Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьба

– Ну, хватит, – проговорил Степан и вытолкал инвалида из пролетки.

Три дня Лёшка не сводил восхищенных глаз со Степана. Потом солдат снова уехал на фронт.

А еще через день исчез Лёшка. Обыскались Зыковы, а его нет и нет, словно и на земле не жил.

Глава четвертая «Агитатор»

На фронте

Войска полковника Громолысова занимали участок фронта от села Дудницы до реки Рыськи. В Дудницах был штаб. А сразу же за селом начинались проволочные заграждения. Затейливо петляя по лугу, они переходили на правый, чуть возвышенный берег реки и терялись в дубовой роще.

Полк занял оборонительный рубеж еще осенью прошлого года и с той поры стоял без всякого движения. Солдаты привыкли и к Рыське, и к Дудницам, и к тому затишью, которое держалось вот уже около года. Тут они перезимовали, тут встретили весть о свержении царя, перемесили весеннюю грязь и дождались лета.

Еще с весны солдаты заговорили о мире, о земле, о скором возвращении домой к женам и детям. Однако война не кончалась. Не решался вопрос и с землей. К лету дисциплина в полку Громолысова заметно упала. Солдаты уже без прежнего почтения относились к офицерам и к самому полковнику. В окопах роптали на жизнь, на Временное правительство и все чаще поговаривали о том, что пора-де Громолысову показать дулю, бросить ружья, а самим – по домам. Обстановка в полку накалялась.

Разное бывало в полку, а вот такое случилось впервые: в один из июньских дней адъютант командира полка, прапорщик Лещ, доложил полковнику Громолысову о необычайном происшествии, случившемся на их участке фронта, – в окопах появился мальчик, назвался Лёшкой.

– Мальчик? – переспросил Громолысов.

– Так точно, – ответил Лещ.

– Немедля отправить с фронта, – распорядился полковник.

– Слушаюсь.

Лёшку отправили.

Однако прошел день, и прапорщик снова докладывал командиру полка о появлении мальчика.

– Еще один?! – удивился полковник.

– Нет. Тот самый.

– Вот как! Вы что же, его не отправляли?

– Отправил.

– Так что же?

– Так он обманул сопровождающих солдат и начальника станции и снова вернулся.

Тогда Громолысов распорядился привести Лёшку. Он долго смотрел на щуплую, поджарую фигурку мальчика, на большие, горящие возбуждением и упрямством глаза, наконец произнес:

– Патриот, значит. Защитник Отечества!

Прапорщик Лещ хихикнул.

– Я хочу сбить германский аэроплан, – проговорил Лёшка.

– Аэроплан?!

– Он всё про какого-то Степана Зыкова говорит, – произнес Лещ.

– А кто такой Степан Зыков?

– Полный георгиевский кавалер! – выпалил Лёшка.

– Ах, вот оно что! – Полковник задумался. – Значит, ты за войну. До полной победы!

– Я хочу германский аэроплан, – повторил мальчик.

Лещ снова хихикнул. Однако Громолысов строго посмотрел на своего адъютанта, потом перевел взгляд на Лёшку и, к превеликому удивлению Леща, отдал приказ оставить мальчишку на фронте.

– Пусть покрутится среди солдат, – проговорил полковник. – Для нас и такой агитатор – клад.

– Агитатор! – хихикнул прапорщик Лещ.

В обозной команде

Ружья Лёшке не дали. Приписали в обозную команду, к походной кухне.

– Да ты, – говорил Пятихатка, полковой повар, – не горюй. Старайся, так, может, и ружье дадут, и в разведку посылать станут.

И Лёшка вовсю старался. Он колол и пилил дрова, размешивал длинным черпаком кашу, до блеска надраивал котлы. А вечерами они с дядей Акимом укладывались под колеса походной кухни, и мальчик приставал с расспросами. Начал с аэропланов.

– Летают, – отвечал Пятихатка. – Только я всего раз их и видел. Аккурат летом прошлого года. А зачем тебе аэроплан?

Лёшка не ответил и тут же полез с новым вопросом:

– А за что кресты дают, дядя Аким?

– За разное, – неохотно ответил солдат.

– А за что – за разное? – не отставал Лёшка.

– За пленение германского офицера, – стал перечислять Пятихатка, – за спасение полкового знамени, за вынос с поля боя раненого командира. За разное дают. Только ведь его и заслужить непросто. Жди ты, пока тебе германский офицер дастся. А знамя, так ведь оно и всего одно на весь полк… Ты что же, по своей воле на фронт? – спросил неожиданно кашевар.

– Я крест хочу, – проговорил Лёшка.

– Эна оно чего! Ну, ну, жди ты этого самого креста. Может, тебе, как особо важной персоне, и дадут. Только вот я третий год на войне, да всё ни при крестах, ни при медалях.

– Так вы же, дядя Аким, при кухне.

Пятихатка обиделся.

– Дура, – сказал он и задрал край рубахи.

Лёшка увидел красный рубец, перехвативший солдатский бок. Мальчик поморщился и отвернулся.

– Нет, – проговорил солдат, – смотри. Знай, что на войне всюду пекло. – И опять повторил: – Дура.

Каждый день мальчик запрягал мерина, и они с дядей Акимом ехали к передовой, почти к самым окопам, кормить солдат. Собирались солдаты, начинались шутки.

– Генерал, генерал приехал! Аккурат для войны у тебя самое подходящее орудие, – смеялись солдаты над Лёшкиной кухней.

– Хватит! – обрывал балагуров Пятихатка. – Чего привязались? Получил кашу – и будь здоров. Давай следующий.

Прошло несколько дней, и солдаты привыкли к Лёшке. Смотрят на мальчика – родную деревню, дом вспоминают. Теперь уже мало кто смеялся над Лёшкой, а, наоборот, каждый норовил сказать доброе. И лишь один длиннющий солдат, по фамилии Ломов, поглядывал на мальчика косо, чуть что – гнал с передовой и всё говорил о том, что Лёшку надо немедленно отправить с фронта.

– Чего он? – спросил кашевара Лёшка.

– А что? Правду говорит Ломов. Ты бы и впрямь подумал о доме, – отвечал Пятихатка.

Однако возвращаться Лёшка не собирался. Вечером мальчик ложился на спину и смотрел в высокое звездное небо. И представлялся ему тот день, когда он совершит свой первый подвиг и заработает Георгиевский крест. Утром Лёшка вставал и с еще большим усердием начинал крутиться около кухни.

– Старайся, старайся, – говорил Пятихатка. – Может, и впрямь дадут винтовку, может, и взаправду заработаешь крест.

Не получилось

Мысль о кресте не давала Лёшке покоя. «Легче всего, – рассуждал мальчик, – за спасение русского офицера».

И вот Лёшка стал выбирать себе офицера. Делал умно. Высмотрел поручика Иголкина, командира второй роты. Он и на передовой чаще бывает и весом мал – в случае чего, тащить легче. Стал Лёшка, словно тень, всюду ходить за Иголкиным.

– Ты что это? – как-то спросил поручик у мальчика.

– Я вас с поля боя хочу вынести.

– Как – вынести? – не понял Иголкин.