Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Одиночество
Шрифт:
Булатов иронически осмотрел Федорова с ног до головы.
— О твоих убеждениях, драгоценный, мы еще поговорим, — сказал он ядовито. — Впрочем, они не так уж важны.
— Ну, как сказать! — хладнокровно возразил Федоров. — Очевидно, все-таки важны, раз вы выбрали этот дом для конспиративной встречи со своими молодчиками.
— Мы выбрали этот дом, — отрезал Булатов, — не только для случайной и конспиративной, допустим, встречи с моими товарищами, но и для того, чтобы сделать этот дом отныне и навсегда нашим.
— То есть? — переспросил озадаченный Федоров.
— То есть,
Федоров, не спускавший глаз с Булатова, рассмеялся.
— Но, милый мой, для этого нужно по меньшей мере согласие хозяина этого дома.
Холодный и резкий тон Федорова не обескуражил Булатова.
— Я уже изложил, почтенный, что последует, еслиты не согласишься, — угрожающе проворчал он.
— А я не боюсь ваших угроз и разоблачений! — с тем же брезгливо-высокомерным видом отрезал Федоров. — Я, милейший, попадал и не в такие переплеты, и уж лучше со мной поосторожнее. Я, знаете, тоже человек идеи.
— Знаю я твою идею! — резко ответил Булатов. — Она рублем зовется.
— Хотя бы, — огрызнулся Федоров. — У вас свои идеи, у меня свои. Да, положим, она зовется рублем. Так что из того?
Булатов разразился громовым хохотом — второй раз за этот вечер.
— Ну, если только в этой идее дело, — сказал он, отдышавшись, — все проще пареной репы. Будешь получать чистоганом.
— Ввиду неустойчивости валюты, — снисходительно заметил Федоров, — предпочитаю иметь дело с золотом. Сейчас ему эквивалентны всевозможные продукты, в сыром виде предпочтительно.
— Сойдемся, — весело смеясь, бросил Булатов. — На этом мы сойдемся! Кстати, — насмешливо прищурив глаза, осведомился он, — сколько тебе платят за подобные услуги кадеты, которым ты отдал этот дом под конспиративную квартиру?
— Полагаю, они не помешают вам? — уклонился Федоров.
— Напротив. Они ведь тоже против большевиков, — Булатов осекся на полуслове, поняв, что проболтался.
— И, стало быть, ваши союзники, так, что ли? — сразу ухватился за эти слова Федоров. — И я становлюсь не только доверенным человеком вашего центрального комитета? Мне придется, как я понял, не только осуществлять связь местной организации с вашим центром, но и быть связным между возможными вашими союзниками и вами? Вы понимаете, что эта двойная работа требует иной, более высокой оплаты?
— Что ж, всякое дело требует расходов, и мы не хотим слишком прижимать тебя, — с досадой пробормотал Булатов.
— Ваше заявление совершенно удовлетворяет меня, — заявил Федоров.
— Очень хорошо. Ну и у меня есть заявление, — резким и желчным тоном проговорил Булатов. — Если ты… понимаешь… если хоть один наш человек, хоть один наш документ попадет к большевикам…
— Ну, это разумеется само собой, — хладнокровно заметил Федоров. — За конспирацию отвечаю головой. Ах, — прибавил он с сожалением, —
если бы я был увлечен какой-либо идеей вроде тебя, друг Булатов! Но меня одна идея греет: жить так, чтобы в самую последнюю минуту сказать себе: «А и здоровый же кусок жизни, господин Федоров, ты отхватил в этом бренном мире!» Да нет, вам этого не понять, вы человек прозы.— Однако мне пора, — сказал Булатов; последнюю тираду хозяина он слушал, откровенно зевая. — И вот что скажу напоследок. Для нас с этого дня ты будешь Горским. Понятно? Горским.
— Какая разница! — пожал плечами бывший адвокат. — Кстати, фамилия, я бы сказал, символическая и изобличает в вас хороший вкус. Что ж, выпьем за дружбу, и да сгинут наши враги! — Федоров произнес это в патетическом тоне и, очевидно, опять хотел разразиться речью, но Булатов, чокнувшись с ним, остановил готовящееся словоизвержение.
Переведя дух, Федоров, ныне окрещенный Горским, покачивая ногой в домашней туфле, снисходительно сказал:
— Что ж, с удовольствием помогу вам, милейшие. Это забавно — быть начальником тыла несуществующей армии.
— Дай срок, — проворчал Булатов, — будет и армия.
— Подай бог!
Выпили еще. Потом уже у двери хозяин, запахивая полы роскошного халата, спросил:
— Этот скуластый… Антонов или как там его… Что за фигура?
— Прет на рожон и давно бы споткнулся, если бы мы его не придерживали.
Он распрощался и вышел, и тьма поглотила его.
…Утром большевики с возмущением заявили исполкому губсовдепа, что ночью разгромлен артиллерийский склад, а со двора городской управы неизвестно кто увез большое количество винтовок. На собраниях и заседаниях шла горячая перепалка, противники не стеснялись в выражениях, партийные фракции назначали комиссию за комиссией.
В комиссию, назначенную городской управой, вошли Булатов, Антонов и представитель большевиков. Заседала она три дня, опрашивала сторожей, железнодорожников, милиционеров. Исчезло оружие, словно в воду кануло!
Через неделю Антонов уехал в Кирсанов. Город по-прежнему молчал, по улицам носился ветер, бродили вооруженные патрули.
К маю восемнадцатого года советская власть прочно укрепилась в Тамбове.
Булатов и многочисленные его сообщники из областного комитета эсеров исчезли. Это было на следующий день после закрытия второго губернского съезда Советов: на нем присутствовали делегаты уездных Советов и представители организаций большевистских и левоэсеровских. Съезд покончил с неразберихой и хаосом, царившими на Тамбовщине.
Тамбовская деревня полыхала революционным пожаром. С фронта возвращались солдаты, вырывали власть из рук эсеров, ставили свою, советскую. Тем временем борьба на фронтах обострялась и принимала угрожающий оборот. Немцы занимали Украину; подняли головы белые, кадеты, эсеры; в огне контрреволюционных восстаний горели Сибирь и окраины Руси, на север и Дальний Восток вторглись интервенты, сгущались тучи на западе, на юге собирались белогвардейские силы. Грозное кольцо замыкалось вокруг красной Москвы и пролетарского Питера. Казалось, нет у большевиков никаких надежд, чтобы удержаться.