Собрание сочинений в двух томах. Том I
Шрифт:
СТИХИ, НЕ ВКЛЮЧЕННЫЕ В СБОРНИКИ
В данный раздел включены стихи, не вошедших в сборники Кнута, но, несомненно, представляющие интерес для любителей поэзии и исследователей. В количественном отношении это самая малочисленная группа, что и естественно: основная масса написанных Кнутом поэтических текстов помещена им в сборниках. Что касается его разнообразных рукописных творческих материалов, включая и поэзию, по тем или иным причинам не ставшую достоянием печати, то они, как следует полагать, безвозвратно утрачены в годы еврейской Катастрофы.
123. Вместе со следующим стихотворением, «Джок» (№ 124), опубликовано в литературно-художественных сборниках «Недра» (кн. 4. М., 1924, с. 262). Рецензируя этот выпуск «Недр», критик В. Правдухин указал на Кнута как на поэта, у которого можно найти «неплохие строчки и капельки настроений» (Красная новь, 1924, № 2, с. 309).
«Я шагаю, легкий и разбойный» — Отголосок стихотворения С. Есенина «О, Русь, взмахни крылами» (1917): «А там, за взгорьем смолым, Иду, тропу тая, Кудрявый и веселый, Такой разбойный я» (при более факультативных параллелях в кнутовском тексте: в первой строфе — «Солнце закурчавило волосья На моей распахнутой груди» и в третьей — «Я шагаю грязный и счастливый…»).
124. См. предыдущий коммент. (Недра, с. 263). Джок, или жок — молдавский танец. В русской поэзии к его описанию обращался А. Ф. Вельтман, с 1818 по 1831 гг. находившийся в Бессарабии на военной службе (в его стихотворении передан сам музыкальный ритм танца):
Музыка Варфоломея, Становись скорей в кружок, Инструменты строй скорее И играй на славу джок. Наблюдая нежны связи, С дамой всяк ступай любой, В первой паре Катакази С скромной Стамовой женой.125. Печатается по: Р, 1929, № 6, 10 февраля, с. 15. В публикации указано место и время написания: Париж. Май 28.
126. Печатается по К (1936 <1>), с. 117–119. В тексте имеется дата — 1933.
127. Печатается по газетной вырезке, хранящейся в архиве Е. К. (название газеты и временную атрибутику установить не удалось). Если исходить из некоторых, возможно не только формальных, соприкосновений этого текста и стихотворения О. Мандельштама «Я пью за военные астры» (повторяющийся и там и там предлог «за», «альпийский кувшин» — «альпийский озон», «масло парижских картин» — «монпарнасский трезвон», «Полей Елисейских бензин» — «люксембургский газон» [газон в Люксембургском саду], «За рыжую спесь англичанок!» — «За радость — скупую, как жест англичанина»), то он мог появиться не раньше 1934 г.: мандельштамовские стихи, не опубликованные при жизни автора, были процитированы в статье А. Селивановского «Распад акмеизма» (Литературная учеба, 1934, № 8).
АЛЬБОМ ПУТЕШЕСТВЕННИКА
Печатается по РЗ, 1938, № 5 (с. 91-108), № 7 (с. 113–125). Поездка Кнута в Палестину состоялась летом-осенью 1937 г. (связанные с ней исторический фон и некоторые биографические подробности см. в кн.: Jeremie Helpern. La renaissanse de la marine juive. Tel-Aviv, 1961; помимо этого, см. публикацию писем Кнута, включая и написанные во время палестинского путешествия, и комментарии к ним: Шапиро, р. 191–208, а также публикацию тем же автором во 2 томе настоящего издания главы, не вошедшей в окончательный текст АП, см. еще: Владимир Хазан. Довид Кнут в Палестине и Израиле. IN: ЕКРЗ. T. IV, с. 346–358). Палестинская тема в русскоязычной литературе 20–30 гг., помимо, естественно, специальных еврейских периодических изданий, типа Р, была разнообразно представлена как в художественных, так и в очерковых жанрах. Причем география этого представительства оказалась весьма обширной: от книг, изданных в России («Повесть о ключах и глине» [1926] Б. Пильняка, «Опаленная земля» М. Эгарта [1932 — журнальный вариант, 1933–1934 — книжный, 2-е изд., подвергшееся соответствующей идеологической стерилизации, — 1937], «Пароход идет в Яффу и обратно» [1936] С. Гехта, и нек. др.) и в европейских странах («Дочь профессора» [Рига, 1934] С. Марчевской-Голубчик), где, кстати, печатались авторы, не всегда пробивавшиеся на страницы советской печати (как, предположим, роман И. Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» [1928], главный герой которого умирает на могиле Рахель в Вифлееме), до самой Святой Земли: например, книги жившего в Палестине, владевшего литературным ивритом, но писавшего на русском языке А. Высоцкого «Тель-Авив» (1927) и «Зеленое пламя» (1928) — из жизни репатриантов третьей волны. Отреагировала на палестинскую тему и русская эмигрантская литература. Значительный интерес в этом отношении представляет книга очерков близкого знакомого Кнута, поэта и исторического беллетриста А. Ладинского (1896–1961) «Путешествие в Палестину» (София, 1937, ср. с несоответствующим истине утверждением В. В. Лаврова, что очерки
«На берегу — гигантские многоэтажные коробки в гигиенически-санитарном стиле…» — Описание Генуи имеет стилистическую параллель с описанием Тель-Авива, см. далее, с. 234: «Весь город выстроен в спичечно-коробочном стиле: нечто гаражно-фабрично-заводское или санитарное… Комфортабельно, гигиенично, светло, но…» Здесь, как и во всем очерке в целом, проявилась если не известная патриархальность кнутовского взгляда на древний Восток, то по крайней мере его неприятие европейского и американского модерна, проникшего сюда и нарушающего первозданный образ библейской земли (см. далее — при описании новой части Иерусалима: «Новый — порой прекрасен… но часто смущает нахальной грубо-модернистической нотой»), см. к этому также коммент. № 65 к стихотворению «Словно в щели большого холста». Помимо прочего, здесь, как представляется, содержался элемент полемики с мнением тех, для кого, говоря словами Кнута, «лубочный Восток детства, Восток с коробки рахат-лукума» был навсегда, и сознательно, изживаемой реальностью. Не исключено, в частности, что комментируемый фрагмент отталкивается от радио-лекции В. Жаботинского, прочитанной по-французски на парижском радио 29 января 1932 года, переведенной вскоре на русский язык и напечатанной в Р (1932, № 6, 7 февраля) под названием «’Живописный' Восток», ср. с обыгрываемой, по-видимому, Кнутом «гигиенической» образностью Жаботинского: «Дом новейшего образца, с центральным отоплением, не имеет никаких шансов вызвать энтузиазм туриста; когда говорят о „живописном“ здании, речь идет неизменно о здании антигигиеничном, которое следовало бы, если не снести, то, по крайней мере, эвакуировать» (с. 2), «В Иерусалиме и вокруг Иерусалима наши поселенцы строят кварталы с прямоугольными улицами, гигиенические дома, фабрики, школы современного образца; они — один из авангардов запада, притом легче всего уязвимый» (с. 4). (Выделено нами. — Сост.). Остерия (osteria), траттория (trattoria) — таверна, трактир (итал.). «Organisation des loisirs» — организация досуга (франц). Кьянти (chianti) — одно из самых знаменитых красных вин, производимых в Италии; вырабатывается из винограда санджиовезе. «Бамбино» (bambino) — мальчик (итал.). Бартоломе Эстебан Мурильо (1618–1682) — испанский живописец, президент Академии Художеств в Севилье. Антонис Ван-Дейк (1594–1641) — фламандский живописец, ученик П. Рубенса. «Баркайола» (barcaiuolo) — лодочник, перевозчик (итал.). «…была когда-то выношена молодым русским композитором ‘Поэма экстаза’» — Речь идет о выдающемся русском композиторе А. Н. Скрябине (1872–1915), дочь которого Ариадна ко времени палестинского путешествия Кнута была фактически его женой. Скрытый смысл отрывка заключается в том, что итальянский городок Боляско является не только местом, где создавалась «Поэма экстаза» (1904–1907), но и — родиной Ариадны, появившейся на свет 13 (23) октября 1905 г.; Скрябин писал в этот день в частном письме: «Пишу Вам только несколько слов, чтобы известить о радостном событии. Наконец-то напряженное состояние наше пришло к концу и мир обогатился еще одним прекрасным созданием с черными глазами. Девочка миленькая и здоровенькая. Таня <Татьяна Федоровна Шлецер, невенчанная жена композитора, мать Ариадны> чувствует себя недурно, хотя очень слаба и измучена страданиями» (А. Скрябин. Письма. М., 1965, с. 398). «Объевреился он в довольно почтенном для корабля возрасте…» — См. прим. 4 к публикации Г. Шапиро «На борту „Сарры первой“ Довида Кнута (из материалов, не вошедших в „Альбом путешественника“)». Шильтон-Бетар — «Шильтон» на древнеевр.
СТАТЬИ И ОЧЕРКИ
В последний раздел включены статьи и очерки Кнута, написанные им (за исключением первой статьи, «Безделицы для погрома») после его репатриации в Израиль. Публиковавшиеся в газете «Гаарец», они дошли до нас только в ивритоязычном варианте, хотя оригинал представлял собой, по-видимому, текст, написанный на русском языке: вопреки распространенному мнению о том, что Кнут владел литературным ивритом (см.: Струве, с. 344; Седых, с. 264; его же. Русские евреи в эмигрантской литературе. IN: Книга о русском еврействе. 1917–1967. N.Y., 1968, с. 441; Терапиано, с. 226; Краткая Еврейская Энциклопедия. Т. 4. Иерусалим, 1988, с. 398; Д. Глэд. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье. М., 1991, с. 316; Писатели русского зарубежья (1918–1940): Справочник. Ч. 2. М., 1994, с. 22 (автор статьи о Кнуте А. Чагин); Б. Ю. Поплавский. Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма /Сост. и коммент. А. Богословского и Е. Менегальдо. М., 1996, с. 493), следует сказать, что за тот небольшой срок, который был отпущен ему для жизни в Израиле (сентябрь-октябрь 1949 — февраль 1955), он в какой-то мере освоил разговорный язык, использование же его в литературных целях так и осталось несбывшейся мечтой. Обнаружить собственно кнутовские рукописи, равно как и выяснить, кто переводил их на иврит, к сожалению, не удалось. Таким образом, при подготовке статей к публикации в данном издании пришлось пойти на вынужденную обратную их языковую реконструкцию, которая в предлагаемом виде не может, естественно, считаться аутентичным текстом Кнута. Хотя перевод и передает, как кажется, характерные черты авторского стиля, какие-то потери все равно неизбежны. Однако даже в таком, если подобное выражение здесь уместно, «вторичном» качестве, статьи и очерки Кнута представляют известный интерес и как фактически новый и неизвестный штрих его творческой биографии, и как небезынтересный сам по себе опыт критико-очеркового мемуария о жизни той части русской литературы XX в., которая, в силу трагических исторических обстоятельств, оказалась в изгнании. Сам автор, давая своему предприятию имя «маргиналий к истории литературы» (названная так первая из кнутовских статей, печатавшихся в упомянутой газете «Гаарец», стала заголовком для всей серии, исключая написанную как некролог статью «Иван Алексеевич Бунин»), имел, безусловно, в виду не второразрядность собственной литературной судьбы и тем более не рассматривал творческий мир эмиграции эпохи между двумя мировыми войнами как обочину художественной культуры, — под «маргиналиями» понималось нечто иное: те — на фоне больших событий — крупицы живых впечатлений и воспоминаний, которые были им высеяны из своей почти тридцатилетней писательской деятельности в Париже и которые, как он небеспричинно полагал, заслуживали быть сохраненными и переданными читателю.
«Безделицы для погрома». Печатается по газ. «Гаарец» (1938, 4 марта). Статья была, по всей видимости, отправлена Кнутом из Франции после завершения его путешествия в Палестину летом-осенью 1937 г. (на это указывает обозначение места ее написания: Париж). Автор подвергает в ней уничтожающей критике нашумевшую во второй половине 30-х гг. во Франции книгу Л. Ф. Селина «Безделицы для погрома» («Bagatelles pour un massacre»). Французский писатель Луи Фердинанд Селин (наст. фамилия Детуш, 1894–1961), известный своим эпатирующе-парадоксальным творческим дарованием, написал ее после посещения осенью 1936 г. Советского Союза. Глубоко мрачные впечатления от разрушенного до основания гуманистического строя и образа жизни, которые он вынес из этой поездки, приобрели, однако, под его пером грубую антисемитскую форму. К слову сказать, это было не единственное сочинение Селина, где он предстает перед читателем ревностным юдофобом; можно сослаться, например, на другую его книгу, «Попали в переделку» (1941), в которой, по замечанию современного французского критика Ж. Бреннера, «он смеялся… над поставленной на колени Францией и ни на секунду не скрывал своего антисемитизма» (Жан Бреннер. Моя история современной французской литературы. М., 1994, с. 124). Кнут, который под воздействием политических катаклизмов, потрясших Европу, вступает в эти годы в полосу поэтического безмолвия, продлившегося фактически до конца жизни, и обретает голос в новой для себя роли сионистского деятеля (прежде всего как редактор еврейской газеты «Affirmation»), не мог не сознавать, что пыл воинствующего юдофобства, исходивший от талантливого художника был превосходным идеологическим кормом для фашизации европейского общества. «Удивительное дело, — пишет он Е. К. в письме от 29 марта 1938 г., т. е. примерно через месяц после того, как статья о Селине увидела свет: — когда евреев громили в России, немецкие евреи пожимали плечами: „Ах, эта варварская Россия!“, что значило в переводе на немецкий язык: к нам, в культурной Германии, это не относится. Когда начались немецкие зверства, австрийские евреи полагали, что к ним это, конечно, большого отношения не имеет. Теперь, когда в Австрии пошла удивительная мода на еврейские „самоубийства“, франц<узские> евреи еще думают, что это — австрийские дела. „Очень, конечно, печально, но…“ Но волна идет! Недавно состоялся вечер Club du Faubourg, посвященный Селину. Мы, к сожалению, пропустили его, но люди, побывавшие на нем, с удивлением и ужасом открыли наличность ожившей стихийной злобы и вражды к евреям» (цит. по: Шапиро, р. 201). Таким образом, проблема заключалась не только в грубо задетом национальном чувстве Кнута, но, по высшему этическому счету, в измене французским писателем обязательному для творца (и, добавим, высоко ценимому русским поэтом-эмигрантом) гуманистическому кодексу. Фигура Селина, взятая в целостном человеческом и творческом масштабе, вероятно, представляла более неоднозначное явление, чем его откровенно плоский и циничный антисемитский памфлет, побудивший Кнута взяться за критическое перо. Однако даже в этом случае глубоко примечательно и симптоматично отторжение Кнута от самой селинской эстетики, и не только по указанной причине враждебного отношения автора «Безделиц» к евреям. При всей повышенной иронической чувствительности, которой вообще-то отличался кнутовский взгляд на вещи, воспитанный на ветхозаветной традиции, поэт, пожалуй, ни за что бы не сумел разделить буффонно-шутовской восторг оппонента, задорно восклицающего в одном из своих сочинений: «Это конец света!.. Но это забавненько!» Эсхатологические настроения Кнута накануне второй мировой войны далеки от селинского сатанинского веселья и пронизаны нешуточной тревогой за судьбу европейского еврейства. Уже в эти годы он, в отличие от многих своих соотечественников-эмигрантов, чьи политические симпатии распределялись по широкому спектру — от коммунизма до фашизма, не проводил резкой границы между ними и пророчески предсказывал приближающийся геноцид евреев при том и другом режимах. На этом катастрофическом фоне литературно-идеологическая концепция незаурядного писателя, берущегося объяснить все мировые беды «происками евреев», была для Кнута в особенности отталкивающей и враждебной. С наибольшей резкостью это проявилось в финале статьи, где он пишет о неоплаченных кредитах яркого таланта, переметнувшегося, вместо того, чтобы служить Добру, в лагерь Зла. Горькое разочарование Кнута в Селине оказалось провидческим: в годы второй мировой войны автор «Безделиц» активно сотрудничал с немцами, за что был впоследствии предан суду.
«Путешествие на край ночи» (1932) — роман Селина, в центре которого катастрофа сознания интеллигента, побывавшего в пекле первой мировой войны. «…принесло автору мировую известность» — Между прочим, селинский роман был переведен на русский язык (перевод осуществлен Э. Триоле) и в 1934 г., искалеченный цензурой и оснащенный идеологически выдержанным предисловием И. Анисимова, вышел в свет в ГИЗе. Произведение имело в Советском Союзе весьма широкий резонанс — от критических рецензий в авторитетных периодических изданиях (так, в частности, «новомирский» рецензент писал, что это «книга бурного и страстного протеста против безумия и зверств капиталистического мира — плевок из желчи и крови в лицо этому миру и вместе с тем книга клеветы на живые силы революции, — книга отчаяния, безумия и смерти», И. Соболевский. Книга отчаяния и смерти. IN: Новый мир, 1934, № 9, с. 180) до упоминания в докладе М. Горького на Первом съезде советских писателей (1934). Роман почтил своим вниманием и отзывом на него уже высланный к тому времени из страны Л. Троцкий (1933), сравнивший Селина с Рабле. Естественно, что «Путешествие на край ночи» читалось и горячо обсуждалось в эмигрантской критике (см., напр., рецензии Л. Кельберина и Ю. Терапиано в Ч, соответственно — 1933, № 9, с. 223–224 и 1934, № 10, с. 210–211). «…не станут более заниматься „полом и характеров“…» — Намек на книгу австрийского философа Отто Вейнингера (1880–1903) (еврея, принявшего христианство) «Пол и характер» (1902). Кроме данного, нам неизвестны другие упоминания Кнутом этого сочинения, но с малым риском ошибиться можно утверждать резко негативное к нему отношение, ибо еврейство, которому в книге посвящен целый раздел, рассматривается здесь как элемент бездуховный, пассивный и имморальный, как проявление «женского» начала в его национально-религиозной ипостаси (а женское в человеке или человечестве, по авторской концепции, есть полюс абсолютного зла). Роман «Смерть в кредит» (1936) был отмечен гораздо меньшей волнсй интереса со стороны французской критики и читательской публики. «…евреи захватили во Франции все места…» — Все без исключения антисемитские писания есть неоригинальное и нескончаемое варьирование по существу одной и той же темы — о еврейском засилье; отсюда их взаимоцитатность и легкая взаимозамещаемость: за пятьдесят лет до Селина один из его бесчисленных духовных предтеч, пожелавший остаться неизвестным, писал в одном из самых черносотенных органов российской печати — в суворинском «Новом времени», о «захвате жидами» французской прессы, литературы, театра, музыки, делая следующее заключение: «После крокодила, евреи величайшие меломаны из всех животных» (Новое время, 1886, № 3682, с. 3). Талмуд — свод религиозных, правовых и моральных установлений иудаизма, включающий Мишну (собрание Устного Закона, состоящее из Мидраша — толкований библейских экзегез, Галахи — см. коммент. к стихотворению № 27, и Аггады — притчи, легенды, проповеди, дидактические наставления и пр.) и Гемару (свод дискуссий, анализов и уточнений текста Мишны). Различаются Талмуд Бавли (Вавилонский), созданный в 3–7 вв., и Талмуд Иерушалми (Иерусалимский) — нач. 3-го — конец перв. половины 4-го вв. Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945) — один из лидеров Либеральной партии, премьер-министр Великобритании в 1916–1922 гг.; под его началом британское правительство приняло в ноябре 1917 г. Декларацию Бальфура (Джеймс Бальфур, министр иностранных дел в этом правительстве), провозгласившую поддержку сионистским проектам евреев, после чего последовало вторжение англичан в Палестину. Артур Руппин (1876–1943) — один из крупнейших деятелей сионизма. «Протоколы сионских мудрецов» — литературная подделка, появившаяся в конце XIX в. и предназначенная для черносотенной пропаганды о якобы тайных намерениях евреев захватить мировое господство. Андре Жид (1869–1951) — французский писатель. Оскар Уайльд (1854–1900) — английский писатель. Поль Сезанн (1839–1906) — французский живописец. Жан Расин (1639–1699) — французский драматург, один из столпов искусства классицизма. Амедео Модильяни (1884–1920) — итальянский живописец, живший во Франции представитель т. н. парижской художественной школы. Пабло Пикассо (в качестве псевдонима взял фамилию матери, наст. фамилия Руис, 1881–1973) — французский живописец, график, скульптор, керамист; еврей, перешедший в католичество; родился в Испании, с 1904 г. переселился в Париж. Мишель Монтень (1533–1592) — французский философ. Анри-Луи Бергсон (1859–1941) — французский философ, член Французской Академии (с 1914), президент комитета Лиги Наций по интеллектуальному сотрудничеству, лауреат Нобелевской премии по литературе (1927). Марсель Пруст (1871–1922) — французский писатель, один из классиков литературы XX в. Зигмунд Фрейд (1856–1939) — австрийский врач-психиатр и психолог, основатель психоанализа. Альберт Эйнштейн (1879–1955) — один из основоположников современной физики, нобелевский лауреат (1921). Леон Блюм (1872–1950) — французский государственный деятель, один из создателей и лидеров социалистической партии, премьер-министр Франции (1936–1937); сочувственно относился к сионизму, в 1929 г. стал членом Еврейского Агентства (международная организация, занимающаяся проблемами заселения Эрец-Исраэль и Израиля). «Ведь то, что ново сегодня, назавтра устаревает… <и далее>» — Ср. с аналогичными размышлениями Кнута в статье «Константин Бальмонт». «…сумасшедшего австрийского маляра…» — Так Кнут презрительно именует Гитлера, намекая, по-видимому, на его неудавшуюся в молодости попытку стать художником, в чем тот не преминул обвинить евреев. «Первые книги, написанные потом, кровью, спермой, калом…» — Возможно, отголосок слов Б. Поплавского, занесенных в собственный дневник (запись от 17 февраля 1934 г.), которые могли быть, однако, высказаны им и в устной беседе: «Не пиши систематически, пиши животно, салом, калом, спермой, самим мазаньем тела по жизни, хромотой и скачками пробужденья, оцепененья свободы, своей чудовищности-чудесности…» (Б. Ю. Поплавский. Ibid., с. 201).
Маргиналии к истории литературы. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 12 июня). Александр Иванович Куприн (1870–1938) вернулся в СССР 31 мая 1937 г.; Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890–1939, репрессирован, погиб в заключении) — в сентябре 1932 г.; Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) — 18 июня 1939 г.; Николай Яковлевич Рощин (Федоров; 1892–1956; в эмиграции пользовался литературным покровительством Бунина, с 1924 г. периодически жил в его доме в Грассе) — выслан из Франции в 1946 г. как советский агент («ухарь-перебежчик», по определению Дон-Аминадо, см.: Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути. М., 1991, с. 299); Алексей Николаевич Толстой (1883–1945) — в 1923 г. Газета «Советский патриот» — орган Союза советских патриотов, возникшего в среде эмигрантов после второй мировой войны; в конце 40-х гг. французские власти запретили деятельность Союза, и многие его члены были выдворены за пределы страны (в частности, 5 сентября 1950 г. [Н. Берберова ошибочно указывает 1948 г., см.: Берберова, с. 323] из Франции был выслан бывший приятель Кнута, поэт и исторический романист А. Ладинский, принявший в 1946 г. советское гражданство, возглавлявший в «Советском патриоте» литературный отдел и состоявший переводчиком у парижского корреспондента «Правды» Ю. Жукова; о «советском» восприятии последним кнутовских стихов см. в «Материалах к биографии Кнута»); описание возвращения на родину из послевоенной Франции см. в кн.: Н. А. Кривошеина. Четыре трети нашей жизни. Paris, 1984. Роман И. Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» впервые увидел свет в 1921 г. в Берлине (изд-во «Геликон», тираж — 3000 экз.), в Советском Союзе издавался несколько раз, хотя преобладающее отношение к нему присяжных партийных идеологов всегда и неизменно оставалось настороженно-подозрительным: в 1923 г. (ГИЗ, с предисловием Н. Бухарина), дважды в 1927 г. (ГИЗ), в 1928 г. (ЗиФ, текст купюрирован); все попытки писателя переиздать роман в 1935-36 гг. не увенчались успехом, следующее издание (без 27-й главы и с купюрами) осуществилось только в 1962 г. в рамках Собрания сочинений Эренбурга; полный текст романа, совпадающий с первыми изданиями, см.: Илья Эренбург. Собр. соч. В 9 т. Т. 1. М., 1990. Иван Федорович Наживин (1874–1940) — старейший русский писатель, участвовал в белом движении, в эмиграции с 1920 г. (отплыл из Новороссийска в Болгарию, затем жил в Австрии, Югославии, Германии, с 1924 г. — в Бельгии). Едва ли по отношению к объемному литературному наследию Наживина-эмигранта в целом, исключая разве что его «Записки о революции» (Вена, 1921), в которых выражена жесткая идея зоологизма большевистского переворота, может быть безоговорочно приложена столь резкая политическая дефиниция, как «погромная антисоветская писанина». Хорошо известно во многом лояльное отношение писателя к сталинскому режиму, его оставшиеся, правда, неудовлетворенными просьбы о возвращении на родину (кстати сказать, обращение к Сталину о предоставлении ему советского гражданства введено даже в текст романа «Неглубокоуважаемые», 1935). Петр Николаевич Краснов (1869–1947; казнен в Лефортовской тюрьме) — царский генерал, писатель-документалист и исторический романист. В эмиграции — член Верховного монархического совета, во время второй мировой войны возглавлял Главное управление казачьих войск вермахта. Самое популярное произведение — 4-х томный роман «От Двуглавого Орла к красному знамени, 1894–1921» (Берлин, 1921–1922). «В одно прекрасное утро я проснулся румыном…» — В ноябре 1918 г. Бессарабия, где жил Кнут, была аннексирована Румынией, семья приобрела румынское гражданство и в 1920 г. была вынуждена эмигрировать во Францию. Лев Самойлович Бакст (наст, фамилия Розенберг, 1866–1924) с 1910 г. жил в Париже; между прочим, художником театра и кино был также его сын, Андрей Львович Бакст (1907–1972; еврей только по отцу, мать Л. П. Третьякова — дочь знаменитого собирателя живописи П. М. Третьякова, основателя Третьяковской галереи, и вдова художника Н. Н. Гриценко, — разошлась с Л. С. Бакстом в 1910 г. и эмигрировала с сыном в Париж в 1921 г.). Марк Захарович Шагал (1889–1985) окончательно поселился в Париже в 1923 г., получил французское гражданство в 1937 г. По всей видимости, имеется в виду Наум Львович Аронсон (1872–1943) — в Париже с 1891 г.; был еще живописец, сценограф, скульптор, искусствовед Борис (Бер) Соломонович Аронсон (1900–1980), по подложным документам выехавший в 1922 г. в эмиграцию в Польшу, какое-то время живший в Берлине и с 1923 г. поселившийся в Нью-Йорке. Хаим Сутин (1893–1944, умер от последствий тяжелой хирургической операции, перенесенной в 1941 г.) в Париже с 1913 г. И. Эренбург, неоднократно встречавшийся с ним в «Ротонде», так описывал этого гениального художника: «У Сутина был вид перепуганный и сонный; казалось, его только что разбудили, он не успел помыться, побриться; у него были глаза затравленного зверя, может быть от голода. Никто на него не обращал внимания. Можно ли было себе представить, что о работах этого тщедушного подростка, уроженца местечка Смиловичи, будут мечтать музеи всего мира?..» (Эренбург, с. 215). Павел (Пинхус) Кремень (1890–1981) в Париже с 1912 г. Моиз (Моше) Кислинг (1891–1953) — с 1906 г. учился в Школе изящных искусств в Кракове, в 1910 г. поселился в Париже, после оккупации которого немцами бежал в сентябре 1940 г. в США (по дороге был интернирован в Португалии), а в 1946 г. вновь вернулся во Францию. Хаим Якоб Липшиц (1891–1973) с 1909 г. учился в Париже, в 1911 г. поселился в нем, в 1941 г. эмигрировал в США. Хана Орлова (1888–1968) уехала из России в Палестину в 16-летнем возрасте, в 1910 г. поселилась в Париже. Иссахар-Бер (Захар) Рыбак (1897–1935) в эмиграции с 1921 г., в Париже с 1926 г. Мане-Кац — см. о нем в коммент. № 80 к стихотворению «Я помню тусклый кишиневский вечер». Бен Цион Рабинович (Кнут упоминает его и в статье «Первые встречи, или три русско-еврейских поэта»; 1905–1988<?> 1989<?>) — учился в Варшавской Академии художеств; переселился в Париж в 1929 г. (указано Г.Казовским). Яков Александрович Шапиро (1897–1976 <?>) — учился в художественных школах Харькова (1915) и Киева (1918), в 20-е гг. занимался сценографией, оформил несколько спектаклей К. Станиславского, Вс. Мейерхольда, Е. Вахтангова; с 1925 г. в эмиграции; автор книги «La Ruche» (Paris, 1960), в которой описал колонию художников в Париже 10-х-20-х гг; Кнут поддерживал с ним дружеские отношения (в Тель-Авивском музее искусств хранится портрет Кнута работы Шапиро, см. упоминание о нем в письме Кнута к Е. К. от 30 июня 1939 г. в: Шапиро, р. 203, где говорится и о другом портрете — самой Е. К., находящемся в настоящее время в доме владелицы [по ее словам, был еще и третий портрет, выполненный тем же художником, — А. Скрябиной, очевидно, безвозвратно утраченный]; его фамилия фигурирует и в письме Кнута тому же адресату от 3 января 1946 г., публикуемом в т. 2, четыре литографии Шапиро украшают ИС). Соломон Львович Поляков-Литовцев (1875–1945) — публицист, драматург, беллетрист; сотрудничал в журнале «Зеленая палочка», газетах ПН, «Свободные мысли» и др.; к наиболее известным произведениям относятся драмы «Лабиринт» (1915), «Дон-Жуан — супруг Смерти» (совм. с П. Потемкиным, 1923), роман «Саббатай Цеви, мессия без народа» (1923). В своем прощальном слове над его могилой А. Седых говорил: «Поляков-Литовцев был прежде всего русским, глубоко русским журналистом. И этот выдающийся представитель русской интеллигенции и русской журналистики вышел из самой гущи еврейского народа. Русский литератор Божьей милостью, он до 17 лет вообще не говорил по-русски! Этот русский интеллигент и писатель всю свою жизнь оставался евреем, и ни одна еврейская проблема не оставляла его равнодушным и безучастным. На еврейские темы он писал с такой же патетической страстностью, как и на темы общерусские» (НЖ, № 11, 1945, с.348). Марк Вениаминович Вишняк (1883–1977) — общественный деятель, член партии эсеров, публицист, секретарь Учредительного собрания; эмигрировал из России в 1919 г., до 1940 г. жил во Франции, с 1940 г. — в США; один из основателей, редакторов и сотрудников СЗ, участвовал в редактировании РЗ, сотрудничал в парижском еженедельнике «Еврейская трибуна»; автор книг об Учредительном собрании, а также биографий Ленина и двух видных политических деятелей-евреев «Х.Вайцман» и «Леон Блюм», его перу принадлежат мемуары: «Дань прошлому» (1954), «Современные записки. Воспоминания редактора» (1959), «Годы эмиграции. 1919–1969» (1970). Дон-Аминадо (Аминад [Аминодав] Петрович [Пейсахович] Шполянский, 1888–1957) — прозаик, поэт, сатирик, журналист, литературный и театральный критик, мемуарист; в 1920–1921 гг. редактировал детский журнал «Зеленая палочка», печатался в журналах СЗ, «Иллюстрированная Россия», «Скифы», газете «Свободные мысли», постоянный сотрудник ПН, возглавлял после смерти А. Аверченко возрожденный за рубежом «Сатирикон»; писал и на французском языке (книга «Смех в степи» [«Le rire dans la steppe»], 1927 — в соавторстве с М. Декобра). Владимир Александрович Азов (Ашкенази, 1873–1948) — беллетрист, фельетонист, переводчик; сотрудник ПН. Андрей Яковлевич Левинсон (1887–1933) — историк литературы и искусства, литературный и балетный критик, переводчик; читал лекции по русской литературе в Сорбонне; автор многочисленных работ в области театра и балета; опубликовал на французском языке книгу «Современная русская литература: Война. Революция. Изгнание» (Paris, 1922), а также сборник статей об отдельных писателях «Croisieres» (Paris, 1928). Юлий Исаевич Айхенвальд (1872–1928, погиб в результате несчастного случая: попал под трамвай) выслан из России в 1922 г.; соучредитель берлинского клуба писателей (1922–1923), участник Религиозно-философской академии, преподаватель в Русском научном институте (Берлин, 1923–1926); сотрудничал в журнале «Новая русская книга» (Берлин), газетах «Сегодня» (Рига) и в особенности «Руль» (Берлин), где вел критический отдел. Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, один из основоположников и теоретиков формальной школы в литературоведении; в 1922 г., опасаясь ареста, бежал из России, через Финляндию прибыл в Берлин, где издал «Сентиментальное путешествие» (1923) и «ZOO, или Письма не о любви» (1923) (вторая книга — литературный итог его несостоявшегося романа с Э. Триоле); в 1923 г. добился разрешения вернуться в СССР. Владимир (Зеев) Евгеньевич Жаботинский (1880–1940) — писатель, публицист, крупнейший идеолог и деятель ревизионистского движения в сионизме; один из редакторов Р, сотрудник ПН.
Русский Монпарнас во Франции. Печатается по газ. «Гаарец» (1953, 26 июня). Монпарнас (Montparnasse) — район Парижа, расположенный на левом берегу Сены (своим названием обязан холму Парнас, находящемуся на его территории); после первой мировой войны сюда переместился центр художественной жизни французской столицы, о котором герой романа Э. Хемингуэя «Фиеста» Джейк Барнс высказался просто и знаменательно: «Истинные жители Квартала <так в романе зовется Монпарнас> живут за пределами Монпарнаса. Они могут жить где угодно, но сюда приходят думать». Здесь находятся такие артистические кафе, как «Клозери-де-Лила» (Closerie des Lilas), завсегдатаями которого были, к примеру, художник А. Модильяни, писатели Э. Хемингуэй и А. Бретон, один из основоположников сюрреализма, поэты Г. Аполлинер и П. Фор; «Дом» (Le Dome), которое любили посещать писатель и философ Ж.-П. Сартр (он и его жена, писательница Симона де Бовуар, похоронены в этом же квартале — на Монпарнасском кладбище, где, кстати, покоится прах еще одного выдающегося обитателя Монпарнаса — Х. Сутина), художники Д. Ривера, О. Цадкин; «Куполь» (La Coupole); знаменитая «Ротонда» (La Rotonde), многократно поминаемая и описанная в литературе о парижских поэтах и художниках (см., к примеру, Эренбург, с. 209–222), в которой перебывали, кажется, все, кто имел хоть какое-нибудь отношение к искусству и жил в Париже, — от Ж. де Нерваля до П. Пикассо и М. Шагала. Пространное описание «русского Парижа» см. в кн.: Роман Гуль. Я унес Россию: Апология эмиграции. Т. 2. Россия во Франции. Нью-Йорк, 1984. Яков Моисеевич Цвибак (с конца 20-х гг. писал под псевдонимом Андрей Седых, 1902–1994) — писатель и журналист; в эмиграции с 1920 г., корреспондент газет ПН и «Сегодня» (Рига) при французском парламенте; с 1942 г., после бегства из оккупированной немцами Франции в Америку, сотрудник газеты «Новое русское слово» (Нью-Йорк), с 1973 г. ее главный редактор; автор многочисленных книг рассказов и путевых очерков; одна из глав его литературных воспоминаний «Далекие, близкие» (1962) посвящена Кнуту. «Спич, естественно, начинался с обращения…» — Бунин в предисловии к книге А. Седых «Звездочеты с Босфора» (Нью-Йорк, 1948) несколько по-иному излагает эпизод, приведенный в статье Кнута: «Вот, например, утро того дня, когда я должен принять из рук шведского короля Нобелевский диплом и ответить ему благодарностью, и я шутя вздыхаю и говорю: „Ох, Боже мой, напрасно я жил в Париже в отеле „Мажестик“, боюсь, что нынче брякну королю от смущения вместо Votre Majeste — Votre Мажестик!“, а через несколько дней после этого в ужасе хватаюсь за голову, получив из Парижа „Последние новости“ с очередной телеграфной корреспонденцией Андрея Седых о моей жизни в Стокгольме, кричу ему: „Разбойник, что же это вы со мной делаете! При вас слова нельзя сказать! Вот вы уже и это телеграфировали — мою дурацкую шутку насчет „Мажестика“! Неужели вы не понимаете, что это будет, если шведы, люди строгие, узнают про нее, про то, что она попала в печать!“ А он в ответ только пожимает плечом: „Что значит — дурацкая? Никакая хорошая шутка не может быть дурацкой. И нет ровно ничего обидного для шведов в вашей шутке. Главное же то, что скучный журналист достоин виселицы, к которой я еще не имею ни малейшей склонности“» (Иван Бунин. О прозе Андрея Седых. IN: Три юбилея Андрея Седых: Альманах 1982. N.Y., 1982, с. 34–35). В своих воспоминаниях «Поля Елисейские» В. С. Яновский пишет о Нобелевской речи Бунина: «Когда Иван Алексеевич удостоился Нобелевской премии, все корреспонденты, и русская печать в особенности, описывали, как изящно, по-придворному, лауреат отвесил поклон шведскому королю. И фрак Ивана Алексеевича, и рубашка — все выглядело безукоризненно. Об одном почти забыли упомянуть или упоминали только мельком — это о содержании его речи. Кем-то переведенная для Бунина, может быть при участии А. Седых, и произнесенная с плохим французским выговором, она была плоска и бесцветна» (Яновский, с. 138) (текст Нобелевской речи Бунина приведен в его очерке «Нобелевские дни», впервые напечатанном в кн.: И. Бунин. Воспоминания. Париж, 1950). «…самая элементарная французская фраза давалась писателю напряжением всех его интеллектуальных сил» — Ср. у того же Яновского: «Бунин, через год после Нобелевской премии, поехал раз поездом-„кукушкой“ на юг Франции; он не успел запастись билетом и, будучи задержан кондуктором, не смог толком объясниться, а только нелепо кричал, тыча себя пальцем в грудь: