Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня

Понч все-таки высунул ноги в окошко, дверца отворилась, и он соскользнул на землю, попав сразу в целый каскад узлов и чемоданов. Экипаж остановился у маленького мрачного дома; Понч съежился и с неудовольствием посмотрел на дом. Он стоял среди песчаной дороги, и холодный ветер щипал Понча за ноги.

— Уедем отсюда, — сказал он. — Здесь нехорошо.

Hq мама, папа и Юди также вышли из экипажа, затем оттуда взяли весь багаж и внесли в дом. В дверях стояла женщина в черном и широко улыбалась сухими, потрескавшимися губами. Позади нее стоял мужчина, высокий, костлявый, седой и хромой на одну ногу, а из-за него выглядывал черномазый мальчик лет двенадцати. Понч оглядел всех троих, затем смело пошел к ним, как привык выходить в Бомбее к приходящим к нему играть на веранду.

— Как поживаете? — спросил он. — Я Понч.

Но все занялись багажом, кроме седого господина, который пожал руку Пончу и сказал, что он «славный паренек». Затем Понч забрался на диван в столовой и наблюдал, как кругом бегали и суетились с тяжелыми сундуками и чемоданами.

— Мне не нравятся эти люди, — сказал Понч. — Но ничего. Мы скоро отсюда уедем. Мы нигде не живем долго. Мне хотелось бы только поскорее вернуться в Бомбей.

Желанию этому не суждено было, однако, исполниться. Через шесть дней мама со слезами показывала женщине в черном одежду Понча, что вовсе не нравилось ему.

— Но, может быть, это новая, белая айя, — рассуждал он. — Только почему же я зову ее Антироза, [4] а она не зовет меня сахиб. Она все называет меня Понч, — сообщил он Юди. — Что такое Антироза?

Юди не знала. Ни она, ни Понч никогда не слышали, чтобы кого-нибудь из окружающих называли тетя. Их мир ограничивался папой и мамой, которые все знали, все могли позволить и всех любили, даже Понча и даже тогда, когда он, невзирая на уговоры отца, забивал ногти землей после того, как их только что почистили ему.

4

Aunt Rosa, т. е. тетушка Роза (англ.).

Неизвестно, по каким соображениям Понч находил допустимым существование обоих родителей между ним и женщиной в черном с черноволосым мальчиком, хотя не был доволен обоими последними. Ему понравился только седой человек, который выразил желание, чтобы его называли Онклегарри. [5]

Они кивали друг другу головой при встречах, и седой человек показал Пончу маленький корабль с приспособлением, по которому он скатывался вниз и поднимался вверх.

5

Auncle Garry, Дядя Гарри (англ.).

— Это модель «Бриска» — маленького «Бриска». Она была выставлена в Наварино. — Седой человек говорил торжественным шепотом эти слова и прибавлял мечтательно: — Я расскажу тебе о Наварино, Понч, когда мы пойдем вместе гулять. Только не нужно трогать кораблик, потому что это «Бриск».

Задолго до этой прогулки, первой из многих, совершенных потом, обоих детей разбудили на рассвете холодного февральского дня, чтобы проститься с папой и мамой, которые плакали. Понч был совсем сонный, и Юди капризничала.

— Не забывайте нас, — лепетала мама. — Милый мой маленький сынок, не забывай нас и смотри, чтобы Юди помнила нас.

— Я говорил Юди, чтобы она помнила, — сказал Понч, отворачиваясь от бороды отца, которая щекотала его шею. — Я говорил Юди десять, сорок, тысячу раз. Но Юди еще очень маленькая, совсем крошка, правда?

— Да, — сказал папа, — совсем еще крошка, и ты должен быть добр к ней. Ты должен также поскорее выучиться писать и… и…

Понча положили опять в постель. Юди ужезаснула, а внизу ужеслышался стук колес экипажа.

Папа и мама уехали. И не в Нассик, который был за морем, а куда-нибудь ближе, вероятно, и без сомнения, они должны были вернуться. Они всегда возвращались домой после своих поездок. Конечно, они вернутся и теперь. И Понч проспал спокойно до утра, когда был разбужен черноволосым мальчиком, который сказал ему, что папа и мама уехали в Бомбей и что он и Юди оставлены здесь «навсегда». На протесты Понча ответила Антироза, со слезами подтвердившая, что Гарри говорит правду и что Понч должен быть умницей, встать с постели и одеться. Понч встал и горько плакал вместе с Юди, в хорошенькую головку которой он успел внедрить некоторые понятия о разлуке.

Взрослый человек, увидевший себя покинутым Богом и людьми, лишенный помощи, привычной обстановки и симпатий, в чуждом и новом для него мире, может дойти до отчаяния, встать на ложный путь или даже кончить самоубийством. Ребенок при подобных обстоятельствах не может охватить сознанием всей глубины постигнувшего его несчастья, проклясть Бога и умереть. Он будет выть до головной боли, до тех пор пока не опухнут глаза, пока его нос не сделается совершенно красным. Понч и Юди, брошенные на произвол судьбы, вдруг очутились вне родного им мира. Они сидели посреди комнаты и плакали. Черноволосый мальчик смотрел на них издали. Модель корабля не помогала, хотя седой человек уверял Понча, что он может катать корабль сколько угодно, вниз и вверх. Так же не помогало Юди позволение быть в кухне, сколько захочет. Они знали только, что папа и мама уехали в Бомбей, за море, без них, и горе их было безутешно.

Когда прекратились крики, в доме было все тихо. Антироза решила дать лучше детям выплакаться, а мальчик ушел в школу. Понч поднял голову от пола и мрачно сопел. Юди почти засыпала. Три года жизни не научили еще ее переносить горе с полным сознанием. Где-то на расстоянии прозвучал удар колокола, оставив за собой тяжелый, продолжительный гул в воздухе. Понч слышал такой звук в Бомбее во время муссонов. Это было море — то море, которое нужно переехать, чтобы быть в Бомбее.

— Вставай, Ю! — закричал он. — Здесь близко море! Я слышу его! Слушай! Они там. Может быть, мы еще догоним их. Они не хотели уехать без нас. Они только позабыли.

— Да, — пробормотала Юди. — Они только забыли. Пойдем к морю.

Дверь комнаты была открыта, садовая калитка также.

— Это очень, очень большое место, — говорил Понч, опасливо всматриваясь в лежащую перед ними дорогу. — Но я найду какого-нибудь человека и скажу ему, чтобы он отвез нас домой, — я так делал в Бомбее.

Он взял Юди за руку, и оба побежали без шляп по направлению к морю, откуда доносился звук колокола. Вилла, где они жили, была почти последняя в ряду новых домов, подходивших к полю, окруженному каменным валом и кустарником, где располагались обыкновенно табором цыгане и проводила учения роклингтонская артиллерия. Кругом почти ничего не было, и дети могли быть замеченными только солдатами, строившимися вдали. Более получаса бродили маленькие усталые ножки среди кустарников, картофельных гряд и песчаных дюн.

— Я устала, — сказала Юди. — И мама будет бранить нас.

— Мама никогда не будет бранить нас. Я думаю, она просто у моря, пока папа покупает билеты. Мы их найдем и поедем вместе с ними. Не садись, Ю. Еще немножко, и мы придем к морю. Ю, если ты сядешь, я брошу тебя, — сказал Понч.

Они вскарабкались еще на одну дюну и спустились затем на отлогий берег бесконечного серого моря. Сотни крабов копошились в ловушках на берегу бухты, но никакого следа папы и мамы, не было и корабля на море — ничего, кроме песка и воды на бесконечное количество миль.