала Таня, — писала я. Викентий Глебов мой отец.

Алексей Петрович чуть не поперхнулся.

— Вы?

— Да.

— О-о… — Алексей Петрович с уважением посмотрел на Таню… — Значит, вы в партии…

— Давно.

Таня рассмеялась, глядя на его растерянное лицо.

— Фу ты! — вырвалось у Алексея Петровича. — А я вздумал вам читать уроки конспирации!

— Лишний урок конспирации никогда не мешает выслушать любому из нас. Кстати… эта учительница… Я говорю об Ольге Михайловне… Она ничего вам не сказала?

— А что она должна была мне сказать?

— Впрочем, человек она осторожный. Она, видите ли, работает в партии больше, чем мы с вами. Правда, у нее в жизни была трагическая история, года три она не принимала участия в движении, но теперь снова с нами.

— Вы рассказываете чудеса! Теперь я понимаю ее поведение. Она все о чем-то умалчивала.

— Она создала в Двориках маленькую группу…

— Скажите!

— …ее группа делает очень много в селе и в округе. Мой муж помогает ей.