Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. Мост дружбы

О'Кими свернула с тропинки.

– Земляника! – воскликнула она. – Муци-тян, идите скорей сюда!

– Кими-тян… Кими-тян… извините… – шептал Муцикава, смущенно оглядываясь по сторонам…

Рикша остановился, с изумлением глядя на девушку, собиравшую ягоды.

– Кими-тян, окажите благодеяние, перестаньте. Никто же не ест этого в Японии. Ведь вы же, извините, не в Европе.

– Ягоды такие вкусные, попробуйте! В Париже я всегда ходила на рынок, чтобы купить свежей земляники.

– Пойдемте, Кими-тян, окажите благодеяние! Мы обращаем на себя внимание путешественников. Хотя мы и одеты по-европейски, но каждый узнает в нас японцев.

– Вы невозможный человек! – воскликнула О'Кими бросая собранную землянику на дорожку. – Ну хорошо, идемте. – Она обиженно посмотрела на Муцикаву и пошла вперед. – Кажется, я никогда не привыкну к Японии! – горестно воскликнула она.

– Ах, Кими-тян, как далеки вы душой от нас! Я почувствовал это сразу же после вашего приезда в Токио, но убедился в этом только после вашего возвращения из Америки.

Ты для меня так недоступна стала, Лишь издали любуюсь на тебя… Ты далека, – Как в Кацураги, на Такала, Средь горных пиков облака.

Кими-тян, чем заслужил я этот исходящий от вас холод, который может убить даже цветущие вишни?

Девушка молчала, сбивая концом посоха головки цветов.

– Какой смешной обычай, – наконец заговорила она, – ставить на каждой пройденной станции штамп на посохе, чтобы потом гордиться перед знакомыми восхождением на гору!

– Вам все кажется смешным на родине, извините, – обиженно произнес Муцикава. – Европа отняла вас у меня, Кими-тян, – добавил он, оборачиваясь в сторону.

О'Кими положила подбородок на посох и задумчиво произнесла:

– Европа…

Вдали сгущался и темнел воздух. Приближались сумерки.

Муцикава пристально смотрел на ту, которую так долго считал своей невестой.

– И Америка, – жестко выговорил он. – Вас слишком увлекала нью-йоркская выставка, извините.

О'Кими молчала.

– Я знаю, – продолжал он, – что вы очень заинтересованы в судьбе некоторых экспонатов выставки. Поэтому, извините, я тоже следил за ними. Правда, я располагаю для этого большими, чем вы, возможностями.

– Что вы имеете в виду? – повернулась О'Кими.

– Я, простите меня, получил последние сведения о строительстве опытного подводного туннеля в России. Кажется, вы придаете ему особенное значение?

Муцикава, нагнувшись, заглянул в лицо девушки.

О'Кими равнодушно пожала плечами:

– Да? Разве вы замечали, что я интересуюсь техникой?.. Скажите, это туман поднимается там, по склону?

– Нет, это пар, извините! – раздраженно ответил Муцикава. – Ведь Фудзи-сан все еще горяч, особенно восточный склон.

– Да?

Молодые люди помолчали, потом снова двинулись в путь.

О'Кими не проявляла никакого интереса к начатому Муцикавой разговору. Тем не менее тот продолжал:

– Осмелюсь рассказать вам, хотя вы, вероятно, и сами читали об этом. Русские строили стратегический туннель в Черном море.

– Да, об этом что-то писали.

– Но, когда мы вернемся из нашего приятного путешествия, вы узнаете нечто неприятное.

– В самом деле? Что такое?

– Русские построили сорок километров туннеля…

– Разве это так неприятно? – искренне удивилась О'Кими.

– Ах нет! Теперь это уже не имеет никакого значения, извините.

– Почему?

– Инженер Корнев, прошу прощения… – Муцикава не спускал с О'Кими прищуренных глаз, – инженер Корнев-младший командовал плавучим доком, в котором собирали туннель…

– Да?

– Туннель погиб…

О'Кими шла вперед, не замедляя шага. Муцикава обогнал девушку, чтобы лучше наблюдать за ней.

– Туннель погиб. Разве вас это не интересует?

– Как жалко, – равнодушно сказала О'Кими.

– При первом же шторме плавучий док вместе с туннелем пошел ко дну.

Девушка небрежным тоном спросила:

– Как же эти русские инженеры… я забыла их фамилию, два брата, они были в Нью-Йорке… как они теперь будут продолжать строительство?

– А вы думаете, что кто-нибудь из них еще существует?

О'Кими слушала Муцикаву с беспечностью ребенка.

– Раньше вы проявляли большой интерес к судьбе этого неудачливого инженера, – продолжал Муцикава, не дождавшись ответа.

– Как? – улыбнулась О'Кими. – Разве я интересовалась?

– Успокойтесь, Кими-тян, госпожа, прошу простить меня. Интересующий вас инженер Корнев-младший жив. Он поступил как трус.

Муцикава опять посмотрел на ничего не выражавшее лицо О'Кими.

– Он поступил как трус, – продолжал Муцикава, все более раздражаясь. – Он, Корнев-младший, испугался первого же шторма. Он бросил, извините меня, трубу туннеля в море. Она пошла ко дну. Я сожалею…

Девушка ловко сбивала былинки концом посоха. Отсутствие какого-либо внимания к его словам злило Муцикаву. В нем поднимался мучительный гнев. И, словно стараясь разжечь его, он продолжал:

– Это, конечно, была легкомысленная идея. Даже русские поняли это теперь. Строительство ликвидировано.

Неужели все это действительно безразлично О'Кими? Неужели она забыла о русском инженере? Разве судьба строительства теперь нисколько не занимает ее? Сердце Муцикавы радостно сжалось. Он готов был верить, что гора Фудзи-сан действительно священна. О, счастье японца! Оно всегда связано с выполнением древних обычаев.

Муцикава радостно посмотрел на О'Кими. Она улыбнулась ему. Они поднимались по крутой тропинке. Муцикава подошел к девушке и протянул руку, чтобы помочь ей подняться на камень. О'Кими благодарно взглянула на него.

От ощущения нежной теплоты ее руки сердце Муцикавы заколотилось. Он смотрел по сторонам, и все казалось ему иным. Солнечный закат казался восходом, приближающаяся ночь – самым ярким, радостным днем. О'Кими, ступавшая рядом, О'Кими была теперь совсем другой! Он напрасно ее подозревал. Он сам, сам отравлял себе минуты счастья, которых могло быть так много! Кими-тян, милая маленькая Кими-тян!.. Вот ее теплая рука. Как счастлив он!