Собрание сочинений. Том 1

— Да что вы напали на меня! — сердито возражал Омельченко. — За пятнадцать лет не вырастил такого, как сам! А если нету таких?

— Вот, вот! Какое самомнение! Культ собственной личности.

— Да погодите, я себя не превозношу, я просто хочу сказать, что в природе не бывает двух людей, в точности похожих друг на друга.

— А мы не требуем, чтобы твой заместитель был такой же рыжий, как ты, и ростом с тебя — великан. Пусть черненький и маленький, пусть рябой, косой, лысый, кучерявый, лишь бы дело в колхозе повел не хуже.

— Да как же я могу поручиться за кого бы ни было, что он будет не хуже меня работать?..

— А надо, чтобы смог поручиться! Без такой уверенности в заместителях нам и жить нельзя.

Омельченко, обороняясь от Чугуева, напал на меня:

— А вы-то чего к Николаю Егорычу подпрягаетесь? Оглянитесь на свой Союз писателей! У вас-то каково насчет смены? Хуже еще, чем в колхозах! Много выдвинули вы новых Чеховых, Горьких?

— Ого! — воскликнул со смехом Чугуев. — Да ты зазнался, Кирилл Петрович! С Горьким себя равняешь?

— Не равняю, но, по-моему, и в литературе можно так вопрос поставить: каждый знаменитый писатель обязан вырастить себе на смену из молодых хотя бы одного такого, который бы не хуже его книжки сочинял!

Собственно, трудно было сразу возразить Омельченко. Поскольку речь зашла о талантах, в чем же особые трудности «выдвижения» новых талантов в писательском деле? И являются ли литературные дарования в природе более редкими, чем, скажем, большие организаторские таланты?..

Но Омельченко пошел уже в контратаку и на Чугуева.

— А ты-то сам, Николай Егорыч, вот уже пятый год работаешь у нас. Если заберут в Москву заместителем министра культуры, на кого оставишь район? Как думаешь, второй секретарь товарищ Бугров справится за тебя?..

Чугуев прокашлялся и нетвердым голосом — заметно было, что кривит душой, лишь бы не проиграть в споре, — ответил:

— Справится, конечно.

— Ой ли?..

— Был у тебя, Кирилл Петрович, хороший заместитель, не хуже тебя повел бы дело, да упустил ты этого человека, — вмешался в разговор один из слушателей нашей беседы и тем выручил Чугуева и меня.

— Кто был?

— Румянцев, агроном, который потом в МТС ушел, а сейчас в Селищах колхоз поднимает.

По лицу Омельченко пробежала тень. Упоминание о Румянцеве было ему, видимо, неприятно.

— Вот и хорошо, что отдали мы его. Из наших кадров — на помощь другим. В Селищах тоже нужен способный председатель.

— Зачем ему агроном? — подал голос еще кто-то из делегатов совещания, собравшихся вокруг нас. — Омельченко сам себе агроном.

— Ты такое скажешь, Васьков! — обернулся Омельченко. — Будто я агрономов не признаю, выживаю их из колхоза. Что ж, у меня нет сейчас агронома? Есть агроном.

— Это Пучинкин-то? Ну, какой он агроном! Мальчик на побегушках.

— Вот Румянцев — то был агроном! Готов был головою отвечать за урожай, но и требовал, чтоб не мешали ему. Уж если скажет: вот так нужно! — ничем его не собьешь. С тобой ему, конечно, трудновато было.

— Не ужились вы с ним. Два медведя в одной берлоге.

— Вот еще что, видишь, отражается на воспитании заместителей! «Два медведя»!..

Зазвонил настойчиво звонок из президиума, перерыв окончился. Делегаты, докуривая и бросая в урны папиросы, пошли в зал, стали рассаживаться по своим местам.

Этот разговор на совещании передовиков сельского хозяйства, в полушутливой форме о серьезных вещах, долго не выходил у меня из головы. Неужели действительно появление и рост новых талантов — дело зависящее только «от природы», и ничем ему нельзя помочь? Нет, нельзя согласиться с этим!

Инициатива… Много ли мы за последнее время пишем о ней. Разумная инициатива масс и руководящих работников в сочетании с государственной дисциплиной и социалистическим планированием. Возможно ли такое сочетание? Конечно, возможно. В боевых действиях войск на фронте инициатива командиров уживается ведь с подчинением единому стратегическому плану операции.

Но на чем может человек проявить инициативу? Только на самостоятельном ответственном деле. Нельзя сделать человека парашютистом путем чтения лекций о парашютном спорте, не заставив его ни разу выпрыгнуть из самолета с парашютом. Конечно, поначалу, при неудачном приземлении, не обойдется и без синяков.

Я знал одного секретаря обкома партии, который сам был настолько инициативен, что и крошечного места не оставлял возле себя для инициативы других. Как говорится, «яблоку негде было упасть» от его инициативы. И получалось, что он — сам, быть может, того не сознавая — глушил инициативу своих помощников и специалистов. И это происходило, как ни странно, не от бюрократизма и консерватизма, а от его собственной могучей неуемной инициативы — одного из лучших, в общем, человеческих качеств.

Будучи очень энергичным по натуре, он успевал раньше других подумать обо всем решительно, что входит в круг деятельности отделов обкома, Управления сельского хозяйства, промышленных трестов и всех остальных областных учреждений. Раньше других — это, конечно, еще не значит — лучше других. Но дождаться глубоко обдуманных, обоснованных предложений от специалистов у него просто не хватало терпения. А потом, когда вспыхнувшая в его голове мысль становилась уже увлечением и весь аппарат обкома начинал работать над ее претворением в жизнь, спорить с ним было трудно.

Он был на видном посту, ему вполне хватило бы славы руководителя большой партийной организации и уважения, воздаваемого ему по этой должности. Он был первым секретарем обкома. Но ему, вероятно, хотелось быть первым буквально во всем. Однажды, вместо того чтобы дать задание конструкторам срочно изготовить приспособление к комбайну для подъема полегших хлебов, он заперся на три дня в своем кабинете, велел доставить ему нужные материалы и инструменты и сам, тряхнув старыми познаниями в области механики и слесарного дела, изготовил модель подъемника. Подъемник удался, и его даже передали для выпуска на местные заводы. Патент на него он, конечно, не взял. Он достаточно вознаградил себя тем, что продемонстрировал свою модель на совещании конструкторов и постыдил их за неповоротливость и незнание нужд колхозов.

Коммунисты невесело шутили: «Вениамин Павлович подает нам пример «совмещения профессий»: он и секретарь обкома, и секретарь горкома, и главный агроном области, и начальник всех строек, и художественный руководитель театра, и главный архитектор города, и редактор областной газеты. Комсомол и пионерскую организацию только не подменил — возраст не позволяет».

Есть начальники, с которыми трудно приходится бездельникам, а людям деловым и творческим легко и радостно работать. Есть и такие, приноровившись к которым, бездельники благоденствуют, а хорошим работникам приходится туго. С Вениамином Павловичем трудно было и тем и другим. Не доверял он людям, слишком низкого был мнения о способностях своих помощников и считал, что все они годны лишь для роли простых исполнителей.