Собрание сочинений. Том 12
Шрифт:
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5270, 12 марта 1858 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ПРАВЛЕНИЕ ПРЕТОРИАНЦЕВ
Париж, 22 февраля 1858 г.
«Когда же охотник на львов Жерар будет назначен министром народного просвещения?» Эта фраза стала ходячей в предместьях Парижа, с тех пор как генерал Эспинас, печально прославившийся своим походом в Добруджу [297] , был назначен министром внутренних дел и общественной безопасности. В России, как хорошо известно, генерал от кавалерии возглавляет святейший Синод. Почему бы и Эспинасу не возглавлять французское министерство внутренних дел, поскольку Франция стала исключительной вотчиной преторианцев? С помощью таких явных нелепостей совершенно откровенно провозглашается господство обнаженной сабли, и Бонапарт хочет дать Франции ясно понять, что императорская власть покоится не на воле народа, а на силе 600000 штыков. Отсюда преторианские адреса, изготовляемые командирами различных полков по образцу, исходившему из Тюильри, — адреса, из которых тщательно изгнано малейшее упоминание о так называемой «воле народа»; отсюда разделение Франции на пять пашалыков; отсюда преобразование министерства внутренних дел в придаток армии. Преобразования на этом, однако, не заканчиваются. Говорят, что около 60 префектов находятся накануне отставки и по большей части будут заменены военными. Управление префектурами должно перейти в руки отставных полковников и подполковников. Этот антагонизм между армией и населением должен послужить гарантией «общественной безопасности», а именно безопасности героя Сатори [298] и его династии.
297
По распоряжению французского командования генерал Эспинас, возглавляя экспедиционный корпус, предпринял в июле — августе 1854 г. поход против русских войск в Добруджу (область между нижним течением реки Дунай и Черным морем), принадлежавшую Турции. Не встретив, однако, русских, но потеряв более половины состава корпуса из-за вспыхнувшей в войсках эпидемии холеры, Эспинас закончил свой поход позорным отступлением.
298
Герой Сатори — так Маркс называет Луи Бонапарта. 10 октября 1850 г. Луи Бонапарт, в то время президент Французской республики, устроил на равнине Сатори у Версаля генеральный смотр войскам, для
Один выдающийся современный историк сказал, что, сколько бы ни старались маскировать этот факт, Францией со времени великой революции всегда распоряжалась армия. Конечно, в эпоху Империи, Реставрации, при Луи-Филиппе и при республике 1848 года правили различные классы. В эпоху Империи преобладало крестьянство, этот отпрыск революции 1789 года; в период Реставрации — крупные землевладельцы, при Луи-Филиппе — буржуазия; а республика 1848 года, вопреки намерениям ее основателей, фактически оказалась неудачной попыткой поделить господство поровну между сторонниками легитимной монархии и сторонниками Июльской монархии. Однако все эти режимы в конечном счете опирались на армию. Разве не была даже республиканская конституция 1848 г. составлена и провозглашена в условиях осадного положения, то есть при господстве штыка? Разве эту республику не олицетворял генерал Кавеньяк? Разве она не была спасена армией в июне 1848 г. и вновь — в июне 1849 г. и, наконец, разве ее не прикончила та же армия в декабре 1851 года? Что же, в таком случае, нового в режиме, ныне открыто провозглашенном Луи Бонапартом? То ли, что он правит через посредство армии? Но ведь так действовали и все его предшественники, начиная со времени термидора [299] . Однако если во все предшествовавшие периоды правящий класс, возвышение которого соответствовало своеобразию развития французского общества, опирался в борьбе против своих противников в качестве ultima ratio [последнего довода, крайнего средства. Ред.] на армию, то все же господствующими являлись интересы определенного класса общества. При Второй империи должны господствовать интересы самой армии. Армии не приходится больше поддерживать господство одной части народа над другой частью народа. Армии приходится поддерживать свое собственное господство, в лице своей собственной династии, над французским народом вообще.
299
9 термидора (27–28 июля 1794 г.) был совершен контрреволюционный государственный переворот во Франции, приведший к падению правительства якобинцев и к установлению господства крупной буржуазии.
Она должна представлять государство, противостоящее обществу. Не следует думать, что Бонапарт не понимает всей опасности предпринимаемого им эксперимента. Провозглашая себя главой преторианцев, он каждого преторианского вожака объявляет своим соперником. Его собственные сторонники, во главе с генералом Вайяном, возражали против деления французской армии на пять маршальств, говоря, что если эта мера хороша для поддержания порядка, то она отнюдь не послужит на благо Империи и в один прекрасный день приведет к гражданской войне. В Пале-Рояле [300] , где новый поворот императорской политики вызывает сильнейшее раздражение, припомнили измены маршалов Наполеона во главе с Бертье.
300
Пале-Рояль (Королевский дворец) — дворец в Париже, служивший с 1643 г. резиденцией Людовика XIV и с 1692 г. перешедший в собственность Орлеанской ветви Бурбонов. В 50-х годах был резиденцией дяди Наполеона III, бывшего вестфальского короля Жерома Бонапарта и его сына Жозефа Бонапарта, носившего до рождения сына Наполеона III титул французского наследного принца.
Здесь намек на натянутые отношения, которые были между Жеромом и Луи Бонапартом.
О том, как будут вести себя пять смертельно ненавидящих друг друга маршалов в какой-нибудь критический момент в будущем, всего лучше можно судить на основании их прошлого. Маршал Маньян предал Луи-Филиппа; Бараге д'Илье предал Наполеона; Боске предал республику, которой он был обязан своим выдвижением и принципам которой он, как известно, сочувствует. Кастеллан не стал даже дожидаться настоящей катастрофы, чтобы предать самого Луи Бонапарта. Во время войны с Россией он получил телеграмму, которая гласила: «Император скончался». Он тотчас же составил прокламацию в пользу Генриха V и отправил ее в типографию. Префект Лиона получил более точную телеграмму, которая гласила: «Русский император скончался». Прокламацию замяли, но история о ней стала широко известна. Что же касается Канробера, то он, может быть, и сторонник Империи, но он лишь дробь и, главное, лишен способности быть целым числом. Сами эти пять маршалов, сознавая всю трудность задачи, которую им предложили взять на себя, так долго колебались перед тем как принять командование, что дожидаться их согласия стало невозможно; тогда Бонапарт сам определил каждому его округ, передал этот список г-ну Фульду, чтобы он его пополнил и отправил в «Moniteur», так что все они были, наконец, официально назначены на свои посты, нравилось им это или нет. Однако Бонапарт не решился довести свой план до конца и назначить Пелисье главным маршалом. О пятерке маршалов Бонапарта мы можем сказать то же, что сказал, как передают, принц Жером Наполеон Фульду, посланному Бонапартом вручить своему дяде назначение на первое место в Совете регентства. Отклонив это предложение в самой бесцеремонной форме, экс-король Вестфалии, как передает парижская сплетня, выпроводил г-на Фульда со следующими словами: «Du reste [Впрочем. Ред.], весь ваш Совет регентства составлен так, чтобы вы могли выполнить только одну задачу, а именно, как можно скорее арестовать друг друга». Мы повторяем, что нельзя предполагать, будто Луи Бонапарт не сознает, какими опасностями чревата его вновь изобретенная система. Но у него нет никакого выбора. Он понимает свое собственное положение и желание французского общества как можно скорее отделаться от него и от того фарса, каким является его Империя. Он знает, что различные партии оправились от сковывавшего их паралича и что материальная основа его биржевого режима взорвана торговым потрясением. Поэтому он не только подготовляет войну против французского общества, но и объявляет об этом во всеуслышание. Этому решению занять воинственную позицию против Франции вполне соответствует то, что он враждует с самыми разнородными партиями. Так, например, когда Кассаньяк в «Constitutionnel» громил г-на Вильмена как «возбудителя ненависти» к Империи и обвинял «Journal des Debats» в «молчаливом соучастии» в attentat [Покушении. Ред.], то сперва это было истолковано как неумное проявление усердия со стороны человека, которого Гизо характеризовал как roi des droles [короля шутов. Ред.]. Вскоре, однако, обнаружилось, что статья была навязана «Constitutionnel» министром народного просвещения г-ном Руланом, который сам правил ее корректуру. Это объяснение было, между прочим, дано г-ну де Саси из «Debats» владельцем «Constitutionnel» г-ном Миресом, который не пожелал нести ответственность за статью. Таким образом, обвинение всех партий в том, что они являются его личными врагами, входит в намерения Бонапарта. Это составляет часть его системы. Он ясно дает им понять, что не питает никаких иллюзий относительно той всеобщей неприязни, какую внушает его власть, но что он готов ответить на это картечью и пулями.
Написано К. Марксом 22 февраля 1858 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5270, 12 марта 1858 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
МИНИСТЕРСТВО ДЕРБИ — МНИМАЯ ОТСТАВКА ПАЛЬМЕРСТОНА [301]
Если Орсини не удалось убить Луи-Наполеона, то он, несомненно, сразил Пальмерстона. Поскольку этот политический игрок был возведен в диктаторы Англии китайским мандарином в Кантоне, то исторически вполне естественно, что в конце концов его должна была повергнуть рука итальянского карбонария в Париже [302] . Но то, что преемником его должен был стать лорд Дерби, — это уже нечто большее, чем просто историческое явление, и приближается к категории исторической закономерности. Это вполне согласуется с традициями британской конституции. За Питтом последовал Фокс; за Фоксом — Персивал, бледная копия Питта; за Веллингтоном — Грей, бледная копия Фокса; за Греем — Веллингтон; за Веллингтоном — Мелбурн, бледная копия Грея; за Мелбурном — вновь Веллингтон под именем Пиля; за Пилем — вновь Мелбурн под именем Рассела; за Расселом — Дерби, суррогат Пиля; за Дерби — снова Рассел. Почему бы Пальмерстону, узурпировавшему место Рассела, не быть смененным в свою очередь Дерби?
301
Заглавие дано по записной книжке Маркса за 1858 год.
302
Намек на возникший в октябре 1856 г. конфликт между английскими представителями и местными китайскими властями в Кантоне. Главная роль в конфликте с китайской стороны принадлежала мандарину генерал-губернатору Е Мин-шэню, который противился незаконным требованиям англичан. Конфликт послужил предлогом для второй захватнической «опиумной» войны в Китае, начатой правительством Пальмерстона. Агрессивную внешнюю политику правительства приветствовала жаждавшая новых рынков сбыта английская буржуазия, что дало возможность Пальмерстону, представителю английской аристократической олигархии, диктовать в течение почти десятилетнего периода (1855–1858 и 1859–1865) внутреннюю и внешнюю политику буржуазной Англии.
Карбонарии — участники тайного политического общества в Италии, возникшего в начале XIX в. и положившего начало итальянскому национально-освободительному движению. Карбонарии ставили своей целью изгнание чужеземных захватчиков и ограничение абсолютизма.
Если в Англии и имеется какая-нибудь новая сила, способная положить конец старинной рутине, примером которой служит этот последний обмен местами между достопочтенными джентльменами, сидящими по одну сторону палаты, и достопочтенными джентльменами, находящимися по другую ее сторону [303] ; если и есть какой-либо человек или группа лиц, способные выступить против традиционного правящего класса и занять его место, то миру они еще не известны. В одном, однако, не может быть никакого сомнения, а именно в том, что правление тори гораздо более благоприятно для всякого движения вперед, нежели любое другое правление. В течение последних пятидесяти лет все широко распространенные движения либо возникали, либо завершались при торийских правительствах. Торийское министерство провело билль об эмансипации католиков [304] . При торийском министерстве стало непреодолимым движение в пользу парламентской реформы [305] . Введение подоходного налога, — который при всей своей нынешней нелепой форме содержит все же зародыш пропорционального обложения, — является делом рук торийского министерства. Деятельность Лиги против хлебных законов, слабая и робкая при правительстве вигов, достигла революционного размаха при торийском министерстве; и в то время как Рассел даже в самых смелых своих дерзаниях никогда не отваживался идти дальше твердых пошлин, столь же умеренных, как и он сам, Пилю ничего не оставалось, как предать хлебные законы могиле всех Капулетти [306] . И именно тори опростонародили, так сказать, аристократию, влив в нее для подкрепления ее энергии плебейскую силу и талант. Благодаря тори, Каннинг, сын актрисы, властвовал над старой земельной аристократией Англии; так же властвовал над ней Пиль, сын хлопкопрядильного фабриканта-выскочки, бывшего когда-то ткачом, работавшим на ручном станке; так властвует над ней и Дизраэли, сын простого литератора и вдобавок еврей. Сам лорд Дерби превратил сына мелкого лавочника из Льюиса в лорда-канцлера Англии под именем лорда Сент-Леонардса. Виги, в свою очередь, всегда оказывались достаточно сильными, чтобы прятать свои плебейские креатуры за мишурными декорациями или надменно и оскорбительно отбрасывать их. Брум, душа движения за парламентскую реформу, был обезврежен тем, что был возведен в лорды, а Кобдену, главе Лиги против хлебных законов, те самые виги, которых он вновь водворил на министерские посты, предложили занять место заместителя министра торговли [307] .
303
В английском парламенте, по давно установившейся традиции, члены кабинета из партии, находящейся у власти,
занимают скамью по правую руку спикера (председателя) палаты общин, а бывшие члены кабинета из партии, составляющей в данный момент оппозицию, — противоположную скамью, слева от спикера.304
Эмансипация католиков — отмена английским парламентом в 1829 г. ограничений политических прав католиков. Католики, большинство которых составляли ирландцы, получили право быть избранными в парламент и занимать некоторые правительственные должности-одновременно имущественный избирательный ценз был увеличен в пять раз. С помощью этого маневра правящие классы Англии рассчитывали привлечь на свою сторону верхушку ирландской буржуазии и католических землевладельцев, расколов таким образом ирландское национальное движение.
305
Имеется в виду борьба за реформу избирательного права, проведенную английским парламентом в 1832 году (см. примечание 146).
306
Род Капулетти и род Монтекки — две враждующие семьи из трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта».
307
Намек на агитацию Кобдена против хлебных законов в 1845 году. Агитация эта способствовала падению торийского кабинета Пиля. Лидер партии вигов лорд Джон Рассел, которому было поручено формирование нового кабинета, предложил Кобдену занять пост заместителя министра торговли, но Кобден отклонил это предложение. Из-за внутренних противоречий в партии вигов Расселу не удалось сформировать кабинет, и 20 декабря 1845 г. к власти снова пришли тори.
В смысле чисто интеллектуальных способностей новый кабинет легко может выдержать сравнение со своим предшественником. Люди, подобные Дизраэли, Стэнли и Элленборо, без ущерба для себя могут быть противопоставлены людям такого калибра, как г-н Вернон Смит, бывший председатель Контрольного совета, или военный министр лорд Панмюр, уже одна фраза которого «Позаботьтесь о Даубе» [308] способна его обессмертить, или сэр Дж. К. Льюис, воплощение скучного «Edinburgh Review», или даже столь высоконравственным величинам, как лорд-хранитель печати Кланрикард. Фактически Пальмерстон в свое время заменил не только министерство всех партий министерством без партий, но и кабинет всех талантов кабинетом без талантов, кроме своего собственного.
308
Дауб (сокращенное от Dowbiggin) — имя молодого офицера, участника Крымской войны, племянника английского военного министра лорда Панмюра. Фраза «Позаботьтесь о Даубе», употребленная Панмюром в одной из его депеш английскому командованию в Крыму, получила широкое хождение в Англии, как свидетельство того, что военного министра меньше всего беспокоили военные дела своей страны.
Не может быть сомнения, что Пальмерстон даже и не подозревал о том, что его падение окончательно. Он был уверен, что лорд Дерби и на этот раз, как во время Крымской войны, откажется от поста премьер-министра. Тогда к королеве был бы вызван Рассел, и так как большая часть его собственной армии служила при Пальмерстоне, а большинство враждебной армии стояло под знаменем Дизраэли, то Расселу пришлось бы отказаться от надежды образовать кабинет, тем более, что, будучи вигом, он не мог бы прибегнуть к «крайней мере» — к роспуску парламента, избранного под знаменами вигов. Возвращение Пальмерстона к власти после недели колебаний стало бы, таким образом, неизбежным. Этот тонкий расчет был сведен к нулю согласием Дерби. Неизвестно, долго ли останется у власти министерство тори. Может быть, они продержатся несколько месяцев, пока не будут вынуждены прибегнуть к роспуску парламента — мероприятию, которое они непременно должны будут осуществить, прежде чем окончательно откажутся от власти. Но два обстоятельства для нас совершенно несомненны, а именно, что правление тори будет ознаменовано внесением весьма либеральных законопроектов в области социальных реформ (чему ручательством служит деятельность лорда Стэнли до сего времени и билль сэра Джона Пакингтона о народном образовании) и, главное, что они внесут весьма полезную и благотворную перемену во внешнюю политику. Правда, многие поверхностные наблюдатели и публицисты утверждают, что падение Пальмерстона не нанесет большого удара Луи-Наполеону, так как, мол, некоторые члены нового торийского министерства состоят в хороших личных отношениях с французским деспотом и Англия находится не в таком положении, чтобы вести войну с могущественной континентальной державой. Но именно потому, что Англия не в состоянии предпринять новую войну, мы считаем в высшей степени знаменательным ее ответ на грубые угрозы и наглые требования сатрапов Луи-Наполеона. Независимые либералы в парламенте, отражая несомненные и ясно выраженные настроения нации, ответили на депешу Валевского провалом пальмерстоновского билля о заговорах [309] вовсе не потому, что Малмсбери и Дизраэли должны были вступить в министерство. Лорд Дерби может оступиться и пасть, но решение принять поправку Милнера Гибсона [310] останется и принесет свои плоды, несмотря ни на что.
309
После покушения итальянского революционера Орсини на Луи-Наполеона граф Валевский, министр иностранных дел Франции, послал английскому правительству депешу от 20 января 1858 г., в которой от имени французского правительства в резком тоне выражал недовольство тем, что Англия предоставляет убежище французским политическим эмигрантам. Валевский откровенно намекал в своей депеше на необходимость принять против этого надлежащие меры. Депеша Валевского послужила Пальмерстону поводом для внесения в палату общин билля о заговорах (см. примечание 296).
310
Поправка члена парламента либерала Милнера Гибсона, предложенная им во время второго чтения билля о заговорах в феврале 1858 г., осуждала правительство Пальмерстона за то, что оно не дало должною ответа на резкую депешу Валевского. Поправка явилась фактически вотумом недоверия правительству; приняв ее большинством голосов, палата общин отвергла билль и принудила правительство Пальмерстона уйти в отставку.
Мы не верим в сколько-нибудь искренний и длительный союз между британским торизмом и французским бонапартизмом.
Против этого восстают внутренние побуждения, традиции и стремления обеих сторон. Мы не считаем возможным, чтобы новый кабинет вновь вернулся к пальмерстоновскому биллю о заговорах и стал настаивать на его проведении, о чем с такой уверенностью говорят парижские газеты. Если он это и сделает, то не раньше, чем даст ответ Валевскому и де Морни в духе Питта и Каслри. При всех своих недостатках торизм должен сперва изменить свою природу, прежде чем он согласится изменять законы Англии по указке Бонапарта.
Впрочем, предположение о том, что в недалеком будущем между обоими правительствами произойдет разрыв, не умаляет значения недавно принятого решения. По нашему мнению, наиболее важной стороной этого решения является то, что оно перед лицом Европы провозглашает, что Британия перестала играть роль подручного императорской Франции. Так это воспринято в Брюсселе, в Турине и даже в Вене; так же это будет скоро воспринято в Берлине, Мадриде и Санкт-Петербурге. Англия, которая так долго была тюремщиком первого Наполеона, демонстративно отказалась играть дальше роль приспешника при его наследнике [311] .
311
Далее следуют абзацы, добавленные редакцией «New-York Daily Tribune»: «Благодаря этому все столицы Европы вздохнули свободнее; каждый либерал чувствует уверенность в том, что день, когда победоносно поднимется народ, теперь гораздо ближе, нежели месяц тому назад. В подтверждение мы процитируем одно место из речи выдающегося оратора Англии и одного из ее наиболее многообещающих государственных деятелей, долгое время бывшего близким другом сэра Роберта Пиля, — г-на Гладстона, представителя Оксфордского университета; во время длительных прений, в результате которых Пальмерстон был свергнут, Гладстон сказал:
«Наше время — тяжелое время для свободы. Мы живем в XIX веке. Мы толкуем о прогрессе; мы верим, что идем вперед; однако наблюдательный человек, следивший за европейскими событиями последних лет, не может не заметить, что хотя движение и существует, но это — движение по нисходящей линии и вспять. Есть немного мест, где еще существуют и процветают учреждения, вызывающие наше сочувствие. Но это — второстепенные места, можно сказать, настоящие захолустья Европы в отношении их материального значения, хотя я уверен, что их моральное значение обеспечит им долгое процветание и благоденствие. Однако в настоящее время, более чем когда-либо, ответственность ложится на Англию; и уж если она ложится на Англию, на ее принципы, на ее законы, на ее правителей, то я заявляю, что любой законодательный акт, утвержденный данной палатой общин, этим главным оплотом свободы — акт, который будет пытаться установить моральную солидарность между нами и теми, кто стремится укрепить свое положение репрессиями, — нанесет удар и поставит в трудное положение священное дело свободы во всех странах мира. (Бурные аплодисменты.)»
Заметьте, что лорд Дерби настойчиво просил г-на Гладстона принять очень высокий пост в своем кабинете и что в недавнем прошлом не было премьера и едва ли окажется таковой в ближайшем будущем, который не был бы рад разделить с Гладстоном самую серьезную ответственность».
Написано К. Марксом 26 февраля 1858 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5272, 15 марта 1858 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
ЗНАМЕНИЯ ВРЕМЕНИ
Париж, 11 марта 1858 г.
В ночь на субботу 6 марта произошел небольшой республиканский мятеж в Шалоне на Соне; в ночь на среду 10 марта состоялось собрание заговорщиков в этом городе; начиная с 24 февраля, то есть с десятой годовщины февральской революции, производятся массовые аресты, столь напоминающие по своему характеру алжирские облавы [312] , что во Франции, как заявляет лондонский «Punch», скоро останутся только два класса: заключенные и тюремщики; появился полуофициальный памфлет «Наполеон III и Англия» [313] , и одновременно в «Moniteur» напечатаны выдержки из переписки Наполеона I; наконец, половина парижан озабочена тем, чтобы обеспечить себе место на казни Орсини, которая до сих пор откладывалась. Относительно заключительного блюда в этом императорском меню следует заметить, что, благодаря стечению обстоятельств, которые мало кому известны, вопрос о том, чтобы Орсини «был отправлен к праотцам», как цинично выражаются кокни [лондонские обыватели. Ред.], принял в еще большей степени роковой оборот, чем даже казнь участников бунта в Бюзансе при Луи-Филиппе [314] . Тогда буря народного негодования разыгралась потому, что это кровавое дело, — хотя оно было осуществлено посредством суда, в соответствии со всеми формальностями французского закона, — обнажило самые отвратительные черты лицемерного царствования Луи-Филиппа. Герцогу Пралену был прописан вместо лекарства яд, дабы он мог избежать позорной смерти обычного уголовного преступника [315] , между тем как emeutiers [участники бунта. Ред.], полумертвые от истощения крестьяне, совершившие убийство непредумышленно, под влиянием голода, во время стычки, вызванной увозом зерна, были безжалостно переданы в руки палача. Напротив, Орсини мужественно признал свое участие в покушении и всю ответственность взял на себя. Он был осужден на основании закона, и какую бы симпатию ни питали к нему массы парижского населения, участь его сама по себе не содержит чего-либо, особенно дискредитирующего Вторую империю. Однако если принять во внимание ряд обстоятельств, сопровождающих это дело, то оно представится в совершенно ином виде. На протяжении всей судебной процедуры любопытство Парижа было возбуждено необычным ведением ее, не имеющим прецедентов в летописях политических процессов Франции.
312
Имеются в виду зверства французских колонизаторов в отношении арабских племен в период захватнической войны Франции в Алжире (см. примечание 110).
313
«L'Empereur Napoleon III et l'Angleterre». Paris, 1858 («Император Наполеон III и Англия». Париж, 1858). Памфлет был написан Л. Э. Ла Героньером и издан анонимно.
314
Речь идет об имевшей место в начале 1847 г. в г. Бюзансе (Центральная Франция, департамент Эндр) расправе правительственных войск с голодающими рабочими (жителями окрестных деревень), совершившими нападение на продовольственные склады, которые принадлежали спекулянтам. События в Бюзансе вызвали жестокие правительственные репрессии: несколько непосредственных участников событий были казнены, многие другие приговорены к каторге.
315
В августе 1847 г. маршал Франции герцог Прален убил свою жену. Это преступление высокопоставленного лица вызвало возмущение широких кругов французского общества. Внезапная смерть герцога через несколько дней после похорон жены рассматривалась французской прессой как самоубийство.