Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Лачуга должника. Небесный подкидыш. Имя для птицы

Затем Павел похвастался, что за эти дни «провел с «Колей» культработу». Сейчас чЕЛОВЕК продемонстрирует свою успеваемость.

— Эй, алкаш, собачий хвост, подь-ка сюда! — крикнул он в угол.

— Пью на свои. От свиньи слышу, — четко произнес «Коля», направляясь к нам.

— Я его и отругиваться научил, — пояснил мой друг. — А то что за удовольствие в безответной брани. И стихи читать научил... А ну, бракодел, про мечту!

— От рецидивиста слышу, — отчетливо ответил чЕЛОВЕК и продекламировал:

Взгрустнув о молодости ранней, На склоне лет рванешься ты Из ада сбывшихся желаний В рай неисполненной мечты.

— Чьи это могучие строки, разгильдяй? — строго спросил Белобрысов чЕЛОВЕКА.

— От болвана слышу. Это строки гениально-глобального поэта Павла Белобрысова.

— Вот так и бытую здесь, — подытожил Павел. — Культурно и безалкогольно.

Утром того же дня мы втроем — Белобрысов, Барсик и я — отправились к маяку. По крутому, неудобному, усыпанному пеплом пандусу-серпантину поднялись мы на вершину башни, к «световой чаше». Нам открылись простор океана и бухточка, где стояли иномирянские лодки. Затем мы перешли на другую сторону площадки. Оттуда видны были жилые холмы поселка; за ними темнели густые заросли, дальше раскинулись болота, гусиные озера.

— Какой простор! — невольно вырвалось у меня.

— Никакого тут нет простора! — сразу же отозвался Барсик, и в голосе его я уловил давнюю наболевшую обиду. — Это только кажется, что мы на просторе живем! Осталось лишь два неизрытых холма, скоро селиться будет негде, а нас, островитян, все больше и больше становится. Нас-то — все больше, а холмов не прибавляется, и гусей не прибавляется... Мы последнее время уж и не знали, что с нами дальше будет... Ну, теперь-то просвет появился!

— Что за просвет? — полюбопытствовал я.

— Лестницы! Экий ты недогадливый! — ответил иномирянин. — Благодаря ступеням мы скоро на материк двинемся. Начнем заселять его! Будем строить дома на высоких фундаментах — и с лестницами. В домах мы будем вне опасности — ведь воттактаки по ступенькам ходить не могут. А передвигаться будем в защитных фургонах, понял?.. Там, на материке, мы рыболовством вплотную займемся... Но что это я все «мы» да «мы»... Ведь я лично тут останусь до смерти, я буду всю жизнь по ночам на маяке дежурить. Однако многие, кто помоложе, на материк теперь хотят...

— Мы вам, ребята, в этом деле поможем, — вмешался Павел. — Мы вам помощь пришлем.

— Спасибо, святой Ступенщик! Тебе я верю, тебе все верят... Из Глубин помощь придет?

— Нет, не из глубин. С высоты. — Белобрысов поднял руку, указывая на небо.

На лице Барсика отразилось недоумение, сомнение. Ведь меня он за такие «небесные» разговоры зачислил в сумасшедшие. Но авторитет Павла был, как видно, неколебим.

— Бог Глубин, значит, и через небо может действовать, — задумчиво произнес иномирянин. — Что ж, будем с высоты подмоги ждать!

Когда мы стали спускаться с маяка, Белобрысов заявил:

— Здесь мы тоже ступени соорудим, Барсик. Чтобы твоему отцу, а в дальнейшем и тебе лично легче было карабкаться к рабочему месту.

— Спасибо тебе, святой Ступенщик! Не знаю даже, как отблагодарить тебя.

— Ловлю тебя на слове, Барсик... — начал Белобрысов.

— Разве я рыба?! — расхохотался островитянин. — Как это ты можешь меня ловить?

— Барсик, организуй для нас завтра рыбалку!

— Но ведь мы не рыбой живем. Рыба всегда далеко — буря всегда близко — так говорят у нас на острове. На рыбалку мы выходим только в добрый сезон. А сейчас начинается сердитый сезон.

— А ты завтра выйди в море, Барсичек! Начхать нам на сезон! Может, чего и выловим?.. — просительно произнес Белобрысов.

— Слово святого — закон. Святых и бури боятся, — не без торжественности ответил Барсик. — Завтра же снаряжу артель — и в море. Поплывем в таком составе: я, мой дядя, мой двоюродный брат и кто-то один из вас.

— Но почему ты не хочешь взять сразу нас обоих?

— Потому, что ботиком всегда управляют трое, а вы, южанцы, в нашей оснастке не смыслите, и заменить кого-то из членов команды кем-нибудь из вас я не могу. Так что завтра я возьму одного из вас четвертым — в качестве пассажира; а послезавтра — другого возьму.

— Но почему же не взять завтра и пятого?! — удивился я. — Лодки, я вижу, невелики, но для пятого места хватит, перегруза не будет.

— Жрец, а такое говоришь! Или Кулчемг тебя недолечил, или смеешься над бедным гусиноостровцем! Притворяешься, будто не знаешь, что пять — недоброе число. Разве можно садиться впятером за один стол или под один парус?! Наверняка жди беды.

— Все ясно, Барсик, — произнес Павел по-ялмезиански. И сразу же добавил по-русски: —

Где чего-то слишком мало — Жди серьезного провала. Где чего-то слишком много — Жди плачевного итога.

— Степа, мы поочередно рыбачить будем, — продолжил он. — Ты завтра плыви, у тебя душа морская, уступаю тебе первенство.

Мне очень хотелось, прямо-таки не терпелось походить в инопланетном океане под парусом, однако я тотчас же сказал:

— Нет, Паша, ты первым отчаливай. Ведь идею о рыбалке ты выдвинул.

— Знаешь что, Степа? Мы по этому дельцу жеребьевку провернем. По первому встречному. Если это будет «он» — значит, тебе завтра рыбачить, а если «она» — значит, мне повезло. Заметано?

Неизвестно, что в будущем будет, Но поставьте вопрос на попа, И случайность сама вас рассудит: Ведь лахудра-судьба — не слепа!

Через час мы направились обратно в поселок. И первой встречной оказалась... Колланча! Она несла пустую корзину и на мое приветствие ответила презрительной гримаской. Павел при виде иномирянки встал по команде «смирно» и отчеканил:

— Спасибо, красавица! Ты принесла мне удачу! Весь завтрашний улов преподнесу тебе в дар!

— Тот, кто сегодня обещает то, чего еще нет, рискует завтра потерять все, что уже есть, и даже самого себя, — назидательно произнесла дарительница ночной радости.

— Ну, я-то везучий! — отпарировал Павел. — Вот мой друг подтвердит.

— Цена твоему другу — тухлое яичко в день большого яйцесбора! Это по его вине я сегодня в баргоботр (воскресенье) не отдыхаю в своей пещере, а таскаюсь по поселку в надежде заработать пропитание для себя и своей матери, чтобы не быть без пищи, когда улетит последний гусь!