Собрание сочинений в пяти томах
Шрифт:
139. Е. С. Булгаковой. 1 июня 1938 г.
Москва
Моя дорогая Лю!
Вчера я отправил тебе открытку, где писал, что, может быть, проедусь до Ялты и обратно. Так вот — это отменяется!
Взвесив все, бросил эту мыслишку. Утомительно, и не хочется бросать ни на день роман [1579] . Сегодня начинаю 8-ю главу. Подробно буду писать сегодня в большом письме. Сейчас наскоро вывожу эти каракули на уголке бюро — всюду и все завалено романом. Крепко целую и вспоминаю. И дважды перечитывал твое письмо, чтобы доставить себе удовольствие.
1579
Роман
Твой М.
140. Е. С. Булгаковой. 2 июня 1938 г.
Москва
В ночь на 2.VI
Сегодня, дорогая Лю, пришло твое большое письмо от 31-го. Хотел сейчас же после окончания диктовки приняться за большое свое письмо, но нет никаких сил. Даже Ольга, при ее невиданной машинистской выносливости, сегодня слетела с катушек. Письмо — завтра, а сейчас в ванну, в ванну!
Напечатано 132 машинных страницы. Грубо говоря, около 1/3 романа (учитываю сокращения длиннот). <…> [1580]
1580
Здесь и далее Е. С. Булгакова тщательно замазала тушью несколько слов.
Постараюсь увидеть во сне солнце (лебедянское) и подсолнухи. Целую крепко!
Твой М.
141. Е. С. Булгаковой. 2 июня 1938 г.
Москва
Днем.
Дорогая моя Лю!
Прежде всего ты видишь в углу наклеенное изображение дамы или, точнее, кусочек этой дамы, спасенной мною от уничтожения. Я думаю постоянно об этой даме, а чтобы мне удобнее было думать, держу такие кусочки перед собою.
Буду разделять такими черточками письмо, а то иначе не справлюсь — так много накопилось всего.
Начнем о романе. Почти 1/3, как я писал в открытке, перепечатана. Нужно отдать справедливость Ольге, она работает хорошо. Мы пишем по многу часов подряд, и в голове тихий стон утомления, но это утомление правильное, не мучительное.
Итак, все, казалось бы, хорошо, и вдруг из кулисы на сцену выходит один из злых гениев…
Со свойственной тебе проницательностью ты немедленно восклицаешь:
— Немирович!
И ты совершенно права. Это именно он.
Дело в том, что, как я говорил и знал, все рассказы сестренки о том, как ему худо, как врачи скрывают… и прочее такое же — чушь собачья и самые пошлые враки карлсбадско-мариенбадского порядка.
Он здоров, как гоголевский каретник, и в Барвихе изнывает от праздности, теребя Ольгу всякой ерундой.
Окончательно расстроившись в Барвихе, где нет ни «Астории», ни актрис и актеров и прочего, начал угрожать своим явлением в Москву 7-го. И сестренка уже заявила победоносно, что теперь начнутся сбои в работе.
Этого мало! К этому добавила, пылая от счастья, что, может быть, он «увлечет ее 15-го в Ленинград»!
Хорошо было бы, если б Воланд залетел в Барвиху! Увы, это бывает только в романе!
Остановка переписки — гроб!
Я потеряю связи, нить правки, всю слаженность. Переписку нужно закончить, во что бы то ни стало.
У меня уже лихорадочно работает голова над вопросом, где взять переписчицу. И взять ее, конечно, и негде, и невозможно.
Сегодня он уже вытащил сестренку в Барвиху, и день я теряю.
Думаю, что сегодня буду знать, понесет ли его в Ленинград или нет.
Роман нужно окончить! Теперь! Теперь!
Со всей настойчивостью прошу тебя ни одного слова не писать Ольге о переписке и о сбое. Иначе она окончательно отравит мне жизнь грубостями,
«червем-яблоком», вопросами о том, не думаю ли я, что «я — один», воплями «Владимир Иванович!!», «Пых… пых» и другими штуками из ее арсенала, который тебе хорошо известен.А я уже за эти дни насытился. Итак, если ты не хочешь, чтобы она села верхом на мою душу, ни одного слова о переписке.
Сейчас мне нужна эта душа полностью для романа.
В особенно восторженном настроении находясь, называет Немировича «Этот старый циник!», заливаясь счастливым смешком.
Вот стиль, от которого тошно!
Эх, я писал тебе, чтобы ты не думала о театре и Немировиче, а сам о нем. Но можно ли было думать, что и роману он сумеет приносить вред. Но ничего, ничего, не расстраивайся — я окончу роман.
Спешу отдать Насте письмо. Продолжение последует немедленно.
Твой М.
142. Е. С. Булгаковой. 3 июня 1938 г.
Москва
Днем.
«Подсолнечник (Helianthus)»
«Хорошее медоносное растение».
Из Брокгауза.
Дорогая Люси!
Я очень рад, что ты заинтересовалась естественной историей. Посылаю тебе эту справку из словаря. Ты ведь всегда была любознательна!
Да, роман… Руки у меня невыносимо чешутся описать атмосферу, в которой он переходит на машинные листы, но, к сожалению, приходится от этого отказаться!
А то бы я тебя немного поразвлек!
Одно могу сказать, что мною самим выдуманные лакированные ботфорты, кладовка с ветчиной и faux pas [1581] в этой кладовке теперь для меня утвердившаяся реальность [1582] . Иначе просто грустно было бы!
1581
Оплошность (фр.).
1582
«Атмосфера, в которой роман переходит на машинные листы», — это, прежде всего, общение с О. С. Бокшанской, приносящей в дом Булгаковых новости и закулисные происшествия МХАТа. Оттого одним из главных персонажей писем Булгакова к жене становится В. И. Немирович-Данченко. «Оплошность» кого-то, совершившаяся в кладовке с ветчиной, совпадает с тем, что создано фантазией писателя, целиком поглощенного романом. Прояснить эти строчки помогает эпизод, рассказанный мемуаристом: «Взбегая по лестнице <…> я вдруг с изумлением вижу, что на площадке, прячась за полуоткрытой дверью, стоит Владимир Иванович с большим куском жирной розовой лососины (без хлеба!) в руке и явно готовится отправить его целиком в рот» (Виленкин В. Воспоминания с комментариями. М., 1982. С. 50). Ср. со сценой из «Мастера и Маргариты», где Арчибальд Арчибальдович, перед тем как покинуть горящий ресторан, заворачивает в кладовую.
Ты спрашиваешь печально: «Неужели действительно за один день столько ненужных и отвлекающих звонков?» Как же, Дундик, не действительно? Раз я пишу, значит действительно.
Могу к этому добавить в другой день еще Мокроусова (композитор? Ты не знаешь?) [1583] о каком-то либретто у Станиславского и разное другое.
Привык я делиться с тобою своим грузом, вот и пишу! А много накопилось, пишу, как подвернется, вразбивку. Но уж ты разберешься.
1583
Б. А. Мокроусов (1909–1968) — советский композитор.