Собрание сочинений. Т. 14. Деньги
Шрифт:
В это время появляются отчетливые признаки распада Империи, которому способствуют и международные события. Усиление Пруссии, образование Итальянского королевства, сопровождавшееся ослаблением Австрии, французская интервенция в Мексике, окончившаяся полным провалом, рост оппозиции, сужение социальной базы, на которую опиралась Империя, — все это предвещало неминуемый крах режима.
Но самым важным фактом общественной жизни было развитие рабочего движения, могучее влияние научного социализма и создание I Интернационала.
И все же внешний блеск режима был ослепителен. После битвы при Садовой, в которой Пруссия разбила австрийские войска, император как будто играл роль арбитра Европы, а Всемирная выставка привлекла в Париж с десяток «величеств» и сделала его если не центром, то, во всяком случае, «салоном» Европы. Пышными празднествами старались прикрыть неудачи внешней политики и растущую внутреннюю неустойчивость.
Обстановку 1860-х годов Золя знал по собственным впечатлениям. С тех пор прошло всего каких-нибудь тридцать лет, а жадный взор молодого, недавно приехавшего в Париж наблюдателя фиксировал мелочи и черты эпохи, которые после 1870 года послужили живописным материалом для ее общей философской картины. Золя помнил, как много говорили в то время о морских путях сообщения, находившихся почти целиком в руках Англии, о законе 1857 года, утвердившем трансатлантические линии. Естественно, Гамлену приходит в голову мысль об организации объединенного пароходства, которое должно соединить Францию с Ближним Востоком. На очереди дня стояла и проблема железнодорожного транспорта, — и потому Гамлен мечтает о железнодорожных линиях на Востоке и о Компании восточных железных дорог. Идея завоевания Иерусалима при всей своей нелепости не лишена исторических оснований. Восточный вопрос был связан с вопросом религиозным. Объединение Италии угрожало светской власти пап, и только благодаря французским войскам папа удерживал за собою Рим и окружающие его области. Клерикалы имели большую силу в парламенте, и католически настроенные группы населения легко могли пойти на удочку ловкого спекулянта, обещавшего им «Сокровищницу гроба господня».
Но Золя опирался не только на воспоминания. Колониальная политика Третьей республики усовершенствовала демагогические методы, которыми пользовалось правительство Империи, прокладывавшее французской торговле путь на Восток под флагом «защиты христианской цивилизации». В связи с этим приобретали злободневность и мечты Гамлена, и финансовые аферы Саккара, и религиозный камуфляж «цивилизаторской» роли Всемирного банка.
История этого банка, которая могла бы показаться фантастической, не была целиком продуктом воображения Золя. Жизнь и смерть Всемирного банка довольно точно воспроизводит историю Всеобщего Союза — мощного банка, быстрое процветание и мгновенный крах которого вызвали целый ряд катастроф в финансовом мире Европы. Но это происходило не в 60-е годы, а лет на пятнадцать позже, при Третьей республике.
Всеобщий Союз, опиравшийся на клерикалов и реакционную аристократию, так же как Всемирный банк, руководимый Саккаром, начал с капитала в двадцать пять миллионов. Он влачил жалкое существование, пока не попал в руки старого биржевого волка Эжена Бонту, путем спекуляций не раз важивавшего и терявшего огромные состояния. Вскоре Бонту добился дивиденда в шестьсот тысяч франков. Затем банк несколько раз производил выпуск новых акций с премией в двадцать франков. В ноябре 1880 года капитал общества был доведен до ста миллионов, в следующем году — до ста пятидесяти, и акция стоила 850 франков. В сентябре 1881 года акции банка достигли курса в 2 тысячи франков, а в ноябре перевалили за 3 тысячи. Однако стало известно, что это необычайное повышение курса было вызвано тем, что банк скупал собственные акции. Тогда наступила катастрофа: уже 30 января 1882 года банк прекратил платежи, а 1 февраля Бонту, председатель правления, и Федер, директор общества, были арестованы и после долгого следствия приговорены к пяти годам тюремного заключения.
Пытаясь оправдаться, Бонту подробно, с техническими деталями, рассказал всю историю в книге под названием «Всеобщий Союз» (1888). Золя нашел в этой книге готовую канву своего романа со всеми финансовыми объяснениями и подробностями. Со скрупулезностью, свидетельствующей о его страсти к «документу», он воспроизвел всю историю банка, вплоть до начального и наивысшего курса акций. Сохранен и тип финансового «гения», дельца с большим опытом и темным прошлым, авантюриста крупного плана, уверенного в своем успехе во время самых рискованных предприятий. Даже «Сокровищница гроба господня», о которой втайне мечтают католики — клиенты Всемирного банка, подсказана книгой Бонту.
Но у Золя были и другие материалы, может быть не менее эффектные и поучительные. В 1860-е годы огромное впечатление на общество произвели судьбы двух банкирских домов, напоминавшие фантастическую
сказку.Братья Перейры в молодости были тесно связаны с сен-симонизмом и принимали участие в сен-симонистском органе «Глоб» (1830). Не имея никаких средств, старший брат после нескольких лет настойчивых стараний сумел убедить кого-то в необычайной выгоде и общественной полезности железнодорожного строительства и пустился в финансовые предприятия. Так он осуществлял идею Сен-Симона, «ассоциацию мелких капиталов». Это было началом акционерных обществ, которые, по словам П. Лафарга, оказались в данный момент необходимыми для развития капитализма. В скором времени братья Перейры управляли десятками крупнейших обществ, владели капиталами, с трудом поддававшимися исчислению, и, естественно, вступили в борьбу с Ротшильдом. Затем, в 1867 году, в момент наивысшего процветания, произошло сильное падение акций, основные предприятия, на которые опирались Перейры, были ликвидированы, и Ротшильд воспользовался разгромом, чтобы приложить к своим капиталам несколько новых миллионов.
Еще более любопытна была карьера Миреса. Так же как Перейры, в начале своей деятельности он не имел ничего, но благодаря рискованным и счастливым спекуляциям вскоре стал ворочать многими сотнями миллионов. Железные дороги, промышленные предприятия, рудники, пароходства, строительство жилых домов, займы иностранным государствам, операции, охватывавшие Европу и Ближний Восток, сделали его на несколько лет самой заметной фигурой в финансовом мире Европы. В его руках находилась значительная часть прессы, которая помогала ему осуществлять его грандиозные и рискованные предприятия. 1860 год был апогеем его славы. Затем стало известно, что он скупает свои собственные акции, ревизия обнаружила какие-то неправильности в ведении дел, громадные предприятия рухнули, а сам Мирес был арестован и приговорен к пяти годам тюремного заключения. Разумеется, выгоду из этого извлек Ротшильд.
И Перейры и Мирес после краха утверждали правоту и законность своих спекуляций. В частности, Мирес в нескольких сочинениях оправдывал практику акционерных обществ, которую он считал сугубо демократической и прогрессивной.
Золя воспроизвел в своем романе атмосферу этих фантастических биржевых «оргий». И Перейры и Мирес послужили для него материалом при разработке характера и тактики его главного героя.
Из биографии Миреса, обладавшего буйным темпераментом и в минуты увлечения доходившего иногда до рукоприкладства, заимствован один из самых «натуралистических» эпизодов романа, ссора Саккара с Делькамбром. Под именем Делькамбра изображен известный в свое время адвокат Шедетанж, выступавший еще в 30-е годы в шумных литературных процессах на стороне предпринимателей. При Второй империи он занимал должность генерального прокурора Парижского суда. Мирес играл в этой ссоре роль, которую Золя отдал Саккару. Сцена ссоры воспроизведена в романе приблизительно так, как ее рассказывали сплетники 1860-х годов. Шедетанж отомстил Миресу после того, как тот потерпел крах и попал в руки правосудия. Нравы Империи и психология ее деятелей в этом эпизоде вскрываются с поразительной яркостью. Фигура генерального прокурора, отмщающего за свои отвратительные обиды своею властью сановника, одновременно и живописна и показательна.
Золя совсем не знал биржевого дела, когда решил писать свой роман. Он стал изучать материалы и консультироваться со специалистами. Большую помощь оказала ему книга Эрнеста Фейдо («Мемуары биржевика»), бывшего биржевого служащего, а затем известного романиста, слывшего во время Второй империи одним из самых выдающихся «реалистов». Много полезных сведений дал ему издатель Эжен Фаскель, тоже когда-то работавший на бирже. Золя беседовал и с крупным биржевым деятелем Жоржем Леви, у которого также добыл много интересного. Золя и сам посещал биржу и в своих черновых заметках подробно описал ее внутренние помещения и шумы: общий неясный гул, шарканье ног, голоса, раздающиеся в разных местах биржи и выкрикивающие непонятные для непосвященного слова, — целую симфонию, которую он пытался воспроизвести в романе.
Он долго размышлял о том, кого сделать главным героем. «Наверно, нужно предпочесть какого-нибудь бедняка, который служит у банкира-еврея, знакомится у него с делом, потом сам становится банкиром». Очевидно, эта первоначальная мысль была навеяна биографией Перейра. Затем Золя решил сделать героем Аристида Саккара, уже знакомого читателю по второму роману серии — «Добыча».
Саккар придумал себе имя, весьма для него подходящее: по-французски оно значит «грабитель». С таким именем, говорит его брат-министр, можно попасть на каторгу или заработать миллионы. Унаследовав от своей матери Фелисите Ругон честолюбие, он полон буйных вожделений, как и его отец, и это мешает ему в делах. Саккар обладает психологией, довольно характерной для «пирата биржи» и развивающейся на благодатной почве Империи.