Собрание сочинений. т.1.

Замечательная статья «О войне» показывает, насколько современным всегда был Золя, как чутко он воспринимал события новой эпохи, которая развертывалась на его глазах.

VII

Золя был пролагателем новых путей во всемирной литературе. Вот почему особенно хорошо писали о нем писатели, испытавшие на себе глубокое воздействие его идейных и творческих исканий. Анатоль Франс, Генрих Манн, Анри Барбюс, Арагон проникновенно воссоздают облик Золя, показывают огромное значение его примера для всего последующего развития всемирной литературы. И реалистическая устремленность его творчества, и то соединение художественного творчества с борьбой общественных идеалов, то соединение творчества с действием, которое остается недоступным для многих честных писателей буржуазного мира, — это драгоценнейший опыт, который очень актуален сегодня.

В этом смысле два итога его жизни: один — выход из состояния созерцательной пассивности и обращение к борьбе в годы дела Дрейфуса, и другой итог — обращение к социализму в его последних произведениях, — имеют огромное значение для современной литературы.

Передовые реалисты XX века последовали примеру Золя.

Анатоль Франс произнес на похоронах Золя знаменитую речь, в которой было определено историческое место Золя во французской и мировой литературе.

Это был писатель, который «нападал на общественное зло повсюду, где бы он его ни находил», но он был не только беспощадным обличителем буржуазного общества, «он предугадывал и предвидел новое, лучшее общество».

Говоря о «грандиозных творениях» Золя и о «великом подвиге» его жизни, Анатоль Франс назвал свершения Золя «этапом в сознании человечества».

Анатоль Франс, который долгое время не понимал исканий Золя и не раз жестоко нападал на него, например после появления в свет романа «Земля», — в годы дела Дрейфуса резко изменил свое отношение к автору «Ругон-Маккаров». Они стали соратниками. В последний период творчество Франса испытало могучее воздействие Золя.

Мы уже ссылались на великолепную работу Генриха Манна «Золя», в которой с такой убедительностью показано новое в творчестве писателя, который смело пошел на штурм буржуазного общества и смело связал творчество с народной жизнью.

Генрих Манн показывает огромную целеустремленность творчества Золя: «Никто не представил содержания его эпохи на такой прочной жизненной основе, как он». Реализм Золя противостоял всем и всяческим формам декадентства: «Литературное эстетство было и здесь предвестником политической порочности».

В годы дела Дрейфуса «на него прежде всего взирали пароды, наблюдавшие за моральными боями во Франции с таким волнением, словно это их собственные бои, только сами они на них не решились. Его поступок, как книга с его именем на титульном листе, принадлежал миллионам».

В этот исторический момент, в этот «час окончательной проверки» особенно наглядно предстало перед всем миром непреходящее значение творчества и борьбы Золя, и Генрих Манн очень ярко, очень ясно показывает это.

Мы ссылались и на подчеркнуто актуальную книгу Барбюса, в которой Золя представлен в своих смелых творческих исканиях и в мучительных заблуждениях своих как предшественник передовой литературы нашего времени. «Творчество и пример Золя» — называлась речь, которую Барбюс произнес в 1919 году в Медане, как автор «Огня», получившего Гонкуровскую премию.

Мы говорили и о статье Арагона «Актуальность Эмиля Золя», в которой, как и в книге Барбюса, Золя рассматривается как писатель, соединивший беспощадность реализма с мужеством политического действия, чем он так родствен современной литературе.

Эти суждения крупнейших писателей нашего времени, являющиеся тоже формой исторической «проверки», показывают, какое значение имело творчество Золя и какие перспективы будущего открылись в нем.

Можно указать и пример, когда современный писатель попытался написать книгу о Золя, оставив в стороне самое главное о нем. Это книга Агнуса Вильсона, потерпевшего жестокое поражение. Испытывая, видимо, неприязнь к той социальной проблематике, вне которой нельзя себе представить подобного художника, Агнус Вильсон, довольно известный современный английский писатель, сделал попытку истолковать все творчество Золя исходя из фрейдистских канонов. Можно было заранее сказать, что это могло привести только к искажению правды. И действительно так случилось. Агнус Вильсон сосредоточил внимание на некоторых особенностях интимной биографии Золя, в частности на его любви к Жанне Розро, и отсюда постарался вывести все, вплоть до участия Золя в дело Дрейфуса или его обращения к социализму.

Столь неверное представление об авторе «Ругон-Маккаров», «Городов» и «Евангелий» свидетельствует о том, что для определенного слоя современных писателей капиталистического мира недоступно самое высокое, что есть в духовном наследстве Золя. Нет никакого сомнения в том, что правда не на стороне Агнуса Вильсона, а на стороне Анатоля Франса, Генриха Manna, Барбюса, Арагона и других передовых современных писателей, раскрывающих великие творческие дерзания Золя во всем их значении и столь убедительно свидетельствующих, что и сегодня Золя идет в ногу с передовыми литераторами мира, борющимися за те уже ставшие близкими цели, которые ему представлялись еще в затуманенных далях будущего.

Творчество Золя — это живое, жгучее, поучительное, нужное народам наших дней творчество.

И. Анисимов

Сказки Нинон

Предисловие

К Нинон

Прими, мой друг, эти сказки нашей юности, рожденные вольным вдохновением, которые я рассказывал тебе в полях моего дорогого Прованса, а ты прилежно внимала им, блуждая рассеянным взором по вершинам далеких голубых холмов.

Майскими вечерами, в час, когда земля и небо медленно сливаются, объятые дивным покоем, я покидал город и уходил в поля. Я шел по сухим склонам, холмов, поросшим ежевикой и можжевельником, или берегом небольшой речки, которая в декабре бурлило, потоком и мелела в летние дни; пересекал уголок безлюдной равнины, согретой лаской полуденного солнца, и выходил на широкие просторы полей, где на желтой и красной земле растут тонкие миндальные деревья, старые серебристые оливы и виноград, чьи переплетенные лозы стелются по земле.

Бедная, иссушенная зноем, опаленная солнцем земля! Серая голая земля между тучными лугами Дюранса и апельсиновыми рощами прибрежной полосы. Я люблю ее строгую красоту, ее унылые скалы, ее тимьян и лаванду. Эта бесплодная равнина поражает взор какой-то жгучей опустошенностью: кажется, словно ураган страсти пронесся над этим краем; затем наступило великое изнеможение, и все еще жаждущие поля затихли в тревожной дремоте. И доныне, когда среди лесов родного Севера я вспоминаю эту пыль и, зги камни, меня охватывает горячая любовь к суровой чужой отчизне. Жизнерадостный мальчик и угрюмые старые скалы когда-то нежно полюбили друг друга; и теперь, когда мальчик стал взрослым, он равнодушен к влажным лугам и сочной зелени; ему милы широкие белые дороги и опаленные солнцем холмы, где юную пятнадцатилетнюю душу впервые посетили мечтания.

Я уходил в поля. Там, среди возделанных земель, или на каменистых холмах, где я лежал, затерянный в безмолвном покое, нисходившем на землю с высоты небес, я, оглянувшись, находил тебя; ты тихо сидела рядом, задумчивая, опершись на руку подбородком, глядя на меня своими большими глазами. Ты была ангелом моих уединений, добрым ангелом-хранителем, которого я всегда видел подле себя, где бы я ни находился. Ты читала в моем сердце мои тайные помыслы, ты была со мною повсюду, ты не могла не быть рядом со мной. Теперь я так объясняю себе твое присутствие каждый вечер. В те дни я ничуть не удивлялся тому, что беспрестанно встречал твои ясные взгляды, хотя никогда не видел, как ты приходила ко мне; я знал, что ты мне верна, что ты всегда во мне.