Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.

— Ну, понимаешь, — с трудом, словно винясь в чем-то постыдном, выдавил он, — ведь тут все... все... и инженеры и шахтеры... все помнят меня молокососом, шахтарчонком, понимаешь? Ну, какой я для них управляющий трестом?! — с отчаянием вскричал он.

Даша не выдержала и расхохоталась.

— Вот ты смеешься... — обиженно сказал он. — А стань на мое место. Вот, например, Светличный... Это особенно меня тревожит. Ведь всю жизнь Федя Светличный был у нас вожаком, старшим. А теперь... теперь, что же выходит? Ведь как завшахтой он вроде должен подчиняться мне? Понимаешь?

Не понимаю.

— Нет, ты понимаешь, понимаешь!.. — уныло сказал он. — Или Петр Фомич. Он у меня будет главным инженером треста. Даже страшно! Не я у него, а он у меня. Ну, теперь понимаешь?

— Теперь понимаю... — с намеренной лукавинкой сказала она, — ты просто трус.

— Трус. Согласен. Но я докажу им — и очень быстро, что я уже не щенок! — вскричал он. — Я с первого же дня... Нет, с первой же минуты круто возьму дело в свои руки. Я их — ошарашу!

— Вот это голос уже не отрока, а мужа... — засмеялась Даша.

— А что ты думаешь? Я покажу, что меня недаром четыре года мяли в институте! — и он уже снова затрепетал, запламенел, взвился, как скакун на дыбы: у него легки были такие переходы. — Ну, что ж, что Петр Фомич! Да если правду сказать, так старикан порядочно-таки отстал. Стал провинциалом. Дальше кровли ничего не видит. А меня вооружили последним словом науки. Да-да! — заторопился он. — Горное дело больше не искусство колдунов и знахарей... Я с первого же дня возьмусь за механизацию. Механизация всех процессов — вот тот гаечный ключ, которым я поверну все дело. Ты, как конструктор, должна меня понимать. Механизация...

Она слушала его с тихой, молчаливой завистью, с завистью, которую она тщательно прятала от него. Напрасно он помянул, что она инженер-конструктор. Она грустно усмехнулась. Она — жена. Муж едет в Донбасс работать, а она — рожать...

— Подъезжаем! — вдруг перебивая самого себя, завопил Виктор и бросился к окну. До станции оставалось еще добрых три километра.

Но в окне уже показались знакомые шахты. «Мои шахты!» — не мог не подумать он. Он узнавал их, как приятелей молодости. «Здорово, ребята!» — едва не крикнул им он.

Вот «София». Вот «Красный партизан». Вот «имени Сталина». А там, за холмами, — отсюда не видно, — должна быть и шахта «4-бис». А вон, вдалеке, закурился и древний террикон «Крутой Марии».

Но вот и перрон.

— Ого, сколько народу привалило нас встречать! Даже не ожидал! — не без удовольствия воскликнул Виктор. — Смотри, Даша!

Даша подошла к окну.

И сразу же увидела торжественно тревожное лицо отца. Вытянув шею, он следил за вагонами, искал дочку...

«Постарел он, нет? — спросила себя Даша и не могла решить: но слезы уже готовы были ринуться из глаз. — Нет, не постарел, — такой же, батя ты мой!»

— И Светличный тут... И Петр Фомич... — все восклицал Виктор. — А-а! — вдруг просиял он, завидев Андрея. — Сам секретарь горкома пожаловал, кореш ты мой дорогой! Смотри, какой он ладный стал, солидный...

— Но пришел один, без супруги... — заметила Даша.

— Одевайся же скорее, Дашенька! — сказал Виктор и подал пальто.

Она мельком взглянула на себя в зеркало. «Какая же я некрасивая стала... — безразлично подумала она. — И пятна на лице... И живот».

Поезд медленно терял ход. Последний толчок — и он остановился.

И только с этим последним толчком, только тогда, когда вдруг перестал скрипеть и качаться вагон, поняла Даша, что она приехала. Вернулась. И только теперь вдруг почувствовала настоящую, живую и полную радость.

Вот она и вернулась!..

Вернулась на родную землю, на землю отцов... На землю, где когда-то она родилась. Где ее родила мать. Где сама мать родилась от донецкой женщины, которую Даша никогда не знала и никогда не смогла назвать бабушкой.

А теперь пришел черед Даше рожать. Здесь, на этой земле. Здесь, на «Крутой Марии». И нигде больше.

Иначе и быть не могло...

3

Виктор Абросимов сказал жене правду: он стосковался. Стосковался по живому, самостоятельному делу, по веселому, трудовому общению с людьми, по кипению и трепету горячей горняцкой жизни, просто по шахте стосковался. Ему не терпелось поскорее, да притом с головою, нырнуть в дела и заботы. Руки чесались.

Не отдохнув как следует с дороги и предоставив Даше устраиваться в новом директорском доме как знает, он ранним утром следующего же дня поехал в город представляться начальству.

Начальник комбината, тоже горячий, крутой и еще молодой человек, но уже прогремевший на весь Советский Союз как талантливый и смелый горняк, встретил Виктора радостно и по-товарищески; так в авиаполку встречают нового летчика, которого хоть и не знают еще лично, но зато знают, где и у кого он учился, какой он школы, с кем летал, а следовательно, и чего можно ждать от него в полете. И у Абросимова и у начальника комбината учителя были общие, а школа — одна.

Абросимов с первого взгляда понравился начальнику, он угадал его молодое нетерпение — это тоже понравилось — и немедля поехал вместе с ним в трест, собрал аппарат, представил нового управляющего и. так сказать, ввел Виктора «во владение».

— А теперь — владей и действуй! А мы тебе, друг, поможем!

Начальник уехал, а Виктор стал осматриваться в своих «угодьях и владениях».

Еще в Москве знал он, что трест в прорыве, но это не испугало его, а даже... втайне обрадовало. Теперь никто не скажет, что он пришел на легкое, на готовенькое. Трудней задача — слаще и победа.

Впрочем, и ребенок тоже, прежде чем сложить картинку из кубиков, все кубики сам сперва смешает и разбросает. Видно, самой природе человека свойственна жажда преодоления.

Трест был в прорыве. Но это, разумеется, не означало, что шахты попятились вспять, стали работать хуже, чем они когда-либо раньше работали: тогда это был бы не прорыв, а катастрофа, впрочем почти немыслимая в нашем хозяйстве. Даже находясь в прорыве, «Крутая Мария», например, давала сейчас куда больше угля, чем в самые лучшие, стахановские дни Виктора когда-то. Раньше за такую добычу ордена бы давали. А сейчас — казнили. И это было и справедливо и понятно. Каждый день оснащались шахты новыми механизмами, входили в строй новые мощности, новые горизонты, новые стволы; по-новому работали и люди. И требования к шахтам предъявлялись новые.