Собрание сочинений. Т. 14. Деньги

Сердце Каролины смягчилось. Несчастный! Теперь он возбуждал в ней лишь бесконечное сострадание. Но где она слышала этот дикий вопль? Она уже испытала однажды подобное потрясение, став свидетельницей столь же нестерпимой человеческой муки. И она вспомнила: это было у Мазо, так кричали над трупом отца мать и дети. Словно чувствуя себя не вправе уклониться от этого страдания, она осталась еще на несколько минут, помогла кое-что сделать. И только перед уходом, оказавшись в тесном кабинете Буша наедине с Мешен, она вспомнила, что пришла сюда из-за Виктора. Она спросила о нем. Ах, Виктор! Он далеко, если только его еще земля носит! За три месяца она, Мешен, обегала весь Париж, но его и след простыл. С нее довольно. Когда-нибудь этот бандит сам отыщется на эшафоте. Каролина безмолвно слушала ее, оцепенев от ужаса. Да, это конец. Чудовище выпущено в широкий мир навстречу неизвестному будущему, и рыщет, как бешеное животное, зараженное наследственным ядом, распространяя заразу каждым своим укусом.

Выйдя на улицу Вивьен, Каролина почувствовала необычайную мягкость воздуха. Было пять часов, солнце, заходившее на бледном безоблачном небе, золотило вдали высокие транспаранты бульвара. Чары этого вечно юного апреля, словно ласка, пронизывали все ее существо, проникали в самую глубину ее сердца. Она вздохнула полной грудью, утешенная, уже не такая несчастная, чувствуя, как возвращается и растет в ее душе неистребимая надежда. Должно быть, ее растрогала прекрасная смерть этого мечтателя, который до последнего вздоха остался верен своей несбыточной мечте о справедливости и любви. Ведь это была и ее мечта — человечество, очищенное от отвратительной заразы денег. Ее растрогал также дикий вопль его брата, исступленная нежность, кровоточащая сердечная рана этого страшного хищника, которого она считала бесчувственным, неспособным проливать слезы. Но нет, ведь она ушла не под утешительным впечатлением великой человеческой доброты, проявившейся среди великой скорби, — напротив, она унесла с собой безнадежные сожаления об исчезнувшем маленьком чудовище, рыскавшем по свету и сеявшем на своем пути ферменты разложения, от которых земля уже никогда не сможет исцелиться. Так откуда же эта радость, снова охватившая все ее существо?

Дойдя до бульвара, Каролина повернула влево и замедлила шаги среди оживленной толпы. На минуту она остановилась перед небольшой тележкой, полной сирени и левкоев, от которых так и повеяло на нее ароматом весны. Она пошла дальше, но волна радости все поднималась в ней, словно из бурлящего источника, и она тщетно пыталась остановить ее, прижав обе руки к сердцу. Она поняла, что в ней происходит, но не хотела уступать. Нет, нет! Страшные катастрофы еще слишком свежи в памяти, она не имеет права быть веселой, не имеет права отдаваться этой вечной, бьющей ключом жизненной силе. И она старалась сохранить свою скорбь, вызвать в себе отчаяние жестокими воспоминаниями. Как! Неужели она еще может смеяться после того, как все рухнуло, после стольких ужасных бедствий! Разве она забыла о том, что была причастна к этому злу? И она приводила себе факты — один, другой, третий, — которые ей следовало бы оплакивать до конца дней. Но под ее руками, прижатыми к сердцу, все неистовее бурлили жизненные соки; источник жизни бил через край, сметая на своем пути все препятствовавшее его свободному течению, выбрасывая на берег обломки, победоносно катя свои светлые воды в сиянии солнца.

И тут, почувствовав себя побежденной, Каролина покорилась непреодолимому могуществу вечного обновления. Она и сама часто говорила, смеясь, что не умеет быть печальной. Теперь это было очевидно: она только что до дна испила чашу отчаяния, и вот надежда воскресает снова, разбитая, истекающая кровью, но упорная, растущая с каждым мгновением, несмотря ни на что. Конечно, у нее не осталось никаких иллюзий, жизнь была явно несправедлива и неблагодарна, как и сама природа. Но почему же мы так неразумно любим ее, стремимся к ней и, как ребенок, которого все время обманывают обещанием игрушки, мечтаем о какой-то далекой, невидимой цели, к которой она нас постоянно ведет? Повернув на Шоссе-д’Антен, Каролина уже не рассуждала; утомленная тщетными поисками причин, она, философски настроенная женщина, отказалась от умствований. Теперь она была просто счастлива; она радовалась ясному небу и мягкому воздуху, испытывала ни с чем не сравнимое наслаждение от своего прекрасного самочувствия, с удовольствием прислушивалась к твердому шагу своих маленьких крепких ног. Ах, эта радость бытия! В сущности, разве есть на свете иная радость? Жизнь, как она есть, во всем ее могуществе, как бы оно ни было страшно, жизнь с ее бессмертной надеждой!

Вернувшись в свою квартиру на улице Сен-Лазар, которую она должна была покинуть на следующий день, Каролина закончила приготовления к отъезду. Обходя опустевшую чертежную, она бросила взгляд на планы и акварели, которые хотела связать в один рулон в самую последнюю минуту. Но какое-то раздумье удерживало ее перед каждым листом, и она медлила, вынимая кнопки из его четырех углов. Она вновь переживала далекие дни своей жизни на Востоке, в любимой стране, которая, кажется, навсегда оставила в ее душе свой ослепительный свет. Она вновь переживала последние пять лет, проведенные в Париже, эту ежедневную горячку, эту безумную деятельность, этот чудовищный ураган миллионов, ворвавшийся в ее жизнь и совершенно перевернувший ее. И она чувствовала, как из-под этих еще дымящихся развалин уже тянутся к солнцу ростки, обещающие распуститься пышным цветом. Если Турецкий Национальный банк и рухнул вслед за Всемирным банком, то Всеобщая компания объединенного пароходства не только устояла, но и преуспевает. Она снова видела перед собой волшебное бейрутское побережье, где среди огромных складов возвышались здания управления, с плана которых она в эту минуту стирала пыль; Марсель стал преддверием Малой Азии; Средиземное море завоевано; народы сблизились между собой, быть может, даже примирились. А ущелье Кармила — акварель, которую она в эту минуту снимала со стены! Ведь еще совсем недавно она узнала из одного письма, что там сейчас выросло многочисленное население. Поселок вокруг рудника, первоначально насчитывавший пять сотен жителей, превратился теперь в целый город с многотысячным населением, со своей культурой, с дорогами, заводами и школами, оплодотворившими этот безжизненный и дикий край. Затем пошли трассы, нивелировочные чертежи и профили для железной дороги из Бруссы в Бейрут через Ангору и Алеппи, целая серия больших листов, которые она сворачивала один за другим. Разумеется, пройдут годы, прежде чем по ущельям Тавра помчится паровоз, но жизнь уже приливает к ним со всех сторон; в землю, где была колыбель человечества, уже брошены семена новых поколений, и будущий прогресс с необычайной силой расцветет в этом чудодейственном климате под жаркими лучами солнца. Не здесь ли возродится мир и человечество получит наконец простор и счастье?

Каролина крепко перевязала сверток чертежей. Брат, ожидавший ее в Риме, где им обоим предстояло начать новую жизнь, просил ее особенно тщательно упаковать их. И вдруг, затягивая веревку, она вспомнила о Саккаре, находившемся, по слухам, в Голландии, где он затеял новую колоссальную аферу — осушение необъятных болот: с помощью сложной системы каналов он хотел отвоевать у моря целое маленькое королевство. Да, он был прав — деньги все еще служат тем удобрением, на котором произрастает человечество будущего; отравляющие и разрушающие деньги становятся ферментом всякого социального роста, перегноем, необходимым для успеха всех великих начинаний, облегчающих существование человека. Неужели на этот раз для нее все разъяснилось, неужели ее неистребимая надежда покоилась на вере в необходимость труда? О боже, неужели над всей этой развороченной грязью, над этим множеством раздавленных жертв, над всеми этими невыразимыми страданиями, которыми человечество платит за каждый свой шаг вперед, возвышается неведомая и далекая цель — нечто совершенное, прекрасное, справедливое и окончательное, — цель, к которой мы идем, сами того не сознавая, и которая наполняет наши сердца непреодолимой потребностью жить и надеяться?

И Каролина, с неувядаемо юным лицом, увенчанным седыми волосами, была радостна, несмотря ни на что, как будто каждый апрель, возвращавшийся на эту дряхлую землю, приносил ей молодость и обновление. Вспоминая о том, как стыдилась она связи с Саккаром, она думала также об ужасающей грязи, которой люди запятнали и самую любовь. Зачем же взваливать на деньги вину за те мерзости и преступления, которые они порождают? Разве менее осквернена любовь — любовь, созидающая жизнь?

КОММЕНТАРИИ

Работа над романом, от возникновения замысла и до последних исправлений, продолжалась в течение одного года. Золя стал собирать материалы в начале 1890 года, 30 января 1891 года роман был закончен. Первые главы печатались в газете «Жиль Блас» («Gil Bias») еще до окончания романа. Издатель Шарпантье ожидал рукописи знаменитого писателя с нетерпением и тотчас же сдал ее в набор. Через месяц, 4 марта того же года, роман вышел в свет.

Это был восемнадцатый том серии «Ругон-Маккары». «Естественная и социальная история одной семьи в эпоху Второй империи» подходила к концу. «Деньги» являются, в сущности, последним романом, в котором изображены общие проблемы, поставленные на очередь дня современной цивилизацией. Следующий роман, «Разгром», рассказывает о конечной катастрофе Империи и носит конкретный исторический характер, а «Доктор Паскаль» подводит итоги всей серии больше с точки зрения естественнонаучной, чем общественно-исторической.

При Второй империи, по словам Маркса, «…биржевая спекуляция праздновала свои космополитические оргии…» [1] При Третьей республике, после кризиса 1873 года, сопровождавшегося грандиозным биржевым крахом, экономическая жизнь Франции, как и всей Европы, отмечена быстрым процессом концентрации капитала, развитием монополий, захватом колоний. Широкий размах биржевой игры, финансовые катастрофы, во время которых самые крупные фирмы рушились, как карточные домики (стоит вспомнить хотя бы знаменитую панамскую аферу, имевшую столь серьезные политические следствия), сращивание банкового капитала с промышленным, хозяйничанье банков во всех областях экономической жизни, чрезвычайное развитие акционерных обществ — все это составляло характерную черту эпохи. Изобразить современность без биржи было невозможно, и Золя решил посвятить ей особый роман.

1

К. Маркс, Ф. Энгельс Избранные произведения, т.1, 1949, стр.476.

Биржевой ажиотаж и спекуляция дутыми ценностями были, конечно, известны задолго до Второй империи. Знаменитая спекуляция с тюльпанными луковицами в Голландии (XVIII век) и предприятие Джона Лоу, французского министра финансов, организовавшего грандиозную аферу с государственными кредитными бумагами (1716–1720), все еще обсуждались экономистами и историками. Бальзак изображал биржевых спекулянтов, разоряющих доверчивых и азартных обывателей («Дом Нюсенжен»), Стендаль писал о министрах, пользующихся своим положением и, следуя примеру самого короля, играющих наверняка («Люсьен Левен»), а Петрюс Борель, «неистовый» романтик 30-х годов, называл биржу «притоном грабителей» («Шампавер. Безнравственные рассказы»). Но никогда еще мир финансовых дельцов не был изображен с такой широтой и точностью, как в «Деньгах».

Время действия определено точно: роман начинается в 1864 и кончается в 1868 году. Дополнительные выборы 20 марта 1864 года, положившие начало так называемой «либеральной Империи», январский заем в триста миллионов франков, война в Германии и Италии, гибель мексиканского императора Максимилиана (1867), посаженного на престол французскими войсками, приезд Бисмарка в Париж, выступления либеральной оппозиции в Законодательном корпусе — все это создает хронологически точный исторический фон, на котором свободно располагаются события романа.