Собрание сочинений в одном томе

У ТЕБЯ ГЛАЗА — КАК НОЖ

У тебя глаза — как нож: Если прямо ты взглянёшь — Я забываю, кто я есть и где мой дом; А если косо ты взглянёшь — Как по сердцу полоснешь Ты холодным, острым серым тесаком. Я здоров — к чему скрывать, — Я пятаки могу ломать, Я недавно головой быка убил, — Но с тобой жизнь коротать — Не подковы разгибать, А прибить тебя — морально нету сил. Вспомни, было ль хоть разок, Чтоб яиз дому убег, — Ну когда же надоест тебе гулять! С грабежу я прихожу — Язык за спину заложу И бежу тебя по городу шукать. Я все ноги исходил — Велисипед себе купил, Чтоб в страданьях облегчения была, — Но налетел на самосвал — К Склифосовскому попал, — Навестить меня ты даже не пришла. И хирург — седой старик — Он весь обмяк и как-то сник: Он шесть суток мою рану зашивал! А когда кончился наркоз, Стало больно мне до слез: Для кого ж я своей жистью рисковал! Ты не радуйся, змея, — Скоро выпишут меня — Отомщу тебе тогда без всяких схем: Я тебе точно говорю, Востру бритву навострю — И обрею тебя наголо совсем! 1962

Я В ДЕЛЕ

Я в деле, и со мною нож — И в этот миг меня не трожь, А после — я всегда иду в кабак, — И кто бы что ни говорил, Я сам добыл — и сам пропил, — И дальше буду делать точно так. Ко мне подходит человек И говорит: «В наш трудный век Таких, как ты, хочу уничтожать!» А я парнишку наколол — Не толковал, а запорол, — И дальше буду так же поступать. А хочешь просто говорить — Садись со мной и будем пить, — Мы все с тобой обсудим и решим. Но если хочешь так, как он, — У нас для всех один закон, И дальше он останется таким. <1962>

ВЕСНА ЕЩЕ В НАЧАЛЕ

Весна еще в начале, Еще не загуляли, Но уж душа рвалася из груди, — И вдруг приходят двое С конвоем, с конвоем: «Оденься, — говорят, — и выходи!» Я так тогда просил у старшины: «Не уводите меня из Весны!» До мая пропотели — Всё расколоть хотели, — Но — нате вам — темню я сорок дней. И вдруг — как нож мне в спину — Забрали Катерину, — И следователь стал меня главней. Я понял, я понял, что тону, — Покажьте мне хоть в форточку Весну! И вот опять — вагоны, Перегоны, перегоны, И стыки рельс отсчитывают путь, — А за окном — в зеленом Березки и клены, — Как будто говорят: «Не позабудь!» А с насыпи мне машут пацаны, — Зачем меня увозят из Весны!.. Спросил я Катю взглядом: «Уходим?» — «Не надо!» «Нет, хватит, — без Весны я не могу!» И мне сказала Катя: «Что ж, хватит так хватит». — И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу. Как ласково нас встретила она! Так вот, так вот какая ты, Весна! А на вторые сутки На след напали суки — Как псы на след напали и нашли, — И завязали суки И ноги и руки — Как падаль по грязи поволокли. Я понял: мне не видеть больше сны — Совсем меня убрали из Весны… 1962

«У меня было сорок фамилий…»

У меня было сорок фамилий, У меня было семь паспортов, Меня семьдесят женщин любили, У меня было двести врагов. Но я не жалею! Сколько я ни старался, Сколько я ни стремился — Все равно, чтоб подраться, Кто-нибудь находился. И хоть путь мой и длинен и долог, И хоть я заслужил похвалу — Обо мне не напишут некр'oлог На последней странице в углу. Но я не жалею! Сколько я ни стремился, Сколько я ни старался, — Кто-нибудь находился — И я с ним напивался. И хотя во все светлое верил — Например, в наш советский народ, — Не поставят мне памятник в сквере Где-нибудь у Петровских ворот. Но я не жалею! Сколько я ни старался, Сколько я ни стремился — Все равно я спивался, Все равно я катился. Сочиняю я песни о драмах И о жизни карманных воров, — Мое имя не встретишь в рекламах Популярных эстрадных певцов. Но я не жалею! Сколько я ни старался, Сколько я ни стремился, — Я всегда попадался — И все время садился. Говорят, что на место все встанет. Бросить пить?.. Видно, мне не судьба, — Все равно меня не отчеканят На монетах заместо герба. Но я не жалею! Так зачем мне стараться? Так зачем мне стремиться? Чтоб во всем разобраться — Нужно сильно напиться! <1962 или 1963>

ЛЕЖИТ КАМЕНЬ В СТЕПИ

Артуру Макарову

Лежит камень в степи, А под него вода течет, А на камне написано слово: «Кто направо пойдет — Ничего не найдет, А кто прямо пойдет — Никуда не придет, Кто налево пойдет — Ничего не поймет И ни за грош пропадет». Перед камнем стоят Без коней и без мечей И решают: идти или не надо. Был один из них зол — Он направо пошел, В одиночку пошел, — Ничего не нашел — Ни деревни, ни сел, — И обратно пришел. Прямо нету пути — Никуда не прийти, Но один не поверил в заклятья И, подобравши подол, Напрямую пошел, — Сколько он ни бродил — Никуда не добрел, — Он вернулся и пил, Он обратно пришел. Ну а третий — был дурак, Ничего не знал и так, И пошел без опаски налево. Долго ль, коротко ль шагал — И совсем не страдал, Пил, гулял и отдыхал, Ничего не понимал, — Ничего не понимал, Так всю жизнь и прошагал — И не сгинул, и не пропал. <1962>

БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ

Левону Кочаряну

Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Помнишь ли, товарищ, этот дом? Нет, не забываешь ты о нем. Я скажу, что тот полжизни потерял, Кто в Большом Каретном не бывал. Еще бы, ведь Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Переименован он теперь, Стало все по новой там, верь не верь. И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь Нет-нет да по Каретному пройдешь. Еще бы, ведь Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой черный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. 1962

«Если б водка была на одного…»

Если б водка была на одного — Как чудесно бы было! Но всегда покурить — на двоих, Но всегда распивать — на троих. Что же — на одного? На одного — колыбель и могила. От утра и до утра Раньше песни пелись, Как из нашего двора Все поразлетелись — Навсегда, кто куда, На долгие года. Говорят, что жена — на одного, — Спокон веку так было. Но бывает жена — на двоих, Но бывает она — на троих. Что же — на одного? На одного — колыбель и могила. От утра и до утра Раньше песни пелись, Как из нашего двора Все поразлетелись — Навсегда, кто куда, На долгие года. Сколько ребят у нас в доме живет, Сколько ребят в доме рядом! Сколько блатных мои песни поет, Сколько блатных еще сядут — Навсегда, кто куда, На долгие года! 1963

«Всё позади — и КПЗ, и суд…»

Всё позади — и КПЗ, и суд, И прокурор, и даже судьи с адвокатом, — Теперь я жду, — теперь я жду — куда, куда меня пошлют, Куда пошлют меня работать за бесплатно. Мать моя — давай рыдать, Давай думать и гадать, Куда, куда меня пошлют. Мать моя — давай рыдать, А мне ж ведь в общем наплевать, Куда, куда меня пошлют. До Воркуты идут посылки долго, До Магадана — несколько скорей, — Но там ведь все, но там ведь все — такие падлы, суки, волки, — Мне передач не видеть как своих ушей. Мать моя — давай рыдать, Давай думать и гадать, Куда, куда меня пошлют. Мать моя — давай рыдать, А мне ж ведь в общем наплевать, Куда, куда меня пошлют. И вот уж слышу я: за мной идут — Открыли дверь и сонного подняли, — И вот сейчас, вот прям сейчас меня кудай-то повезут, А вот куда — опять, паскуды, не сказали. Мать моя — опять рыдать, Опять думать и гадать, Куда, куда меня пошлют. Мать моя — опять рыдать, А мне ж ведь в общем наплевать, Куда, куда меня пошлют. И вот на месте мы — вокзал и брань, — Но, слава богу, хоть с махрой не остро. И вот сказали нам, что нас везут туда — в Тьмутаракань — Кудай-то там на Кольский полуостров. Мать моя — опять рыдать, Опять думать и гадать, Куда, куда меня пошлют… Мать моя, кончай рыдать, Давай думать и гадать, Когда меня обратно привезут! 1963

«Сколько лет, сколько лет…»

Сколько лет, сколько лет — Всё одно и то же: Денег нет, женщин нет, Да и быть не может. Сколько лет воровал, Столько лет старался, — Мне б скопить капитал — Ну а я спивался. Ни кола ни двора И ни рожи с кожей, И друзей — ни хера, Да и быть не может. Только — водка на троих, Только — пика с червой, — Комом — все блины мои, А не только первый. <1962>

ПРАВДА ВЕДЬ, ОБИДНО

Правда ведь, обидно — если завязал, А товарищ продал, падла, и за все сказал: За давнишнее, за драку — все сказал Сашок, — Двое в синем, двое в штатском, черный воронок… До свиданья, Таня, а может быть — прощай! До свиданья, Таня, если можешь — не серчай! Но все-таки обидно, чтоб за просто так Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак! На суде судья сказал: «Двадцать пять! До встречи!» Раньше б горло я порвал за такие речи! А теперь — терплю обиду, не показываю виду, — Если встречу я Сашка — ох как изувечу! До свиданья, Таня, а может быть — прощай! До свиданья, Таня, если можешь — не серчай! Но все-таки обидно, чтоб за просто так Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак! <1962>

ЗЭКА ВАСИЛЬЕВ И ПЕТРОВ ЗЭКА

Сгорели мы по недоразумению — Он за растрату сел, а я — за Ксению, — У нас любовь была, но мы рассталися: Она кричала и сопротивлялася. На нас двоих нагрянула ЧК, И вот теперь мы оба с ним зэка — Зэка Васильев и Петров зэка. А в лагерях — не жизнь, а темень-тьмущая: Кругом майданщики, кругом домушники, Крутом ужасное к нам отношение И очень странные поползновения. Ну а начальству наплевать — за что и как, — Мы для начальства — те же самые зэка — Зэка Васильев и Петров зэка. И вот решили мы — бежать нам хочется, Не то все это очень плохо кончится: Нас каждый день мордуют уголовники, И главный врач зовет к себе в любовники. И вот — в бега решили мы, ну а пока Мы оставалися всё теми же зэка — Зэка Васильев и Петров зэка. Четыре года мы побег готовили — Харчей три тонны мы наэкономили, И нам с собою даже дал половничек Один ужасно милый уголовничек. И вот ушли мы с ним в руке рука, — Рукоплескали нашей дерзости зэка — Зэка Петрову, Васильеву зэка. И вот — по тундре мы, как сиротиночки, — Не по дороге всё, а по тропиночке. Куда мы шли — в Москву или в Монголию, — Он знать не знал, паскуда, я — тем более. Я доказал ему, что запад — где закат, Но было поздно: нас зацапала ЧК — Зэка Петрова, Васильева зэка. Потом — приказ про нашего полковника: Что он поймал двух крупных уголовников, — Ему за нас — и деньги, и два ордена, А он от радости все бил по морде нас. Нам после этого прибавили срок'a, И вот теперь мы — те же самые зэка — Зэка Васильев и Петров зэка. 1962