Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

Он глядел на нее пораженный. Обычно она только-только сводила концы с концами. Ну и скаредна же она, если сэкономила такую сумму! Он расхохотался:

— Так вот почему, славная моя Мартина, нам пришлось съесть столько картофеля! Вы просто образец бережливости, но не худо бы немного побаловать нас!

Этот деликатный упрек так ее обидел, что она решилась наконец намекнуть:

— Что поделаешь, сударь, когда одной рукой бросают деньги на ветер, надо быть предусмотрительным и попридержать их другой.

Он понял, но не рассердился, забавляясь, напротив, преподанным ею уроком.

— Вот оно что! Вы ведете счет и моим расходам, ну, так знайте же, Мартина, что и у меня есть особые сбережения.

Он имел в виду гонорар, который получал иногда от пациентов и прятал в ящик своего секретера. Вот уже больше шестнадцати лет он клал туда полученные деньги, — около четырех тысяч франков в год — золото и банкноты вперемежку, — которые могли бы составить целое состояние, если бы он не черпал оттуда, не считая, довольно значительные суммы на опыты и собственные прихоти. Деньги на подарки шли из этого же ящика, и в последнее время Паскаль постоянно прибегал к своим сбережениям. Но ящик казался ему бездонным, он привык брать оттуда на все свои надобности, и ему никогда не приходило в голову, что деньги могут иссякнуть.

— Можно же иногда запустить руку в свои сбережения, — весело продолжал он. — Раз вы сами ходите к нотариусу, Мартина, вы должны знать, что у меня есть своя собственная рента.

Тогда она произнесла беззвучным голосом, каким говорят скупцы, преследуемые страхом потерять свое богатство:

— А что, если у вас ее больше нет?

Ошеломленный Паскаль молча смотрел на нее, он только неопределенно махнул рукой, потому что мысль о несчастье не укладывалась в его голове. Он подумал, что от скупости у Мартины ум за разум зашел, и вечером посмеялся над ее словами вместе с Клотильдой.

В Плассане подарки Паскаля были тоже предметом бесконечных сплетен. Молва о том, что происходит в Сулейяде, о вспыхнувшей там пылкой, ни на что не похожей любви, неизвестно как проникла сквозь стены и получила широкую огласку в силу того особого любопытства, какое свойственно жителям провинциальных городов, столь падких до всяких слухов. Служанка, конечно, ничего не говорила, но достаточно было одного ее вида, чтобы пошли разговоры; да и за двумя возлюбленными, без сомнения, подсматривали сквозь ограду. А тут еще началась эта покупка подарков, которая подтвердила все догадки и все усугубила. Когда доктор спозаранку бегал по улицам, заходил к ювелирам, белошвейкам, шляпницам, изо всех окон на него пялили глаза; люди следили за каждым его шагом, а вечером весь город знал, что он подарил Клотильде еще один фуляровый капор, кружевные сорочки, браслет, украшенный сапфирами. Это граничило со скандалом: дядя развращает собственную племянницу, он, как юноша, совершает ради нее безумства, украшает ее, словно изваяние божьей матери. Самые невероятные истории передавались из уст в уста, — на Сулейяду, проходя мимо, указывали пальцем.

Но особенно гневалась и негодовала старая г-жа Ругон. Она перестала навещать сына, как только узнала, что брак Клотильды и доктора Рамона не состоится. Выходит, что с ней не считаются, на нее плюют. Прошло больше месяца после их ссоры, а Фелисите никак не могла понять, почему ее всюду встречают сострадательными взглядами, туманными намеками, кривыми улыбками, как вдруг она все узнала — это было ударом обуха по голове. А она-то рвала и метала, боясь стать посмешищем во время болезни Паскаля, прослывшего нелюдимом, который свихнулся от спеси и страха. Теперь положение еще ухудшилось, — в довершение скандала любовная история, над которой все потешаются! Доброе имя Ругонов снова в опасности, право, ее злосчастный сын делает все возможное, чтобы уничтожить славу семьи, добытую с таким трудом! И вот в порыве гнева Фелисите — хранительница семейной чести — надела шляпку и, несмотря на свои восемьдесят лет, с юношеской прытью поспешила в Сулейяду, решив во что бы то ни стало смыть это новое пятно. Было десять часов утра.

К счастью, Паскаль, весьма довольный разрывом с матерью, отсутствовал — уже больше часа он бегал в поисках старинной серебряной пряжки для пояса, которую ему захотелось подарить Клотильде. И Фелисите наткнулась на Клотильду, когда та заканчивала свой утренний туалет; молодая женщина, одетая в ночную кофту, с обнаженными руками, распущенными волосами выглядела свежей, словно роза.

Первый натиск был бурным. Старая дама отвела душу, — она возмущалась, взывала к религии и морали. Она закончила свою речь словами:

— Ответь же мне, как вы докатились до такого позора? Ведь это вызов богу и людям!

Девушка выслушала ее весьма почтительно, хотя и с улыбкой на губах.

— Да только потому, бабушка, что нам так захотелось. Разве мы не свободны? Мы не в долгу ни перед кем.

— Ни перед кем? А я? А семья? Теперь опять нас будут поливать грязью, не воображай, что мне это приятно!

И вдруг ее гнев утих. Она посмотрела на Клотильду, нашла ее прелестной. По сути дела, то, что произошло, — ее не удивляло, плевать ей было на это, просто она хотела, чтобы все кончилось благопристойно и злые языки умолкли. И уже примирительно она воскликнула:

— Тогда поженитесь! Почему бы вам не пожениться?

Клотильда была застигнута врасплох. Но только на минуту. Ни ей, ни доктору не приходила в голову мысль о браке. Она снова улыбнулась:

— Разве мы станем от этого счастливее, бабушка?

— Речь идет не о вас, а обо мне и о всей нашей семье… Как можешь ты, милая крошка, смеяться над такими священными вещами? Неужели ты вовсе потеряла стыд?

Но, все такая же спокойная и кроткая, девушка развела руками, как бы говоря, что ей нечего стыдиться своего поступка. Бог ты мой! В жизни столько разврата, столько пороков, так неужели они совершили что-то дурное, отдавшись друг другу и испытав великое счастье под этим сияющим небом? Впрочем, она не стала возражать.

— Ну конечно, мы поженимся, раз ты этого желаешь, бабушка. Учитель сделает все, что я захочу… Только позже, ведь нам некуда спешить!

Клотильда по-прежнему безмятежно улыбалась. Они живут вдали от людей, так стоит ли беспокоиться о том, что о них говорят.

Старая г-жа Ругон удалилась, поневоле удовлетворившись этим неопределенным обещанием. С этого дня она подчеркнуто прекратила всякие отношения с Сулейядой — средоточием греха и позора. Она больше не переступит их порога и с достоинством перенесет это новое горе. Между тем г-жа Ругон вовсе не сложила оружия, с упорством, которое обеспечивало ей победу, она выжидала благоприятной минуты, готовая использовать любую возможность, чтобы вернуться на поле боя.

Как раз в это время Паскаль и Клотильда отказались от своего отшельничества. Это не было с их стороны ни вызовом, ни желанием ответить таким образом на дурные слухи, открыто заявив о своем счастье. Просто их радость рвалась наружу. Их любви мало-помалу стало тесно, им захотелось выйти на свободу, сначала за пределы комнаты, затем дома и, наконец, за пределы сада, в город, на бескрайние просторы. Любовь наполняла все вокруг, заменяла им весь свет. Доктор преспокойно возобновил свои визиты, только теперь он брал с собой девушку, и они появлялись под руку на бульварах и улицах: она — в светлом платье, с яркими полевыми цветами в волосах, он — в застегнутом на все пуговицы сюртуке и широкополой шляпе. Он — в ореоле седин, она — в золоте кудрей. Они шли, стройные, улыбающиеся, с высоко поднятой головой и сияли таким счастьем, что, казалось, их окружает ореол. Сначала их появление вызвало небывалый переполох, торговцы выходили на пороги лавок, женщины высовывались из окон, прохожие останавливались, чтобы проводить их взглядом. Кругом шептались, подсмеивались, указывали на них пальцем. Казалось, волна враждебного любопытства все захлестнет и мальчишки станут бросать в них камни. Но они были так прекрасны, он — величавый и торжественный, она — юная, покорная и в то же время гордая, что люди поневоле проникались сочувствием. Трудно было не испытывать к ним зависти и даже нежности. От обоих исходило очарование, покорявшее сердца. Новый город, где жили чиновники и разбогатевшие буржуа, сдался последним. Квартал св. Марка, несмотря на свой ригоризм, сразу же проявил благосклонную, хотя и сдержанную терпимость при виде Паскаля и Клотильды, которые шли по безлюдным, заросшим травой тротуарам, вдоль старых молчаливых, наглухо закрытых особняков, казалось, еще распространявших аромат былой любви. Но особенно приветливо их встретил старый квартал; населявшие его бедняки бессознательно почувствовали всю поэтичность, глубокий смысл сказания о прекрасной девушке — опоре своего вновь обретшего молодость царственного властелина. В этом квартале доктора обожали за доброту, и его спутница скоро стала пользоваться признанием; как только она появлялась, ее приветствовали восторженно и радостно. А Паскаль и Клотильда, которые, казалось, первое время не замечали враждебности горожан, угадывали теперь прощение и дружелюбие, которыми были окружены; от этого оба становились еще прекраснее, их счастье улыбалось всем.

Однажды после обеда, когда Паскаль и Клотильда свернули за угол улицы Банн, они увидели на противоположном тротуаре доктора Рамона. Как раз накануне они узнали, что он сделал предложение дочери адвоката Левека. Без сомнения, это был наиболее благоразумный выход: чтобы упрочить занимаемое им положение, откладывать женитьбу не следовало, к тому же его невеста, красивая и богатая девушка, его любила. Конечно, со временем и он ее полюбит. Клотильда была очень рада, что может ему улыбнуться и сердечно, дружески поздравить. Паскаль тоже ласково его приветствовал. Взволнованный этой встречей, Рамон на мгновенье растерялся. Первым его движением было перейти дорогу, подойти к ним. Но потом его, видимо, взяло сомнение, он подумал, что было бы грубо нарушить их грезу, ворваться в уединение, в котором они пребывали даже среди уличной сутолоки. Он ограничился дружеским поклоном и улыбкой, прощавшей Паскалю и Клотильде их счастье. Эта встреча была чрезвычайно приятна для всех троих.