Собрание сочинений в пяти томах

Твой М.

P. S. Догадался попросить поклониться тебе (Дм.).

150. Е. С. Булгаковой. 16 июня 1938 г.

Москва

Под вечер

Дорогая Лю! Тронут твоей заботой и лаской. Целую крепко тебя! Не знаю, удастся ли приехать, но надеюсь на это.

Ни в каком случае не затевай устроить мне в спутники Женю. Это совершенно не нужно! Он мне только мешал бы.

Чувствую себя усталым без меры. Диктую 23-ю главу. Зачем же Писареву [1604] быть в загоне! Кланяйся ему!

1604

См. прим. 1588.

Твой М.

151. Е. С. Булгаковой. 19 июня 1938 г.

Москва

Днем.

Дорогая Лю, сообщи, в полном ли порядке твое уважаемое здоровье? Думаю о тебе нежно.

Верно ли Саня пишет, что река ему по колено? Купаться-то можно? Сообщи.

Прилагаю всякие усилия к тому, чтобы в 20-х числах июня побывать в Лебедяни. Если это не затруднительно (а если далеко и трудно — не надо), узнай — есть ли теперь поезд с мягким вагоном? Должен быть. Ну если нет — это неважно. Ехать можно и в жестком.

По числу на открытке твоей установил, что ты наблюдала грозу как раз в то время, как я диктовал о золотых статуях. Пишется 26 глава (Низа, убийство в саду). Перестань ты бегать по базару за огурцами и яйцами!! Сиди в тени!

152. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.

Москва

Утром

Дорогая Люси, она же очаровательная, прекрасная Елена, твои письма и открытки получены. Конечно, если мне удастся навестить тебя, к чему я сейчас делаю первые шаги, я привезу деньги. Сегодня пойду в Театр узнавать, когда дают жалование и когда кончится сезон.

Если сегодня Ольга приедет пораньше, постараюсь продиктовать большой кусок, и тогда конец переписки станет совсем близок. Одно плохо во всем — это что мне нездоровится. Но ничего! Целую тебя крепко. Привет вашей библиотеке в лебедянском раю! В частности Радищеву!

Твой М.

153. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.

Москва

Доролю! Только что отправил открытку тебе с пятикопеечной маркой! Из-за романа в голове путаница. Теперь марка вторая лежит передо мной и удивляется, почему ее не наклеили. Если удастся навестить рекламируемый тобою рай, рад буду хотя бы раз Радищева перечитать!

К приезду моему первые шаги уже сделаны. Сегодня надеюсь пододвинуться к самому концу романа, хоть и чувствую себя плоховато.

Все твои письма и открытки получены. Деньги захвачу.

Целую.

Твой М.

154. Е. С. Булгаковой. 22 июня 1938 г.

Москва

Дорогая Люси!

Твои письма и открытки получены.

* * *

Купик дорогой! Первым долгом плюнь ты на эту колонку! Мне Настасья ничуть не поможет, если на мою голову приведет Горшкова! Привести я его и сам могу, а разговаривать с ним не могу (колонку надо ставить новую, по-видимому).

* * *

Вообще не думай, друг мой, что письмами издалека можно что-нибудь наладить. Ничего из этого не выйдет, поэтому не ломай головы над пустяками, <…> [Жемчуж]никовым!

* * *

О нездоровьи своем я написал лишь потому, чтобы объяснить тебе, что я, может быть, не в состоянии буду выехать в Лебедянь.

Но ради всего святого, не придумывай ты мне провожатых! Пощади. То был Евгений! Теперь — Лоли [1605] ! Ничего они мне не помогут, а только помешают этой поездке!

1605

Е. И. Буш.

Сегодня вечером меня будет смотреть Марк Леопольдович [1606] . Тогда все станет пояснее.

* * *

Стенограмма:

S. (тревожно). Ну! Ну! Ну! Ты что нудишься?

Я. Ничего… болит…

S. (грозно). Ну! Ну! Ну! Ты не вздумай Люсе об этом написать!

Я. А почему?.. Не вздумай?

S. Ну да! Ты напишешь, Люся моментально прилетит в Москву, а мы что тогда будем делать в Лебедяни! Нет уж, ты, пожалуйста, потерпи!

1606

М. Л. Шапиро — врач, наблюдавший Булгакова.

* * *

У меня сделалась какая-то постоянная боль в груди внизу. Может быть, это несерьезное что-нибудь.

* * *

Ты недоумеваешь — когда S. говорит правду? Могу тебе помочь в этом вопросе: она никогда не говорит правды.

В частном данном случае вранье заключается в письмах. Причем это вранье вроде рассказа Бегемота о съеденном тигре, то есть вранье от первого до последнего слова.

Причина: зная твое отношение к роману, она отнюдь не намерена испортить себе вдрызг отдых под яблоней в саду. Я же ей безопасен, поэтому горькая истина сама собою встает в Москве.

Но зато уж и истина!!

К сожалению, лишен возможности привести такие перлы, из которых каждый стоит денег (и, боюсь, очень больших денег!).

* * *

Но довольно об этом! Один лишь дам тебе дружеский совет: если тебя интересует произведение, о котором идет речь (я уж на него смотрю с тихой грустью), сведи разговоры о нем к нулю. Бог с ними! Пусть эти разговоры S. заменит семейно-фальшивым хохотом, восторгами по поводу природы и всякой театральной чушью собачьей. Серьезно советую.

* * *

Вообще я тут насмотрелся и наслушался.

* * *

Ку! Какая там авторская корректура в Лебедяни! Да и «Дон Кихот» навряд ли. О машинке я и подумать не могу!

Если мне удастся приехать, то на короткий срок. Причем не только писать что-нибудь, но даже читать я ничего не способен. Мне нужен абсолютный покой (твое выражение, и оно мне понравилось). Да, вот именно, абсолютный! Никакого Дон-Кихота я видеть сейчас не могу [1607] . <…>

1607

«На третий же день он зажег свечи в подсвечниках и стал работать над Дон-Кихотом, — рассказывала позже Е. С. Булгакова. — Пьеса была им решена в голове еще до Лебедяни — там он только впервые записал ее» (в кн.: Сервантес и всемирная литература. М., 1969).

Целую прекрасную, очаровательную Елену!

Твой М.

P. S. Вот роман! Сейчас стал рвать ненужную бумагу и, глядь, разорвал твое письмо!! Нежно склею. Целую.

В этом письме четыре страницы [1608] .

155. Е. С. Булгаковой. 22 июля 1938 г.

Москва

Вечером.

Дорогая Лю!

Доехал я благополучно, но очень устал [1609] . Евгений тоже сонный, но чувствует себя, по-видимому, удовлетворительно.

1608

Приписка Булгакова.

1609

25 июня Булгаков выехал в Лебедянь. Возвратился в Москву 22 июля.