Собрание сочинений. Том 12
Шрифт:
Тем временем разочарования Бонапарта в области внешней политики усиленно толкают его на путь террора внутри страны. Каждая неудача, которую он терпит вовне, выдает шаткость его положения и питает надежды его противников, а это неизбежно влечет за собой новые проявления так называемой «твердой правительственной власти». Между тем число этих внешних неудач значительно увеличилось в течение последних недель. Прежде всего имела место крупная неудача в отношении Англии [319] . Затем даже Швейцария, хотя она и сделала ряд весьма трусливых уступок, набралась храбрости и запротестовала против дальнейших мер, которые навязывались ей самым бесцеремонным образом. Швейцарскому союзу было официально заявлено, что если окажется необходимым, то французские пехотные полки вступят в его пределы и выполнят те полицейские обязанности, которые не в состоянии выполнить сама швейцарская полиция. Тут даже г-н Керн счел необходимым потребовать свои паспорта, и французскому правительству пришлось уступить. Бельгия, изменившая под диктовку Бонапарта свой закон [320] , отклонила требование Бонапарта о высылке генерала Шангарнье. Комиссия пьемонтской палаты, которой было поручено рассмотреть законопроект о приспособлении сардинских учреждений к idees napoleoniennes [321] , большинством пяти голосов против двух
319
Имеется в виду провал в английской палате общин в феврале 1858 г. так называемого билля об иностранцах (см. примечание 296) и последовавшая за этим отставка правительства Пальмерстона, которое оказывало моральную поддержку режиму Наполеона III и одобряло внешнюю политику Второй империи.
320
Речь идет о конвенции, заключенной между Францией и Бельгией 22 сентября и ратифицированной 11 октября 1856 года. Конвенция ограничивала право Бельгии предоставлять убежище политическим эмигрантам, обвиняемым в покушении или убийстве иностранных государей либо членов царствующих фамилий.
321
Намек на книгу Луи Бонапарта «Наполеоновские идеи», вышедшую в Париже в 1839 году (Napoleon-Louis Bonaparte. «Des idees napoleoniennes». Paris, 1839). В книге восхвалялись принципы наполеоновской политики, порядки империи Наполеона I и идеализировалась личность самого императора.
Попасть в смешное положение — это для французского правительства самый верный путь к тому, чтобы уничтожить себя. Бонапарт сознает, в каком смешном свете выставили его последние неудачные попытки разыграть роль диктатора Европы. Чем более жалкой становится его позиция в Европе, тем острее он чувствует необходимость казаться грозным внутри Франции. Вследствие этого господство террора прогрессивно возрастает. Генерал Эспинас, поставленный во главе министерства внутренних дел, имеет теперь подкрепление в лице бывшего гусарского полковника г-на Буаттеля, стоящего во главе префектуры полиции. «Continental Review» [322] так описывает систему, принятую этими военными приспешниками Второй империи:
322
«The Continental Review» («Континентальное обозрение») — английский еженедельный буржуазный журнал, выходил в Лондоне в 1858–1859 годах.
«Они взяли старые списки лиц, которые после волнений 1848 и 1851 гг. были признаны полицией опасными, — и стали по этим спискам производить массовые аресты как в Париже, так и в департаментах. Все это было сделано без какого бы то ни было расследования вопроса о том, давали или не давали с тех пор эти лица поводы для предъявления им каких-либо обвинений; последствия получились самые тяжелые. Так, ряд почтенных граждан, увлеченных в 1848 г. порывом, охватившим всю нацию, и сочувствовавших передовым идеям, но затем вовсе оставивших политику, причем многие из них теперь уже отцы семейств и усердно занимаются торговлей, — были оторваны полицией от своих занятий и вырваны из среды своих семейств. Все эти общеизвестные факты показывают, как мало оснований имелось для арестов и насколько отсутствовала даже видимость законности или необходимости проводимого террора. Среди лиц, которых агенты полиции пытались арестовать, встречались такие, которые уже не менее шести лет находились вне Франции и, следовательно, не могли совершить никакого проступка; тем не менее, если бы они оказались в этот момент во Франции, они неминуемо были бы брошены в тюрьму якобы в интересах «общественной безопасности». Мало того, были даже случаи, когда полиция являлась с целью ареста в дома таких лиц, которые умерли несколько лет тому назад. Их имена значились в списках лиц, арестованных когда-то прежде (причем многие из них были арестованы в свое время просто потому, что оказались на улице среди толпы, что и было их единственным преступлением). Таким образом, ясно, что полиция ведет борьбу не против виновных, а против подозрительных, и способ, при помощи которого выполняется этот закон, сам по себе оправдывает название, данное ему общественным мнением. В департаментах дело обстоит приблизительно так же, как в Париже. Списки подозрительных были составлены администрацией, и горе тем, кто на последних июньских выборах отважился выступить против кандидатов, рекомендованных префектом, а также тем, кто, считая конституцию, избирательный закон и циркуляры министра внутренних дел чем-то действительно реальным, вообразил, что можно принимать меры для избрания кандидатов по своему выбору. Эти кандидаты теперь рассматриваются как наихудшие преступники и должны быть либо очень богатыми и очень влиятельными, либо пользоваться покровительством сильных друзей, чтобы избежать мести тех чиновников, которым они стали поперек дороги. Среди лиц, арестованных в провинции, значится имя генерала Курте, который был в 1848 г. главнокомандующим парижской национальной гвардии, но последние девять лет жил в полном уединении в деревенской усадьбе в департаменте Алье, вдали от общества, от политики и общественных дел».
При такой системе «общественной безопасности», при судорогах торгового кризиса, ставшего хроническим, французская буржуазия будет скоро доведена до такого предела, когда революция будет представляться ее сознанию как нечто необходимое для «восстановления доверия».
Написано К. Марксом 18 марта 1858 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5287, 1 апреля 1858 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКС
МИССИЯ ПЕЛИСЬЕ В АНГЛИИ
Париж, 27 марта 1858 г.
Самое трудное положение для правителя — это положение штатского человека во главе деспотического военного государства. На Востоке эта трудность более или менее устраняется тем, что деспота превращают в бога: теократический характер такой власти не позволяет ставить правителя на одну доску с его воинами. В императорском Риме обожествление императоров не давало такой же защиты, но вытекало из той же необходимости. Итак, Луи Бонапарт — штатский, хотя он и написал историю пушки [323] ; но он не может воспользоваться римским прецедентом. Отсюда все увеличивающиеся трудности его положения. По мере того как для Франции становится все более невыносимым ярмо армии, армия становится все смелее в своем стремлении запрячь в это ярмо Бонапарта. После 10 декабря [324] Бонапарт мог тешить себя мыслью, что он — избранник крестьянства, то есть подавляющего большинства французского народа. Со времени покушения 14 января он знает, что существует только милостью армии. Поскольку он был вынужден открыто признать, что он правит посредством армии, совершенно естественно, что армия пытается
править посредством его самого.323
Louis-Napoleon Bonaparte. «Histoire du canon dans les armees modernes». Paris, 1848 (Луи-Наполеон Бонапарт. «История пушки в современных армиях». Париж, 1848).
324
10 декабря 1848 г. Луи Бонапарт был избран президентом Второй республики.
Разделение Франции на пять пашалыков было поэтому лишь прелюдией к назначению Эспинаса министром внутренних дел. Затем последовало назначение главой парижской полиции г-на Буаттеля, который в 1830 г. был унтер-офицером и служил в одном полку с г-ном де Персиньи в Ла-Фере; когда разразилась июльская революция, он пытался заставить своих товарищей кричать: «Vive Napoleon II!» [ «Да здравствует Наполеон II!» Ред.]. Возвеличение Буаттеля сопровождается назначением Пелисье, герцога Малаховского, представителем его императорского величества при сент-джемсском дворе. Это назначение есть не что иное, как комплимент армии и угроза по адресу Англии. Правда, «Moniteur» пытается представить его как комплимент Джону Булю, но Вейо из «Univers» [325] , который, как известно, имеет свои petites et grandes entrees [права бывать на официальных приемах и запросто. Ред.] в Тюильри, предсказывал это событие в злобной статье, в которой была такая многозначительная фраза:
325
«L'Univers religieux, philosophique, politique, scientifique et litteraire» («Мир религии, философии, политики, науки и литературы») — французская клерикальная газета, основана в Париже в 1833 году; в 50-х годах поддерживала политику Бонапарта.
«Гордость Англии уязвлена, и уязвлена уже давно. Рана была нанесена ей в Крыму, под Альмой, под Инкерманом, на Малаховом кургане, повсюду, где французы были первыми на поле боя и глубже всех проникали в расположение неприятеля. Сент-Арно, Боске, Канробер, Пелисье, Мак-Магон — вот люди, которые уязвили гордость Англии».
Словом, Наполеон III отправил в Лондон своего Меншикова, от которого, кстати сказать, он даже рад на некоторое время отделаться, поскольку Пелисье занял фрондерскую позицию, как только было отменено его назначение главнокомандующим пяти пашалыков. Когда эта новость стала известна, парижская биржа немедленно реагировала понижением.
У Пелисье немало предлогов мстить Англии. В 1842 г., выступая перед своими избирателями в Тивертоне, Пальмерстон публично заклеймил его, назвав чудовищем, и подал сигнал для всеобщего поношения его в лондонской прессе. После Крымской войны генерал де Лей-си Эванс более чем прозрачно намекнул в палате общин, что Пелисье был главным виновником тех позорных неудач, которые постигли английскую армию под Севастополем. Британская пресса также весьма грубо обошлась с ним, комментируя намеки генерала Эванса. Наконец, сам Пелисье на одном банкете в честь генералов Крымской войны попросту присвоил французскому оружию всю славу этой войны — если можно говорить о славе, — даже не удостоив упоминанием сотрудничество Джона Буля. В отместку за это лондонская пресса снова раскритиковала Пелисье. Кроме того, Пелисье, как известно, и по своему характеру не способен играть роль того персонажа из греческой мифологии, который один умел излечивать им же нанесенные раны [326] . И все же мы не можем согласиться с мнением тех лондонских газет, которые, взвинчивая себя до римских настроений, советуют консулам быть настороже, «ne republica detrimenti capiat» [ «дабы республика не потерпела ущерба». Ред.]. Пелисье — это запугивание, но это не война. Его назначение — это просто-напросто coup de theatre [театральный трюк. Ред.].
326
Имеется в виду Ахиллес. Согласно древнегреческой мифологии, только он один мог исцелить раны, нанесенные им Телефу, сыну Геракла.
Широкая канава, отделяющая perfide Albion [коварный Альбион. Ред.] от la belle France [прекрасной Франции. Ред.], — это французская Lacus Curtius [327] , но Бонапарт не романтический юноша, готовый броситься в пропасть и погибнуть ради того, чтобы закрыть ее зияющую пасть. Никто во всей Европе лучше его не знает, что его непрочная власть зависит от союза с Англией, но для мстителя за Ватерлоо эта истина — роковая, и ему приходится всеми правдами и неправдами скрывать ее от своих вооруженных приспешников, жестоко браня Джона Буля, а самый союз, навязанный Францией и принятый Англией, представлять в форме вассальной зависимости.
327
Lacus Curtius (Пропасть Курция) — так было названо место на территории римского форума, где, согласно преданию, образовался провал от землетрясения, который закрылся лишь после того, как в него бросился, жертвуя собой, юноша-римлянин Курций.
Такова опаснейшая игра Бонапарта, которая может приблизить его конец, между тем как ее цель — отодвинуть этот конец. Если Пелисье не удастся его миссия запугивания — а это наверное так и будет, — то последняя карта окажется битой, и театральные представления придется заменить реальными действиями, иначе Бонапарт предстанет перед своей армией как разоблаченный обманщик, который прячет за наполеоновской внешностью жалкую фигуру лондонского констебля 10 апреля 1848 года [328] .
328
Намек на участие Луи Бонапарта в отрядах специальных констеблей (полицейских), навербованных английским правительством для расправы над чартистами. Эти отряды сыграли значительную роль в срыве чартистской демонстрации 10 апреля 1848 г., целью которой была подача в парламент третьей петиции о принятии Народной хартии.
Собственно говоря, только союз с Англией и дал возможность племяннику некоторое время копировать дядю. Тесная связь между Англией и Францией, нанеся смертельный удар Священному союзу и сведя на нет европейское равновесие, естественно, придала Бонапарту, представителю этого союза на континенте, вид вершителя судеб Европы. Пока война с Россией и внутреннее состояние Франции допускали это, он с радостью довольствовался таким скорее символическим, нежели реальным господством. Но с тех пор, как в Европе царит мир, а во Франции царит армия, положение совершенно изменилось. Теперь армия требует, чтобы он, как истинный Наполеон, показал, что он является диктатором Европы не по доверенности Англии, а вопреки Англии. Отсюда и его затруднения. С одной стороны, он запугивает Джона Буля, с другой — внушает ему намеками, что не питает-де по отношению к нему никаких злых умыслов. Он скорее даже умоляет Джона Буля из вежливости сделать вид, будто он боится мнимых угроз своего «августейшего союзника». Но это как раз самый верный путь к тому, чтобы придать Джону Булю твердости; Джон Буль понимает, что не рискует решительно ничем, становясь в позу героя.